Черное и Белое - Жанна Раскита

сбежать в армию понравилась Олегу, ведь тогда, в девяностые,  началась первая чеченская… Они надеялись повоевать… Потом Олег понял, что Андрей предатель. Они подрались, началась бомбежка. С тех пор Мазурин считается погибшим.  Думаю, отец Андрея прилагал массу усилий, чтобы вернуть сына с войны…

Рассказывая это, я то и дело изучала свои ладони, мне все еще казалось, что они в крови.

– Среди боевиков никто не знал, что Мазурин сын богача… Теряев сопровождает останки друга к месту похорон. Потом погибают родители Олега. Не знаю, приложили ли руку партнеры Теряева по бизнесу к его убийству.

– Занятно, – хмыкнул Черкасов.

– Когда Мазурин младший расправился со своей семьей, чтобы получить все их деньги, весть о том, что сестра вышла замуж за Олега нарушила все его планы. Тогда он отправился за помощью к Стругацкому и Остроухову. Эти двое мечтали избавиться от Теряевых. .. Олег был неуязвим. После смерти жены он все понял, и начал играть по правилам Андрея. Сначала убил Остроухова… Если бы я не появилась в его жизни, возможно он был бы жив…

– Это вряд ли, – вставил Черкасов, – его бы взяли федералы. За ним присматривали, кажется…

– Да, любовник Инги, или как  там ее? Иры?

Черкасов кивнул.

– Наверное, это он сделал ту фотографию на вечеринке в Сочи… Мазурин наступал на пятки Олегу после убийства Филиппа. Он раньше меня понял, насколько Теряев дорожит мною.

Мне вновь захотелось плакать, словно от облегчения. Эта исповедь приносила мне покой.

– Инга рассказывал мне, что когда они узнали,во что ввязались, испугались. Ее любовник передал фото начальству… Как этот снимок оказался у  Димки? Не знаю, может он дружил с Ингой? Или ее любовником? Диму убили. Компьютеры забрали, и его и мой. Но копия еще сохранилась на моей электронной почте…

Обручальные бриллианты по праздничному ярко переливались на моем пальце. Когда я увидела последний раз видела ту фотографию, Олег впервые любил меня.

– Как думаешь, кто мог сделать это?  – перебил мои мысли Черкасов.

– Тот, кто покровительствовал все это время Мазурину, полагаю. Тот, кто кормился за счет Стругацкого  и Остроухова.

– Возможно, политик?

– Не исключено. Человек,у которого достаточно власти, чтобы заставить майор ФСБ заключить сделку с бандитом, или же тебя лишить звания…

– Есть предположения?

Я пожала плечами.

– Сомневаюсь, что этот субъект как-то проявит себя. Ведь ни Филиппа, ни Нестора, ни даже Мазурина нет в живых…

– Но есть Смирнов, – напомнил Черкасов.

– Не на долго, – мрачно сообщила я.

– Думаешь, он уберет его?

– Если успеет.

Брови Черкасова удивленно подскочили.

– Ты собираешься…

Я многозначительно взглянула на бывшего следователя.

– Если тебе нужна помощь, – вдруг произнес он, – я всегда готов.

Я медленно кивнула. Союзника, сгорающего жаждой мести

мне послала сама судьба.

52

Обвинение в убийстве Инги с меня сняли.

Из солнечной, осень превратилась в сумрачную и сырую.

Меня выписали из больницы, через месяц, еще через два сняли гипсы.

После нашей беседы, Черкасов стал работать на меня.  Он стал моим человеком. Которому я могла доверять. Мне нравиться, как звучит «мой человек», есть в этом какая-то сила.

Андрей отвечает за мою безопасность, а Гоша за поиски Смирнова.

И он нашел его. Майор прятался в Европе, в крошечном деревенском городке, под Варшавой. На чьи деньги он приобрел чудный домик из белого кирпича?

Я стояла у калитки его забора. Одета во все черное, красная помада, как любил Олег. Каблуки тонут в сыром снегу.

Черкасов раскрывает калитку. В этот момент на него кидается собака. Я даже породу не успела рассмотреть. Андрей разносит ей череп одним выстрелом.

Снег вокруг становится красным.

Я вхожу во двор и иду к дому.

Люди Андрея окружают дом Смирнова. Ему не уйти. Черкасов распахивает передо мной дверь, без намёка на страх, я вхожу в полутёмный коридор. В нос ударяет застоявшийся прогорклый запах сигаретного дыма.

Я прохожу в гостиную.

Смирнов сидит в кресле с высокой спинкой. Измятый и заросший. Его глаза пусты, а лицо ничего не выражает. На столике перед ним составлены бутылки, стаканы, полные окурков пепельницы.

На правом подлокотнике лежит пистолет. Сергей даже не пытается его взять.

Я стягиваю с волос черный платок. Рядом со мной замирает Черкасов. Он зол, от чего шрам на его лице обретает кроваво-красный оттенок.

– Ты стала еще красивее, – говорит Смирнов.

Я достаю из сумочки два предмета.

– Это для меня? – вскидывает брови Сергей.

Я протягиваю ему на выбор, пистолет и таблетки, те самые,  что употребила Стэфания.

– У меня есть свой, – Смирнов кивает в сторону своего пистолета, – а я тебя ждал.

– Ждал? Странно тогда, зачем ты сбежал, и спрятался в этой глуши. Ты ведь знаешь, где я живу.

– Да, знаю.

– Ты говорил, что любишь меня.

– Это до сих пор правда.

– Поэтому ты отвел меня Мазурину?

– Они бы все равно тебя убили. И меня тоже.

– И ты решил отдать меня? Чтобы спасти свою шкуру?

Сергей понурил свою голову, спрятал небесно голубые глаза.

– Я не плохой человек, Саша. Нет, не плохой…

Я смотрела на Сергея, не в силах поверить в то, что ненависти нет. Только сокрушающее  чувство презрения и жалости.

– Нет плохих людей, майор, – произнесла я в оглушающей тишине, – есть плохие поступки…

– Ты права! – Смирнов вскинул безумное лицо и схватил свой пистолет.

В ту же секунду Черкасов отталкивает меня в сторону от возможного выстрела. И Смирнов стреляет, только не в меня. Он, глядя мне в глаза, приставляет дуло пистолета к своей голове и выпускает пулю.

Я  успеваю упасть, когда грохот выстрела затихает в пустой комнате.

Черкасов удивленно смотрит на труп в кресле. Я, сидя на пыльном полу, перевожу взгляд на Андрея.

– Он покончил с собой, – невнятно констатируя я свершившийся факт.

– Козел! – бурчит Черкасов в ответ.

Я сбегаю из страны, сбегаю из России. Веду свой бизнес из Нью-Йорка, иногда навещаю родных.  Они до сих пор понятия не имеют, что все кончено.

Я снова поставила на черное, и выиграла.

Только зачем мне это?

11.10.2009г.