Черное и Белое - Жанна Раскита

запах  заставил мой желудок  болезненно сжаться. Прикрыв лицо рукой, я шагнула в спальню, отметив белый прямоугольный конверт на прикроватной тумбочке.

Боясь вздохнуть, я взяла конверт и раскрыла его. Там, на клочке бумаги, нетвердой рукой было написано: «Если ты не дура, ты сделаешь то же что и я. С этим жить невозможно». Я еще раз пробежала глазами записку. Кому она предназначается? Уж не Анжеле ли?

Я вернула письмо на место, и едва не угодила в жуткую серо-зеленую жижу, которой была испачкана кровать, пол и тумбочка. Именно она источала этот жуткий запах.

Я проследила  взглядом за жуткой дорожкой желудочных испражнений , что вели за приоткрытую дверь смежной комнаты.

Я поспешила туда, не осознавая, что там слишком тихо, и если Стэфании и стало плохо, то уже слишком поздно…

Дверь в комнату, что оказалась ванной, легко подалась на мой нажим.

Стэфания действительно была там.  В той же одежде, что была у Стругацких. Она лежала в луже серо-зеленой жиже с синим лицом, около унитаза. Я вспомнила письмо. Самоубийство?

«ЕСЛИ ТЫ НЕ ДУРА, СДЕЛАЕШЬ ТО ЖЕ, ЧТО И Я. С ЭТИМ ЖИТЬ НЕВОЗМОЖНО».

Я медленно развернулась и не отнимая рук от лица, покинула номер. Отель, город.

Как просто! Наглоталась таблеток – и ничто для тебя уже не важно. Как можно так глупо  расстаться с жизнью? Захлебнуться в собственной рвоте…

Свежий ветерок в лицо вернул меня к жизни, выветрил мерзкий запах из меня.

Чернильная ночь обступила меня и пустую гладкую дорогу.

Я ехала все быстрее и дальше от города.

«Если ты не дура, сделаешь то же, что и я…»

Могла ли Стэфания знать, что я приду?    Разве это послание может быть для Анжелы?

Бриллианты холодно поблескивали в моем кольце.

Олег, почему при малейшей попытке что-то выяснить, я всегда натыкаюсь на трупы?

Филипп, Дима, Олег, Нестор и вот теперь Стефания. Я видела их смерти, эти люди не снятся мне по ночам. И лики смерти не преследуют меня во сне.

Есть только машина, ночь и дорога.

Как далеко получиться уехать, не знаю даже я.

Мне вдруг захотелось все с себя стряхнуть, и попытаться начать жизнь заново. Но это будет так же малодушно, как самоубийство. Нет, я пойду до конца.

Я обязана пойти до конца.

44

Газеты смаковали самоубийство Стефании, подкидывали красочные детали. Например, пустили утку, что она была любовницей Нестора и поэтому наложила на себя руки в день его убийства.

Смирнов беспокоился за меня, названивал, предлагал прислать охрану. Зачем?

Я вернулась к дому Стругацких, и громко постучала в дверь. Моей последней надеждой стала Анжела.

Дверь открыли мне не скоро. Полуобнаженный парень, причиндалы которого прикрывали леопардовые плавки замер в дверях вопросительно на меня глядя. По его мощному торсу можно было бы смело анатомию изучать…

– Э…я…к…

Парень без интереса развернулся ко мне спиной и направился к двери, ведущей   на терассу, откуда виднелась голубоватая вода бассейна.

Проводив его взглядом, я все же вошла в прокуренную гостиную.

Услышав шаги, я обернулась. По лестнице, достаточно живописно, спускалась Стругацкая.  Полы черного атласного халата тянулись по ступеням шлейфом, распахнувшись впереди и выставив на показ вызывающе красное белье и чулки. К моему удивлению, Анжела предпочитала носить дома, вместо комнатных тапочек,  шлепки на стеклянных каблуках с пушком впереди (такие носят, разве что, девушки танцующие стриптиз).

– Опять ты? – Анжела сжимала в одной руке  початую бутылку шампанского, в другой дымилась сигарета.

Неужели, она вновь пьяна?

– И что тебе нужно? – Стругацкая замерла напротив, взглянув на меня пустыми  мутными глазами.

А может она «под кайфом»?

– Зачем ты пьешь? – вырвалось у меня. Почему? Мне ведь все-равно, пусть хоть упьется до полусмерти.

Мне показалось, что Анжела сейчас заплачет, но она засмеялась.

– Эта идиотка покончила с собой! А может ты ей помогла? – женщина рассмеялась запрокинув голову. Ее белокурые локоны рассыпались по плечам.

Не хватало, что бы эта спивающаяся Барби приписала меня еще и к делу Остроуховой.

– Анжела, ты должна рассказать мне, что тебе говорила Стэфания.

Стругацкая отпила из горла  бутылки. Пена скользнула по ее подбородку, женщина, смеясь утерлась,  пролив из бутылки на белый ковер.

– Из-за тебя – моя жизнь сломана… – посерьезнев, сообщила она.

– Поверь, я не знала о тебе, пока Олег мне не рассказал, – осторожно начала я, – и теперь, когда его нет… осиротели мы обе.

Анжела скривила рот, бросила сигарету, втоптала ее прозрачной подошвой в длинную мокрую шерсть ковра и  прошла к низкому стеклянному столику, заставленному бутылками, тарелками и полными пепельницами. Стругацкая взяла пачку сигарет и обернулась ко мне.

– Сигарету? – неожиданно спокойно спросила она.

Я не посмела отказаться, кивнула и приняла сигарету, зажав ее между пальцев. Анжела поднесла мне зажженную зажигалку, я неуклюже подкурила, на секунду задохнувшись. Стругацкая молча за мной наблюдала.

– Ты ведь не куришь, насколько я знаю, – сообщила она.

Я молча села на диван, Анжела села рядом, втягивая в себя клубы сигаретного дыма. Несколько минут мы просто молча сидели рядом. За стеклянной стеной в бассейне резвился красавчик.

– Он альфонс, – проследив за моим взглядом, пояснила Анжела.

Мне подумалось, что она скажет сейчас, что то вроде: «Он живет за чужой счет, как ты», но она промолчала.

– Где вы с Олегом познакомились? – помолчав, спросила я.

– Мы дружим с детства, – грустно ответила Анжела,  – наши семьи дружили… Их было трое. Остроухов, Теряев старший и мой отец. Бизнес они начинали втроем. Нам было лет по пять тогда. А потом появился Мазурин старший… он работал банкиром.  Теряев ему доверял, как оказалось зря, – Анжела взглянула на  меня, –  однажды я случайно услышала  разговор отца с Филиппом. Они хотели, чтобы все выглядело, как несчастный случай… Они требовали от Мазурина, что бы все выглядело естественно…

– Убийство Теряевых?

Анжела отвернулась, ее пальцы, сжимающей сигарету, мелко задрожали.

– Я все рассказала Андрею, поэтому он и сбежал из дома. Олегу родители тоже не поверили, когда он попытался их предупредить. Отец на меня, наверное, разозлился. Меня отправили учиться за границу в закрытую школу.  А Олег ушел в армию. Я узнала о смерти Андрея и Теряевых из газет…

Я слушала, старательно запоминая все детали. Наша беседа приобрела для меня самый удачный поворот. Анжела приложилась к бутылке, погружаясь в воспоминания.

– На похоронах  Олег встретил сестру Андрея в первый раз. Я видела, как он на нее смотрел… Черт! Франсуа!

Альфонс в леопарде пришел на зов.

– Сделай мне массаж. Плечи затекли.

Я молчала. Смены настроения Стругацкой, признаться, пугали меня.

Зато теперь понятно, что имела в виду Стэфания, когда говорила, что так и должно было случиться. Она знала обо всем, и о Мазурине, конечно, тоже.

– А что если… – тихо начала я, – что если Андрей жив?

Анжела взглянула на меня и отмахнулась от Франсуа.

Тот молча покинул комнату.

– Тогда я знаю, кто убил моего отца, – заглянув мне в глаза, произнесла Анжела, – Не знаю я одного.