Происхождение христианства - Карл Каутский

«Иудеи, — говорит Страбон, — имеют в Александрии своего собственного этнарха, который является вождем народа, решает все судебные дела и следит за исполнением договоров и обязательств, точно он является начальником самостоятельной общины». Это происходило потому, что иудеи требовали для себя такой специфической юрисдикции на основании своей национальности или — что сводилось к тому же — религии. Государственная власть очень внимательно относилась к национально-религиозным особенностям иудеев и предоставляла им различные льготы. К этому присоединялось очень часто и то обстоятельство, что иудеи скучивались в одной местности. Так, в Александрии из пяти городских кварталов два были заселены преимущественно иудеями».

Но александрийские иудеи достигали не только богатства, они приобретали также значительное влияние на повелителей мира.

Например, очень крупную роль играл генеральный откупщик всего аравийского берега Нила алабарх Александр. Агриппа, ставший позже царем Иудейским, обратился к нему, при Тиберии, с просьбой дать в долг 200 000 драхм. Александр дал ему наличными пять талантов, а на остальную сумму выдал вексель на Дикеархию. Это указывает на тесные деловые сношения между александрийскими иудеями и иудеями, жившими в Италии. В Дикеархии (Путеоли около Неаполя) существовала большая иудейская община. О тех же александрийских иудеях Иосиф Флавий сообщает: «Император Клавдий освободил своего старого преданного друга алабарха Александра Лисимаха, который был управляющим его матери Антонии и брошен был в тюрьму Глем в припадке гнева. Сын Александра, Марк, женился после на дочери царя Агриппы Беренике».

Все, что сказано об Александрии, можно повторить об Антиохии. «Как в столице Египта, так и в столице Сирии иудеям было предоставлено право образовать до некоторой степени автономную общину. То обстоятельство, что Александрия и Антиохия служили центрами иудейской диаспоры, немало способствовало развитию этих двух городов».

В Риме мы можем проследить присутствие иудеев до второго столетия до Р. X. Уже в 139 г. до Р. X. римский претор изгнал иудеев за то, что они допустили к субботнему служению италийских прозелитов. Возможно, что это были члены посольства, отправленного Симоном Маккавеем, чтобы снискать благоволение римлян, которые воспользовались этим случаем для пропаганды своих религиозных воззрений. Вскоре после этого иудеи оседают в Риме, и тамошняя община достигла уже большого значения, когда Помпеи в 63 г. до Р. X. завоевал Иерусалим. Он привел в Рим многочисленных иудейских военнопленных, которые жили там как рабы или вольноотпущенники. Община приобретала все большее влияние. В 60 г. Цицерон жаловался, что оно давало себя чувствовать даже на форуме. И оно еще больше выросло при Юлии Цезаре. Вот как изображает этот процесс Моммзен:

«Как многочисленны были даже в Риме иудеи еще до Цезаря и как крепко держались они друг за друга, показывает замечание одного писателя того времени, что для наместника слишком рискованно притеснять в своей провинции иудеев, так как иначе он по возвращении на родину, наверное, будет освистан столичной чернью. Это иудейство, являвшееся далеко не самым отрадным элементом в малоотрадной картине тогдашнего смешения народов, представляло тем не менее естественно развивавшийся исторический момент, и государственный человек не мог ни отрицать его, ни бороться с ним. Наоборот, Цезарь точно так же, как и его предшественник Александр Македонский, совершенно правильно считал необходимым способствовать его развитию. Если Александр, основатель александрийской иудейской общины, сделал не меньше для этой нации, чем ее собственный Давид построением Иерусалимского храма, то Цезарь в свою очередь как в Риме, так и в Александрии помогал иудеям, даруя им различные милости и привилегии и защищая их своеобразный культ от римских и греческих жрецов. Эти два великих человека, конечно, вовсе не думали сравнять эллинскую или эллино-римскую национальность с иудейской. Но иудей, который не получил, подобно западным народам, такой дар Пандоры, как политическая организация, и потому равнодушно относился к государству, который с таким же трудом расставался с сущностью своих национальных особенностей, как он легко облекал ее в любую национальную оболочку и до известной степени приспособлялся к чуждой национальности, — этот иудей был как бы рожден для такого государства, созданного на развалинах сотен маленьких государств и населенного народами, почти утратившими свои национальные привычки. И в древнем мире иудеи являлись сильным ферментом космополитизма и национального разложения и потому были вполне правомерными членами в империи цезарей, с ее космополитизмом в области политики и человечеством взамен национальности».

На протяжении нескольких строк Моммзен дает нам образчик трех сортов профессорской философии истории. Сначала мы узнаем, что историю делают монархи, что александрийское иудейство создано было несколькими декретами Александра Великого, а не изменением торговых путей, которое еще до Александра привело к образованию в Египте сильной иудейской общины и перенесло затем ее центр в Александрию. Или, быть может, вся насчитывавшая ряд веков всемирная торговля Египта была создана случайным капризом македонского завоевателя во время его непродолжительного пребывания в этой стране?

За этой верой в чудодейственную силу декретов следует вера в прирожденную силу расовых особенностей. Оказывается, что народы Запада получили от природы «дар Пандоры», наклонность к политической организации, которой иудеи не знают от самого рождения. Очевидно, природа создает из себя политические способности раньше еще, чем существовала какая-нибудь политика, и распределяет их по своему произволу между различными «расами», что бы это слово ни означало. Этот мистический каприз природы принимает особенно комические формы, если мы вспомним, что до вавилонского пленения иудеи имели в этом «даре Пандоры», как Моммзен называет политическую организацию, такую же долю и так же использовали его, как и остальные народы, стоявшие на той же ступени культурного развития. Только гнет внешних условий лишил их государственности и отнял у них материал для политической организации.

Рядом с монархической и естественнонаучной философией истории становится еще третья. Это — та идеология, которая считает, что полководцы и организаторы государств руководятся такими же идейными соображениями, какие немецкие профессора высиживают в своих кабинетах. Так, беззастенчивому авантюристу Цезарю навязывается намерение создать абстрактную космополитическую национальность, и ему же приписывается мысль, что иудеи являлись наиболее пригодным средством для ее создания и потому, мол, Цезарь покровительствовал иудеям!

Если бы даже Цезарь высказывался в этом смысле, то и тогда нельзя было бы считать эти его идеи действительными мыслями. Так же мало, как можно принимать всерьез фразы Наполеона III. Либеральные профессора того времени, когда Моммзен писал свою римскую историю, относились с доверием к наполеоновским фразам, но это не свидетельствовало об их политическом понимании. Впрочем, у Цезаря мы не находим даже следов таких идей. Цезари всегда любили употреблять модные фразы, при помощи которых их демагогия имела успех у легковерных пролетариев или легковерных профессоров.

Тот факт, что Цезарь не только терпел иудеев, но и оказывал им покровительство, при его постоянных долгах и денежных затруднениях, объясняется гораздо проще, хотя и не так возвышенно. Деньги стали решающей силой в государстве. И Цезарь защищал иудеев и оказывал им покровительство, потому что у них были деньги, потому что они были ему полезны и могли еще принести пользу, а не потому, что их расовые особенности могли помочь ему при создании «абстрактной», стершейся национальности.

Иудеи умели ценить его покровительство. И смерть его они сильно оплакивали. Вот сообщение Светония:

«При торжественном публичном чествовании убитого Цезаря его оплакивали жившие в Риме чужеземцы, каждая нация на свой манер, в особенности же иудеи, которые несколько ночей подряд дежурили у того места, где был выставлен труп Цезаря».

Август также умел ценить значение иудейства. Моммзен говорил: «Города Передней Азии сделали при: Августе попытку привлечь к набору в армию также иудеев и запретить им праздновать субботу. Но Август решил по-другому: он сохранил status quo или даже юридически санкционировал освобождение иудеев от военной службы и позволение праздновать субботу, что прежде практиковалось только некоторыми наместниками или городами в греческих провинциях. Август также объявил наместникам в Азии, чтобы они не применяли к иудеям строгие законы империи о союзах и собраниях… Он милостиво относился к иудейской общине в предместье Рима по ту сторону Тибра и, при своих раздачах, назначал дополнительную раздачу для тех, кому мешала явиться суббота».