Кементарийская орбита - Дмитрий Леоненко

– Всем, у кого есть незаконченные проекты – через час мне их на обозрение, – велел Евгений. – И наружу, будем потихоньку сворачивать лагерь.

Под ворчание исследователей я вновь зарылся в отчеты. Посылать масколону мне было особо нечего. Мои зимние проекты исчерпывались четырьмя делянками с рожью и ячменем, данные с которых автоматически считывали мониторы. Да и те присылали неутешительные известия – при почти полном отсутствии снегового покрова наброшенный сверху компост не мог спасти урожай.

Против моей воли губы расплывались в улыбке, когда я предвкушал скорую встречу с друзьями.

Разведкатер замер на опорах посреди черного поля. Лагерь выглядел непривычно – ни палаток, ни защитного периметра, ни прогуливающихся и летающих в округе дронов. Все, что осталось от нас – разрытая и перекопанная земля, и сведенный кустарник на месте моих делянок.

– Все дроны на месте? – спросил Брянцев по сети.

– Как видишь, – проговорил Тасерг. – Даже те, на которые у меня не хватило запчастей.

– Все закреплено надежно? – мы принялись озираться, ища глазами свободно лежащие предметы.

– Тогда трехминутная готовность, – сообщил масколон, не дождавшись ответа.

Четвертый по счету космический перелет уже не волновал меня так, как прежде. Дрожь катера, гул оживающих двигателей и вспышку синего пламени, ударившего в твердую землю, я проигнорировал, увлекшись изучением карты окончательного места высадки.

Исследовательская секция выбрала для будущей колонии район аккурат между двумя реками – текущим со склонов Южного хребта Мэнханем и Ульрикой – притоком Мэнханя, берущим начало в муссонных лесах, что покрывали большую часть Южного материка. Ульрика являлась и границей между природными зонами – если правобережье Ульрики покрывали густые дождевые леса, то левый берег Мэнханя и полуостров между двумя реками представляли собой кустарниковую степь, тянущуюся до самой оконечности материка, из-за которой вырывалось холодное полярное течение.

Район первичного освоения покрывал весь полуостров – длинный вытянувшийся с юга на север клин длиной около тридцати километров. Выше по течению Ульрика круто сворачивала на кей-запад, до этой излучины и предстояло нам распахивать поля и сводить лес, по замыслу Тро и Хоу.

Катер пошел вверх с ощутимой перегрузкой, и мне пришлось убрать айдим. Холмы ушли вниз, мелькнуло покрытое темным льдом русло Песчаной. Взревели маршевые. Брянцев, вернее, пилотский синт под его контролем, заложил вираж, ложась на курс, и под нами стремительно замелькали холмы. Катер набирал высоту. Далеко внизу показались предгорья Центрального – не те районы, где вели разведку мы с Алекславом, а лежащие к югу от них. Рев стих, осталась лишь вибрация работающих движков, когда разведчик пересек звуковой барьер. Высота полета росла, на семи километрах мы скрылись в облаках. А когда пробили облачный слой, то подробностей рельефа сквозь частые прорехи в нем было уже не различить.

Пилот поднял нос, переводя разведчик в ракетный режим подъема. Нас вжало в кресла – перегрузка была что-то около трех «же». Двухсотпятидесятитонная махина содрогалась, пронизывая разреженный воздух. Небо стремительно темнело, и над нами загорались звезды. В лицо бил солнечный свет.

Горизонт неторопливо обретал изгиб. Двигатели отключились, и меня настигло знакомое чувство падения. Не будучи опытным космонавтом, как Брянцев с Тасергом, я опасался, не отвык ли мой организм за прошедшие месяцы от невесомости.

Как показала практика, волновался я напрасно – переход от троекратной перегрузки к невесомости прошел гладко. Мы развернулись дном к поверхности. Под нами скользила Кементари, где-то за горизонтом скрывались «Семя» и спутниковая группировка. Материк исчез за кормой, теперь внизу тянулись океанские просторы, хорошо различимые с высоты – погода внизу была ясной, лишь несколько облачных полос тянулись с кей-востока на кей-запад.

– Сейчас будет трясти, – проговорил Тасерг через какое-то время. Вот у него бездельничать времени не было – глаза бортинженера не отрывались от окна техноконтроля, периодически он запускал последние тесты механизации обшивки. – Держим пальцы, парни.

Теперь катер снижался, по дуге направляясь к верхним слоям атмосферы. С передней кромки протянулись розовые хвосты, панели погасли. Вернулись тряска и тяжесть, сперва еле ощутимо, но тут же перегрузка с силой впечатала нас в кресла. Мы тяжело дышали, вслушиваясь в каждый звук.

– Обшивка? – коротко бросил Брянцев.

– Разогрев до тысячи, ведет в пределах нормы, – так же коротко ответил Тасерг.

Срикошетивший корабль медленно поднимался, вновь открылся вид вокруг. Показалось, или в кабине и впрямь стало теплее? Тасерг перепроверил целостность рениобиевого покрытия – в случае, если бы оно оказалось повреждено, мы бы плюнули на экономию топлива и повели разведчик к Четвертой Точке на главных двигателях.

К счастью для нас, катер выдержал нагрузку с честью. Мы двигались над экватором едва ли не под прямым углом к нему, Первая и Четвертая находились почти на одной долготе. Солнце стояло в зените. Притяжение Кементари опять взяло верх, направив корабль в атмосферу, и вновь синт развернул его так, чтобы столкновение с воздухом и короткий удар двигателей отбросили катер в космос. Последовала новая проверка.

– Снижение подвижности аэродинамических поверхностей на три процента, – доложил Тасерг. – Подвижность рулевых плоскостей в норме. Можно входить.

– Хорошо, – в голосе Брянцева звучало облегчение. Динамические и термические нагрузки не превышали расчетных для конструкции катера, но никто не отменял пятисотлетнего старения систем.

На горизонте показалась темная линия побережья. Мы оттормозились, снизив скорость до двадцати четырех Маха. Катер начал снижение, и вокруг нас снова заплясали языки плазмы. Шипение двигателей ориентации сменилось гулом маршевых, вернулась и тряска, маневровые же двигатели вырубились. Через пять минут запустились сенсоры, показав вокруг лишь белую муть облаков.

– Ребята Оригару часом не построили нам полосу? – поинтересовался Ривлер, с трудом выдавливая слова под пятью «же».

– Будем садиться на воду. Удобное мелководье, – не отрывая взгляда от запущенных мониторов, выдохнул Тасерг.

Катер вышел из облаков. Внизу простиралась покрытая уже привычной кементарийской темной зеленью равнина, впереди ее прорезала яркая блестящая ниточка. Разведчик накренился вправо, разворачиваясь и следуя над речным руслом. Мы продолжали снижение, на высоте шестнадцати километров пройдя звуковой барьер.

Узкая ниточка воды под нами превратилась в полноводную реку, катящуюся к северо-кей-востоку. Прибавив разрешение и остановив видеопоток, я рассмотрел покрывающий левый берег реки лес, уходящий до самого горизонта. Правый берег зарос густым кустарником с кое-где поднимающимися из нее деревцами.

– Разведка-Один, видим вас на сенсорах, – раздался по сети уверенный голос. – Принимайте посадочный коридор. Поздравляем с прибытием.

Теперь я видел, как река впереди широко разливается, а затем разделяется на два потока – один уходящий на север, другой, небольшой, впадал в общее русло, неся свои воды с юго-кей-запада. Между реками виднелся полого спускающийся к воде мыс, расширявшийся в просторный зеленый треугольник. Мы уже снизились до километровой высоты, водная гладь стремительно приближалась. Далеко впереди на берегу я рассмотрел посадочный модуль – огромный серебристый клиновидный аппарат с высоко поднятыми крыльями и массивным двойным килем.

Наш разведчик коснулся воды на скорости около трехсот километров в час. Вокруг поднялись брызги, поднимая волны и оставляя за собой облако пара, мы промчались вдоль речного разлива. Сенсоры внешнего обзора периодически заливало, закрывая нам вид, пару раз мы даже погрузились полностью, но тут же всплыли. Катер долго скользил вперед по инерции и остановился, лишь коснувшись дна стойками шасси.

На берегу виднелся небольшой, явно построенный недавно гелебетонный пандус, рядом с ним возвышался сколоченный из местных (очевидно) бревен крохотный причал. На наших глазах от него отчалила небольшая моторка с двумя людьми и двинулась к нам.

– Хорошая посадка, Синиш, – услышали мы. – Дайте пять минут. Сейчас мы вытащим вас на сушу.

Моторка притерлась к нашему корпусу, наверху зазвенело и зазвякало. Перебравшийся из лодки колонист закрепил в буксировочных кольцах тросы и вернулся в торопливо отчалившую лодку. Тросы натянулись, вытягивая наш катер на рампу.

Зашипели гермозатворы шлюза.

Я выбрался из катера следом за Кендзо. Лицо обдало свежим ветром. Я оглянулся, торопясь рассмотреть место, которое должно было стать нашим новым домом.

Слева и справа от пандуса с плеском набегали на песчаный берег речные волны. Далеко впереди, куда был обращен нос разведчика, протянулась вдоль пляжа опушка небольшой рощи. Деревья были довольно высокими – метров шесть, не меньше, напоминающие пальмы – с очень толстым стволом, чешуйчатой корой и пышной короной листьев на вершине. Но, в отличие от пальм, у них имелись и короткие боковые ветви, также несущие розетку из тонких ажурных листьев на своих верхушках. В корабельной сети мне встречалось описание этого вида рамицикадовых, и я знал, что он довольно распространен на Южном материке. Деревья были окружены порослью кустарника, напоминавшего миниатюрную приземистую лиственницу.