Наездник - Радик Соколов

— Водка, раньше мы продавали талоны, а в прошлом месяце решили получить. Удачно вышло. Нам сейчас обоим не помешает, немножко плесну — взяв два стакана осторожно налила туда почти по половине. Потом аккуратно воткнула импровизированную пробку на место и оставив бутылку на столе, достала свой любимый компот.

— Ты что, алкоголиком решила стать? Понравилось в прошлый раз? — Грустно пошутил Павлик.

— Нет, просто празднуем второе рождение. До сих пор не отошла, всю колотит. — Почти без эмоций отозвалась девушка.

— Тебе тоже надо попариться. Первой пойдешь или после меня? — Одним глотком осушив стакан, Павел набросился на суп.

— Давай ты вначале. — Уже зная, что будет делать, произнесла Ленка.

Щи оказались просто замечательными. Насытили и выступили в роли закуски. По телу разливалось приятное тепло. Сто грамм водки, даже разбавленные компотом, для организма подростка очень приличная доза. Накатило умиротворение. Посидеть и насладиться временной передышкой не дала юная школьница.

— Давай двигай уже, а то небо топишь. — Раскрасневшаяся девица торопилась осуществить задуманное.

Подбросив еще партию дровишек в топку, Шатов нырнул в тепло. Парилка едва нагрелась, даже не плеснуть кипяток на раскаленные камни. Придется подождать.

— Быстро, закрой дверь, все тепло выпустишь — прикрикнул он на фигуру, укутанную в простыню, проникшую в парилку — так и будешь завернувшись сидеть. Давай ложись на живот на верхнюю полку. Я тебе массаж сделаю.

— Отвернись.

— На что там у тебя смотреть. Пойду пока дров подброшу.

— Вот и не смотри-Ленка устроилась на простынке попой кверху.

— Классический массаж — представил свои действия Павел.

Непривычная к подобного рода процедуре школьница вскоре расслабилась. Сильные руки перебрали каждую мышцу шеи и спины. Позвоночник, ягодицы и крестец, впервые столкнувшиеся с подобным давлением испытали неземное блаженство. Настала очередь ног. Голени, бедра. Переворачивайся.

— Дай отдышаться, не подсматривай. Закрой глаза.

— Закрыл, закрыл, ты тоже закрой.

Собравшись с духом, девочка перевернулась и всё-таки повинуясь своей природной стыдливости прикрыла пушистый островок…Наконец-то.

— Ты открывал глаза, я видела — через час заявила Лена и заразительно засмеявшись продолжила — совсем не больно, а просто волшебно, ну-ка давай еще раз.

— Чего буянишь. Мы сюда мыться пришли.

Часа через три, угомонившись они на кухне обсуждали события вчерашнего дня.

— По-моему, когда мы бежали было уже темно и нас никто не видел.

— Знаешь, Ленка давай просто забудем о вчерашнем вечере. Никуда мы с тобой не ходили и ничего не видели. Сидели дома ведь ты простыла и лечилась. Натиралась водкой. Больше чем полбутылки истратила. Давай я еще тебя потру.

— Хватит шалить, мне девчонки сказали, что после первого раза покой нужен.

Наконец-то удалось поспать в свое удовольствие. Никуда не надо бежать. У него сегодня хозяйственный день. Павел тихонько проскользнул на кухню. Никого. Все уже ушли. Пришло время обновить гардероб. Ходить в чужом уже не удобно.

Небо затянуло, потеплело, лишь изредка сквозь плотные тучи, выглядывало солнце. Идти пришлось далеко, почти час.

Открыв скрипучую дверь парадной, Павел поднялся на четвертый этаж. Судя по описанию, дом в котором была квартира портного он нашел правильно. Павлик прошел по длинному коридору к двери, прислушался. После всех последних событий лучше находиться настороже. За стеной бубнило включенное на полную мощь радио, потом раздался звук падения. Павел закрутил ручку звонка. Неожиданно быстро дверь распахнулась и коридор наполнился светом. На пороге стоял коренастый мужик с помятым лицом и мутным взглядом. Его пастозное бледное лицо не выражало никаких эмоций. Оттопыренные губы вызвали омерзение. Зрачки глаз были сильно расширены.

— Че надо — выплюнул он. — Это ты буянишь? — Судя по виду, мужик никак не походил на тихого еврейского портного, к тому-же был пьян.

— Нет, наоборот я ищу того, кто хулиганит и звонит в квартиры.

— Я тоже люблю шутить, — взвизгнул мужик и попытался ударить Шатова бутылкой по голове.

Готовый к чему-то подобному, Павел отскочил и что есть силы ударил кулаком по корпусу. Перешагнув через рухнувшее тело, он прошел в коммуналку. В квартире царил полный бардак. Повсюду валялись окурки. По стенам был развешан разный хлам.

Видимо услышав необычный шум из одной из многочисленных дверей выглянула женщина.

— Ничего, что я тут пошумел? — Спросил Павел, кивая на поверженного «портного».

— С этими подонками так и нужно поступать. Развели притон. Сколько раз в милицию жаловались. Столько неприятностей из-за них. Боишься из комнаты выйти. Ворье.

— Значит, вы живете здесь? — Павел изобразил поклон. — Как к костюмеру пройти?

— Так вы этажом ошиблись. Он на четвертом живет. — Махнула рукой вдаль дамочка.

— А это какой? — Удивился Шатов, считавший этажи.

— Четвёртый, да только не тот. К Илье, Вам надо будет подниматься по парадной лестнице. С нашей, черной, туда хода нет.

Илья, хромой портной с улицы Ленина, боялся. Он обитал в своем собственном мире в котором весь город, не считая малолетних детей и глупцов, дрожали, но большинство в этом не признавались, не смели признаться даже собственному отражению в зеркале. В отличие от них, Илья принял свой ужас осознанно, как кару за все свои и чужие грехи. Пришло это чувство уже давно, когда стали бесследно исчезать люди, и суровые чекисты принялись разъезжать ночами на черных воронках. Правда, сжимающая сердце тревога отступила с началом войны и несмотря на голод Илья вздохнул свободнее. Ночные визиты прекратились. Сейчас за ним и девочками никто не придет. Всемогущее государство было занято совсем другими делами, но сейчас испуг опять вернулся.

— Если бы кто-то спросил. — Неужели Вы так прожили всю свою жизнь?

— Да, — ответил бы портной, — но самое обидное, что также могут ее прожить и мои внуки. Я глупо и бездарно провел свои лучшие годы! Жаль, что только теперь я знаю это доподлинно. Вот сижу я за этим ужасным столом, и мне страшно представить будущее. Я вижу там только человеческое одиночество и душную окутавшую все и всех затхлость.

Прошло несколько минут, как Илья зажег электрическую лампочку, которую он с помощью куска проволоки подтягивал и закреплял прямо над своим рабочим местом. Хоть уже и наступил день, но солнечного света не хватало. Комната была совсем плохо освещена. Портной сидел на большом стуле, который он за тридцать лет работы отполировал, целыми днями ерзая на нем своим тощим задом.