Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы - Чарльз Брокден Браун

Решение о переселении в новые места было принято советом старейшин и одобрено всем племенем. Кроме одной женщины. Ее происхождение, таланты и почтенный возраст вызывали огромное уважение у соплеменников, и она пользовалась среди них немалым авторитетом. Все свое влияние употребила она на то, чтобы уговорить их не покидать родную землю, но ее страсть и красноречие не возымели действия. Тогда Деб объявила, что не присоединится к ним, а останется присматривать за землями делаваров, брошенными ее нечестивыми соплеменниками.

Теперь на месте их поселения располагаются скотный двор и огороды моего дяди. Когда индейцы ушли, старуха Деб сожгла опустевшие вигвамы, а сама перебралась в неприступный уголок Норуолка. Она жила по обычаям индейцев, в одиночку обрабатывала небольшую маисовую плантацию, и никто не трогал ее и не мешал ей.

Компанию Деб составляли три собаки, такие же дикие, как индейцы и волки. Только преданность и верность хозяйке отличала их от лесных собратьев. Деб властвовала над ними безраздельно. Они были ее слугами и стражами. Повсюду следовали за ней, гнали с порога нежеланных гостей и беспрекословно подчинялись всем ее приказам. Она кормила их маисом, а мясо себе и ей они добывали сами, охотясь на белок, опоссумов и кроликов.

Всех других людей эти собаки почитали чужаками или врагами. Если Деб заходила в какой-нибудь сельский дом, они ждали, когда она выйдет, на некотором расстоянии и тут же обступали ее, стоило ей только появиться. Никого не подпуская к себе, они, однако, не нападали на человека, если тот не дразнил их и не пытался проникнуть в вигвам. Жилище хозяйки было священным. Переступивший порог без разрешения рисковал расстаться с жизнью.

Деб занималась тем, что выпалывала сорняки на плантации, перетирала зерна между двумя плоскими камнями, чтобы получить муку, ладила капканы для опоссумов и кроликов, а еще любила поговорить. Коротая дни в одиночестве, она тем не менее замолкала, только когда спала, адресуя свои речи собакам. Голос у нее был низкий и резкий, жестикуляция отрывистая и комичная. Со стороны могло показаться, что старуха бранит собак, на самом же деле она просто отдавала им приказы. Не имея других собеседников и объектов внимания, она всегда находила в их поведении и взглядах повод для похвалы, недовольства или команд. То, с какой готовностью они повиновались любому ее слову и жесту, было поразительно.

Если бы незнакомец, проходя мимо, случайно услышал ее непрерывно звучащий пронзительный голос, он не смог бы понять, что она говорит и к кому обращается. Можно было подслушивать хоть несколько часов подряд в ожидании ответа на ее монологи, но все впустую – бесконечные речи Деб не прерывались ни на минуту.

Она редко покидала свой вигвам, но иногда ей все же приходилось наведываться к местным жителям за едой, одеждой и другими необходимыми вещами. Причем она не просила, а требовала, расценивая отказ как мятеж. Деб считала, что, будучи единственной представительницей племени на землях делаваров, она – законная владелица всей этой территории. С ее милостивого соизволения чужаки англичане обживаются здесь, но она согласна их терпеть лишь при условии полного подчинения ей.

Поскольку Деб была в преклонном возрасте и безвредна, а потребности ее ограничивались самыми необходимыми в быту мелочами, которые она не могла изготовить сама, все относились к ней с добродушной насмешкой и делали вид, что повинуются ей с уважением и почтением. Я заинтересовался ею еще в детстве. Мне нравилось наблюдать за поведением этой удивительной женщины, потешаться над ее предрассудками. Она часто захаживала к дяде, и я бывал у нее. Похоже, она испытывала ко мне некоторую привязанность, во всяком случае, в отношениях со мной обнаруживала больше терпимости и снисхождения, чем с кем бы то ни было.

Говорить по-английски она считала ниже своего достоинства, поэтому общение с ней местных жителей сводилось к нескольким элементарным словам и вопросам на ее непонятном для всех языке. Я приложил немало усилий, чтобы овладеть диалектом ее племени, и мог беседовать с ней о том, что было для нее важно. Вероятно, еще и по этой причине она выделяла меня среди других.

Раньше все называли странную старуху просто Деб. Однако ее притязания на роль властительницы, ее дикая наружность и экстравагантное одеяние, ее иссохшая, тощая фигура, которая словно бросала вызов разрушительному влиянию времени и стихий, ее возраст (многие полагали, что ей больше ста лет), ее романтичное уединение в безлюдной горной местности – все это навеяло мне ассоциации с королевой Мэб[5]. Конечно, старая индеанка не имела ничего общего с воспетой поэтами героиней мифов, только фантазия ребенка могла усмотреть какое-то сходство, но придуманное мной прозвище прижилось, и вскоре имена Деб и Королева Мэб стали равноценными.

Она жила в Норуолке больше двадцати лет. Соплеменники не забыли ее: каждую осень братья и сыновья наведывались к ней, но ни на какие уговоры переселиться к ним эта упрямая женщина так и не поддалась. Два года назад она была вынуждена покинуть свой совсем обветшавший вигвам и искать новое жилище. На ее счастье, ей удалось найти таковое в двадцати милях к западу все в той же дикой пустоши.

Это был бревенчатый дом, построенный шотландским эмигрантом, который любил одиночество и независимость, да вдобавок не имел денег, чтобы купить землю, а потому обосновался в глухом, необитаемом месте, сложил из бревен вполне пригодную для жизни хижину и даже очистил от камней и кустарников небольшое поле под маисовую плантацию. Спустя какое-то время он исчез, что вызвало немало пересудов и догадок. Многие склонялись к тому, что его убили индейцы, навещавшие Королеву Мэб, поскольку исчезновение шотландца совпало с их ежегодным визитом. А когда вскоре старуха завладела его жилищем, орудиями обработки почвы и маисовой плантацией, в эту гипотезу уверовали практически все.

Ей не досаждали в ее новом доме, и она жила как прежде, тихо и уединенно. Периодические прогулки, королевские замашки, псы-охранники, безудержная болтливость – ничего не изменилось. Вот только расстояние, отделявшее ее от обитаемых мест, увеличилось, в силу чего она стала реже появляться в Солсбери, и мои пешие походы к ней прекратились.

Эти воспоминания навеяло сообщение приютившей меня женщины. Хижина, в которой я искал защиту и помощь, похоже, была обителью Королевы Мэб. Благодаря удачному стечению обстоятельств старуха и собаки отсутствовали, когда я хозяйничал в ее жилище. В противном случае мне пришлось бы иметь дело с грозными свирепыми стражами: если бы Деб вдруг вернулась и собаки опередили ее,