Красная линия - Вера Александровна Колочкова

даже не представлю, что было бы, если б ты меня не нашел… Я умерла бы, наверное.

— Я все равно бы тебя нашел, рано или поздно. Все равно бы нашел.

— Да… Вот ведь как в жизни бывает — возьмет и перевернется все в одночасье. Вчера еще умирала от тоски и депрессии, а сегодня… Сегодня я самая счастливая на свете женщина! Даже стыдно немного, что я такая счастливая.

— Почему стыдно?

— За то, что я с Дашей сотворила, стыдно… Но все же надеюсь, что она меня услышала, что Никиту простит… Стыдно, что она там несчастлива, а я… Наверное, я недостойна все-таки…

— Ну, хватит самобичеванием заниматься, хватит. Что сделано, то сделано, назад уже ничего не вернешь. Каждому судьба свои уроки дает, каждый их по-своему выучивает. У тебя тоже был свой урок.

— Ты считаешь, что это урок? Измена — это урок?

— Конечно. Только кто на данный момент является учеником, а кто учителем, судьба сама решает. То есть не учителем, а исполнителем воли судьбы.

— Значит, я всего лишь была исполнителем?

— Ну да…

— Хм… Интересная у тебя философия, однако…

— Она не интересная. Она просто жизненная. Это означает всего лишь, что твоей Даше был необходим этот урок. И мужу ее тоже… И хватит философствовать, принимай душ с дороги, идем ужинать!

Когда она выходила из ванной, услышала, как Иван говорит с кем-то по телефону. Потом поняла, что с матерью…

— …Да понимаю я, мам, что Настя на меня обиделась, понимаю! Но я не мог не уехать, просто не мог… И что с того, что она пару дней у тебя погостит? Ольга ведь ее на две недели отпустила… А я завтра к вам с Настей приеду, мам. Прямо с утра. И не один… Да, да, завтра сама познакомишься. Что значит — да неужели? Ну, перестань, мам… Все, до завтра. Насте привет передавай. Подготовь там ее как-то, что я не один приеду…

Она охнула и прижала ладонь ко рту — еще знакомство с мамой завтра предстоит, надо же! Хотя ведь Иван говорил, что дочь у мамы гостит… Как они ее встретят, интересно? Хотелось бы без лишних штампов обойтись. Без этого вот киношного — «вы считаете меня легкомысленной» и «поживем — увидим».

Иван закончил говорить с мамой, обернулся, увидел ее, стоящую в дверях.

— Я все слышала, извини… — проговорила она виновато.

— И хорошо, что слышала. Испугалась, да?

— Да. Немножко…

— Не бойся, они у меня хорошие девочки. И мама, и дочка. Не обидят. Мама так вообще не может своему счастью поверить… Всегда твердит, что холостой мужик — это даже звучит неприлично.

— В смысле — звучит неприлично? Мы что, и жениться с тобой будем?

— Конечно… А ты как думала? Ой, или я совсем не романтичен сейчас, понимаю… Я завтра на колено припаду с коробочкой в руке, ладно? А сейчас я очень есть хочу… А потом спать… Вместе с тобой… Пойдем уже быстрее ужинать и спать! Утром нам вставать рано…

— А долго ехать к твоей маме?

— Нет. Она в поселке приморском живет, недалеко от Лазаревского. Там хорошо… Море в двух шагах, абрикосы в саду… Ты любишь абрикосы?

— Очень люблю!

После кафе они прошлись немного по опустевшему пляжу, постояли у кромки воды. Море было спокойным и кротким, тихо шуршала прибрежная галька, от набережной вразнобой слышалась музыка — то разухабисто танцевальная, то тягучая с мелодичными призывами саксофона.

— Лер… Может, все-таки у меня жить будем, а? — спросил Иван, обнимая ее за плечи. — Сочи — это очень хороший город… Я тебе помогу работу найти… Хорошие юристы всегда в цене.

— Не знаю, Иван… Это как Ксюша решит. Я ж ее все равно не оставлю, сам понимаешь. Давай пока не будем об этом…

— Ладно, согласен. Так или иначе, а где-то мы будем жить. Без разницы, лишь бы вместе. Идем… Нам и правда вставать завтра рано. Пока доедем…

Утро было солнечным и праздничным, счастливым. Завтракали на террасе, и она смотрела сквозь листья дикого винограда на солнце, щурилась от проникающих ярких лучей. На душе было так хорошо, что не хотелось ни о чем думать, просто сидеть вот так и пить кофе маленькими глотками. И улыбаться… И видеть, что Иван тоже улыбается, глядя на нее. Такой уже близкий Иван, такой свой, такой родной. А ведь всего второй день идет, как они встретились, всего второй день! И как тут не спросишь его маму, с которой предстоит вскоре знакомство: не считает ли она ее легкомысленной? И вполне логичным будет ответ: поживем — увидим…

Ничего такого мама Ивана у нее не спросила. Она оказалась очень приятной особой, встретила ее так, будто давно уже знала и даже успела соскучиться. Звали маму Еленой Венедиктовной — она всю дорогу повторяла ее имя, чтоб не забыть и не опростоволоситься. И все же выговорила совсем неправильно, когда знакомилась:

— Здравствуйте, Елена Викторовна… Ой… Простите… То есть Елена Венедиктовна… Меня Лерой зовут…

— Да ничего, мое отчество все и всегда путают, не смущайтесь! А Лера — это Валерия, да?

— Да…

— Очень красивое имя. И вам оно очень подходит. Валерия… Ну что, Лерочка, поможете мне с обедом? А то я не успела немного. Пойдемте на летнюю кухню, я там хлопочу.

— Да, конечно! Вы говорите, что надо делать…

— Да вот овощами для салата займитесь. Вдвоем мы быстро управимся.

— А где Настя, мам? — тихо спросил Иван, озираясь вокруг. — Почему нас не встречает?

— Так она с утра купаться ушла… Скоро придет, наверное. Я ей сказала, что ты не один приедешь… Она довольно спокойно отреагировала, слава богу. А вот и она…

Лера обернулась, увидела девочку-подростка, стоящую в проеме летней кухни. Прехорошенькую девочку, между прочим! Короткие волосы торчат рыжим ежиком, лицо в конопушках. И так ей конопушки эти идут, делают лицо веселым и доброжелательно хитреньким. И в светлых глазах, ее внимательно разглядывающих, плещется та же хитреца.

— Здравствуйте… А вы с папой приехали, да? Вас как зовут?

— Я Лера… А ты, значит, Настя?

— Да, я Настя. Будем знакомы. Вы не бойтесь, я вас обижать не буду. А то подумаете еще, что я дурочка ревнивая. В конце концов, папа же не будет всю жизнь один… Не бойтесь, ладно?

— Хорошо, Настя. Спасибо. Я постараюсь…

— Насть, чего ты так долго на солнце, опять сгоришь! — недовольно проговорила Елена Венедиктовна. — Тебе же нельзя, сама понимаешь!

— Да понимаю, ба. Мне нельзя, потому что я рыжая. Ты мне сто раз уже