Путешественница. Книга 2. В плену стихий - Диана Гэблдон

Его привезли из Гвинеи пять лет назад, и было ясно, что вернуть его домой не представляется возможным, как бы мне того ни хотелось. Даже если бы мы смогли уговорить кого-нибудь отправиться в Африку – полнейшее безумие, особенно если учесть то, мы что ищем Эуона, – вряд ли бы Темерер остался на свободе: скорее всего, его бы вновь сделали рабом, если не на корабле, то в первом же порту.

Лоренц сообщил, что соплеменники посчитали бы вернувшегося опасным духом, и ему бы всю жизнь пришлось скрываться в джунглях, потому что увечье нельзя никак спрятать, а по нему работорговцы и односельчане безошибочно узнали бы Темерера.

– А если мы продадим его, а, англичаночка? – предложил Джейми. – Например, найдем хорошего человека, в котором будем уверены.

– Нет, – отрезала я. – Я не думаю, что следует продать его: новые хозяева могут быть с ним так же жестоки, как и прежние, а то и вовсе продадут. И маховик закрутится снова.

Я провела рукой по лбу и потерла между бровей, чтобы прогнать головную боль.

Джейми заерзал на стуле. Он нуждался в отдыхе, поскольку весь день проторчал в трюме, описывая количество гуано, а здесь я со своими капризами.

– Согласен. Да только если мы пустим его просто так, на все четыре, и дадим деньги, сомневаюсь, что он сможет ими воспользоваться и не даст себя ограбить. Сам он умрет с голоду.

– Да.

Ох, если бы вовсе не встречаться никогда с Темерером! Не было бы того постыдного поступка работорговца, и тогда… И что тогда? Тогда бы я не имела возможности облегчить хоть чью-то участь. Мои мучения в сравнении с их мучениями – ничто.

Джейми, видя, что я тру уже виски, потянулся, рывком вскочил с койки и поцеловал меня в лоб.

– Англичаночка, у меня есть кое-какая задумка: можно переговорить с управляющим плантации Джареда. Там же сахарный тростник, верно? Вот мы и…

Вопль не дал договорить ему.

– Аврал! Свистать всех наверх! Слева по борту! Тревога!

Вопил вахтенный, а вслед за воплем послышались крики и топот множества ног, означавший, что по тревоге поднята вся команда. Закричали еще громче, и корабль мотнуло от сильнейшего толчка.

– Да пропадите вы пропадом, черти… – заартачился Джейми, но что-то затрещало и загрохотало.

Я упала, потому что табурет выпал из-под меня, а Джейми свалился, потому что стоял на полу, а каюту затрясло. Лампа, полная масла, вывернулась из консоли и упала, по счастью, потухнув, иначе было не миновать взрыва в каюте. Мы остались лежать во тьме.

– Англичаночка, ты жива? – Джейми был взволнован.

– Кажется. – Я вылезла из-под стола. – А что произошло? Кораблекрушение?

Джейми дополз до двери, открыл ее, и мы услышали, как на палубе кричат и стреляют, причем стреляют из револьверов.

– Это пираты! – выдохнул он. – Берут нас на абордаж.

Из двери проникало достаточно света, да и я уже приспособилась к темноте, чтобы видеть, как Джейми шарит в ящиках стола в поисках оружия. Взяв пистолет и достав с постели кортик, он ринулся в дверной проем, бросив мне на ходу:

– Англичаночка, забери девчонку и бегом в трюм, да только сидите подальше, у кормы, возле гуано. За пачками сидите, в общем. И не высовываться!

Он ушел воевать.

– Матушка Клэр?

В каюте нарисовался призрак – платье Марсали белело в темноте. Судя по голосу, девушка была не на шутку испугана и впервые назвала меня матушкой.

– Да, это я.

Под столом лежал упавший нож, которым вскрывают письма. Я нащупала руку Марсали и сунула ей это подобие оружия.

– Держи, пускай будет с тобой на всякий случай. А сейчас идем, не мешкай.

Я вооружилась кучей скальпелей и более серьезным оружием в виде ампутационного ножа с длинной ручкой и провела девушку в кормовой трюм. Мы шли через весь корабль, слушая, как на палубе топочут, проклинают, кричат, стреляют и дерутся, а покрывал все эти звуки треск досок – очевидно, корабль таки взяли на абордаж и теперь борта «Артемиды» касаются бортов чужого корабля.

Трюм встретил нас запахом гуано и духотой. Света там, конечно, не было, и мы пробирались на ощупь, идя на запах, то есть туда, где пахло хуже всего – это и было самое укромное местечко.

– Кто бы это мог быть? – Марсали думала сейчас о таинственных незнакомцах, вовсю дерущих глотки на нашей палубе. Тюки с гуано заполнили весь трюм, и эхо не было слышно. – Неужели пираты?

– Очень может быть.

По словам Лоренца, Карибское море является чуть ли не угодьями люггеров и многих других суден, на которых промышляют пираты. Кажется, «Артемида» издавала запах гуано по всему пути своего следования с той поры, как мы затарились этим грузом. Какую ценность мы могли представлять?

– Хронический насморк у ваших пиратов, а то и гайморит, – констатировала я.

Марсали вскинула светлые брови.

– Не обращай внимания, матушка Клэр раздает диагнозы. Давай помолчим немножко. Хоть нас здесь и не найдут, лучше проявить осторожность.

Прекрасно зная, насколько тяжело сидеть сложа руки и знать, что мужчины решают в это время судьбы государств и свои личные судьбы в том числе, я все же предложила девушке заняться именно этим, поскольку мы не могли противостоять пиратам, имея скальпели, ножик для писем и нож для ампутаций.

Шум схватки был почти не слышен здесь, но какие-то звуки, как-то самые громкие крики и удары, сюда все же долетали.

Услышав их, Марсали взмолилась:

– Пресвятая Дева, спаси и сохрани Фергюса!

Не было никаких сомнений в том, что Фергюс сражается рука об руку со своим милордом, с Джейми, но у нас не было никакой возможности помочь им. Оставалось надеяться, что Дева Мария услышит наши молитвы – а я молилась тоже, только про себя – и спасет наших возлюбленных. Было темно, и девушка не могла видеть, как я осеняю себя крестным знамением, касаясь того места на лбу, где Джейми оставил свой последний поцелуй. Неужели этому поцелую сулилось быть последним в его жизни?

Грохот, отличавшийся от предыдущих шумов, заставил и «Артемиду», и нас вздрогнуть.

– Это взрыв, они хотят взорвать нас! – в ужасе вскочила девушка. – Матушка Клэр, бежим отсюда! Корабль идет на дно! Скорее!

– Глупая, сиди смирно! Наши стреляют, это канонада! – скомандовала я.

Но было поздно: Марсали в панике бежала из трюма, натыкаясь в темноте на груды гуано и ругаясь при этом.

– Марсали! Девочка! Вернись немедленно!

Нужно было выбираться. Понять, где сейчас Марсали, было невозможно: гуано осыпался и искажал все звуки. На палубе действительно шла канонада: там непрерывно грохотали пушки, что подняло в спертый воздух трюма новую волну пыли. Кашляя и утирая глаза, я остановилась.

Виднелось отверстие в краю отсека, ближайшего к трапу. Следовательно, выход там.

– Марсали! Ты здесь?

В ответ раздался визг. Так могла визжать только молодая девушка, а второй женщиной на корабле была я. Я поспешила к подножию трапа, и моим глазам предстала такая картина: Марсали билась в руках какого-то здоровяка, привлеченного ее молодостью и красотой. Он был без сорочки, предоставляя окружающим созерцать татуировки на жирном торсе. Монеты и побрякушки на его шее почти не издавали звона, хотя Марсали отчаянно вырывалась – с такой силой он удерживал девушку.

Он забавлялся ее попытками обрести свободу, пока не увидел меня, а тогда осклабился и выдал несколько слов на смеси испанского и какого-то другого языка. Зубов у него было мало, а мозгов, видимо, еще меньше, но глаза под заросшей шевелюрой стали маслеными. «Надо же, сколько у них девок на корабле!» – такие мысли вертелись в его голове, как полагала я.

– Отпускай! – велела я. – Basta, cabrón![20] – Других испанских слов, применимых к ситуации, я не знала.

Он, казалось, обрадовался еще больше, заулыбался еще шире и собрался было схватить меня. По крайней мере, он выпустил Марсали, а это уже было хоть что-то.

В него полетел скальпель, метко брошенный мной, но тотчас же отскочивший от его дубовой башки.

Пока он размышлял, что ему делать, Марсали юркнула у него под рукой и побежала по направлению к трапу.

Перед детинушкой встала проблема выбора, но он решил ее довольно быстро, отдав предпочтение молоденькой девочке, и, когда Марсали добежала до верха и сунулась в люк, увалень на удивление быстро прыгнул вслед за ней и вцепился в ее ногу. Девушка завизжала.

Ругаясь и проклиная женскую долю, я последовала за ними и, замахнувшись ампутационным ножом, нанесла самый сокрушительный удар, на какой только была способна. Теперь визжал пират, а я краем глаза увидела, что мимо меня пролетела какая-то часть человеческого тела.

Что же я могла ему отрубить? Это оказался палец на ноге, лежавший теперь на палубе и являвший миру мозоли и грязный ноготь. «Ну хоть от чего-то я его избавила, интересный способ проявить милосердие», – думала я, отступая от пирата, прыгнувшего на настил трюма. Он схватил меня за рукав и потянул к себе, но я дернулась, и ткань порвалась, а я тем временем пырнула ножом его в морду.