Ночь Саммерсенда - Линдалл Клипстоун

то, что ждет нас впереди. Что произойдет, когда мы вернемся в поместье. Когда икона будет завершена и возведен алтарь.

Мы выехали из Греймера рано, с первыми лучами солнца. Коттедж с закрытой дверью и опущенными ставнями стал выглядеть заброшенным, как только мы вышли на улицу. Ариен задержался, пока мы подготавливали лошадей. Я наблюдал за ним с того места, где я стоял в прошлый Саммерблум, ожидая, когда он и Лета будут готовы уехать со мной.

Опустив голову, он прижал одну руку к передней стене. Медленно провел пальцами по линии шероховатого камня. Он долгое время молчал. Затем он повернулся туда, где стояла Кловер с поводьями их лошади в руке.

– Давайте, – сказал он тихим голосом. – Отправляемся. Нет никаких причин здесь задерживаться еще хоть на какое-то время.

Как только мы отъехали, он не оборачивался. Даже тогда, когда мы добрались до леса. Где позади нас склон полей еще не совсем закрыл удаляющийся вид на коттедж. Сгущались тучи. Когда начался дождь, совсем стемнело. Мы проезжали между деревьями в тишине. Лес погрузился в тени, когда солнце село, и вечер выровнял тропинку позади нас.

Теперь мы сидим в той самой единственной комнате в доме у обочины дороги. Столпились поближе к очагу. Рядом с кусками дерева из сумки Теи на полу разложены ее столярные инструменты. Она хмурится, склонившись над блокнотом. Проектируя внешний облик рамы для иконы.

Я держу чашку чая с дозированно разбавленным в ней успокоительным. Тем же самым, что и тот, который использовал Ариен, когда мы впервые испытывали заклинание у озера. Чай окрасила алая жидкость, сделав его похожим на кровь. Я сжимаю чашку в руках. Чувствую, как ее тепло разливается на моих ладонях. Пью хорошенько, проглатывая жжение и горечь. Я жду, когда оно приведет меня в своего рода оцепенение.

Я чересчур ясно чувствую свое сердцебиение. Как вздымается и опускается моя грудь. Движение огня. Мерцающую свечу, которую зажгла Тея, чтобы лучше видеть в процессе своей работы.

В углах комнаты собираются тени, похожие на пролитые чернила. В воздухе витает какая-то чуждость. Я настолько восприимчив и чуток ко всему.

Я осматриваю своих спутников. Но все они сосредоточены на работе над иконой. Ариен, с блокнотом на коленях и ручкой, которую он свободно держит в разрисованной печатями магией руке. Кловер, наблюдающая за Теей, за тем, как она вырезает грубоватую фигуру из куска дерева.

– Серьезно, – говорит Тея, растягивая губы в улыбке. – Вы делаете мне одолжение. Я должна по крайней мере сделать вид, что меня здесь не было со всеми, иначе мой отец заподозрит неладное.

Кловер наклоняется к ней. И, дразня ее, приподнимает бровь.

– Не волнуйся, Тея. Мы сохраним твой секрет.

Они смеются. Ариен закатывает глаза, глядя на них.

Больше никто этого не чувствует. Что там, за пределами тьмы, что-то есть.

Под моей кожей кипит яд. Черные завитки то бледнеют, то делаются ярче. Они сходятся в узел на моем запястье, обвивают лентой мой большой палец. Отмечают выемки. Рыщут, исследуют. Сворачиваются кольцом в пределах магии, удерживающей их – с трудом – в узде. Пытаются вырваться наружу.

Я делаю еще глоток горького чая. Поворачиваю свое лицо к огню. На моих висках, на затылке выступает лихорадочная испарина. Я наблюдаю за Теей, пока она точит свое лезвие. Готовая сделать зарубки по углам рамы.

В глубине пламени под углями шевелится тень. Она там и не там. Исчезает, как только я моргаю. Я провожу рукой по волосам. Отхожу от очага и сажусь, прислонившись к стене.

Ариен поднимает взгляд от своего блокнота, в котором он перелистывал страницы. Изучая наброски, которые он нарисовал в перерывах между вычислениями. Он хмуро смотрит на меня. Вопросительно приподнимает бровь. Я неубедительно качаю головой.

– Я в порядке.

Он смотрит на меня еще мгновение, все еще хмурясь. Затем, вздохнув, он возвращается к своей работе. Он откладывает блокнот в сторону. Роясь в своей сумке, он достает квадратик чистой пергаментной бумаги. Кладет его на каминную полку. В свете свечи Теи, наклонившись вперед, начинает рисовать. Весь напрягается, сосредоточившись.

Долгое время в комнате царит тишина, если не считать скрежета его пера по странице. Скрежета инструментов Теи, когда она начинает вырезать икону.

Мои веки наливаются свинцом. Я ставлю на стол свою чашку. Позволяю голове откинуться на стену. За пределами пространства света от огня тени удлиняются. Темнота в углах комнаты имеет вес. Как будто какая-то магия, к которой я прикоснулся в сердце Вейрского леса, прилипла ко мне. Последовала за мной. И теперь она выжидает, наблюдает.

Я вижу размытые очертания. Оленьи рога, сплетенные из вьющихся лоз. Бледные, развевающиеся перья. Мотылька с серебряными крыльями. И Лету, с обвивающейся вокруг ее рук магией. Ее кулаки сжаты, видны белые костяшки, когда она затягивает нити силы все туже и туже.

Я закрываю глаза, медленно моргая. Смотрю еще раз в угол. Призрачные образы исчезают. Теперь там только голый пол. Несколько занесенных с улицы смятых листьев. Паутина, натянутая между стенами.

У очага остальные все еще погружены в работу. Рама иконы наполовину вырезана, на странице Ариена появился эскиз. Я думаю о промежутке между сейчас и после. Как мы оказались в темноте, в этом коттедже, окруженном бесплодными полями. Как я должен продержаться еще одну ночь.

Я представляю себе поместье. Смотрю на него, как будто смотрю вдаль. Дом со стенами, обвитыми виноградными лозами. Сад, рассеченный почерневшим шрамом. Озеро за окном, вода, отражающая затянутую облаками луну. И я, склонившийся перед новоиспеченным алтарем.

Раздается шелест бумаги. Ариен встает на ноги. Смущенно протягивает мне пергамент.

– Как тебе?

Он взял за основу отрывочную историю, которую я поведал ему: Лета в лесу, с венком на волосах, с тьмой в руках. Он запечатлел это с совершенной точностью. Я замираю и едва могу говорить.

– Ариен… – Начинаю я, затем запинаюсь.

Дрожащий свет фонаря превращает штрихи наброска в фигуру, пойманную в движении. Изгиб скулы Леты, спутанный водопад ее волос. То, как яростно она противостояла тьме.

Ариен оттягивает свой рукав.

– Это еще не окончательный вариант. И может… – он делает паузу, прикусывает губу, затем нервно вздыхает. – Я даже не настоящий художник. Может быть, икона будет неправильной.

Я кладу руку ему на плечо. Пытаюсь не обращать внимания на то, как дрожат мои пальцы. Яд покрывает каждый из моих суставов тяжелой полосой сплошного черного цвета. Как кольца, сделанные из тени.

– Я и представить себе не мог чего-то более прекрасного, – говорю я Ариену. – Ты передал в эскизе все совершенно правильно.