Душа Бога. Том 2 - Ник Перумов

там, на дне? — вполне серьёзно ответил юноша. — Представь себе: океанская пучина, мрак, холод и скользкие твари вокруг. Тут поневоле сочинишь!.. А теперь прощай, Valkyrjusystir, сестрица-валькирия, — мне пора, великий Орёл призывает всех, битва заканчивается, сейчас всё решится…

Призрак поплыл вверх — сперва медленно, затем всё быстрее и быстрее, пока не исчез в сиянии солнца.

Райна проводила его взглядом — и наткнулась на взор Крылатого Пса.

— Долгая история, — предвосхитила его вопросы валькирия. — Мы с ним были… роднёй. И я… его… отпустила.

— Ты его освободила, — почтительно кивнул Трогвар. — Велика твоя власть, воительница!..

— Велика ли, нет, а выбираться отсюда надо, — огляделась Райна. — Тигр! Веди!..

Барра сорвался с места.

— Эй, не так быстро!..

…Втроём они торопились прямо к Мёртвым Горам. Райна не сомневалась, что путь их лежит именно туда, там будет последнее испытание или, может, последний барьер.

По пути она рассказывала Трогвару о Локи, боге огня, и его детях. Никто не знал, отчего они такие — змей, волк и Хель, «не живая и не мёртвая», как шептались асиньи. И вот Йормунганда она, Рандгрид, получается, избавила от пленения в теле жуткого морского змея.

— Великий Орёл хотел получить его силу, — напомнил Крылатый Пёс.

— Она у меня, вся здесь. — Валькирия прижала ладонь к груди.

— Тогда, боюсь, нас ждёт ещё одна встреча. — Трогвар спокойно глядел вперёд, словно уже приняв любую судьбу, что выпадет на этом пути.

— Пусть. — Райна шагала вдоль бесконечного тела Йормунганда, тянущегося куда-то за горизонт.

…Этот «последний день» выдался поистине долгим. Солнце светило, словно приколоченное к небосводу гвоздями; ни Райна, ни Трогвар не ощущали ни голода, ни жажды, и валькирия мрачно думала, уж не мертвы ли они — только те, что во власти смерти, не хотят ни пить, ни есть.

Горы быстро приближались. Бесконечное тело Мирового Змея осталось по правую руку; впереди синел вход в узкую расщелину, густо заросшую низкорослыми ивами, горечавкой, рододендронами. Тигр Барра оглянулся на Райну — мол, хозяйка, поспеваешь ли? — и скрылся в зарослях.

Мёртвые Горы на первый взгляд отнюдь не казались такими уж мёртвыми. Валуны оплетала камнеломка, горные гвоздики пускали корни в любой, самой узкой щели и трещине; мхи покрывали всё свободное пространство.

Долина — хотя, скорее, её следовало бы назвать распадком — звенела птичьими голосами, то тут, то там попадались небольшие ручейки, тонкими хрустальными струйками сбегавшие по мшистым валунам.

— Красота, — мечтательно вздохнул Трогвар. — Поверишь ли, воительница — пока сидел в Храме Океанов, казалось — всё бы отдал за то, чтобы вокруг хоть на миг оказалась бы суша, а не бесконечные волны.

— Орёл и Дракон радуют нас напоследок, — отозвалась валькирия. — Уходить надо радуясь, ещё лучше — в бою…

— Вот в боях у нас недостатка не будет. — Трогвар остановился, поднял клинок.

Мелкие ручейки собрались на дне распадка в быстрый, широкий, хоть и очень мелкий поток, он весело катился по камням, готовясь влиться в небольшое озерцо впереди. Оттуда поднимался ровный голубоватый дымок: кто-то жёг костёр, и не абы как, а заботливо разложив звонкий сушняк.

Прямо на берегу озерца, спиной к Райне и Трогвару, сидела женщина в длинной, празднично расшитой рубахе, цветастом поясе и головной повязке.

Трогвар и Райна замерли.

Женщина неспешно обернулась, губы дрогнули в улыбке.

— Дочка.

Сигрун, возлюбленная Древнего Бога Óдина и мать валькирии Рандгрид, стояла перед ними собственной персоной.

— Кто… — начал было Трогвар и мигом осёкся.

— Мать моя. — Райна низко склонила голову.

Это могла быть мать, а мог быть и морок. Реальность настолько тесно переплелась с иллюзией, что казалось почти невозможным отличить одно от другого.

— Ты вывела меня из владений великого Демогоргона, да только, видишь, не так-то просто от этого Духа скрыться, — улыбнулась Сигрун.

— Мама, как ты здесь оказалась?

— Ты вывела меня из Серых Пределов. А дальше пути наши разошлись, как ты знаешь, — она печально улыбнулась. — Тебе с твоим отцом стало не до меня, вы бросились спасать мир. Простая смертная Сигрун осталась никому не нужной — кроме Духа Соборной Души, воззвавшего ко мне. Он пообещал мне последнюю встречу с тобой, здесь, в Мёртвых Горах.

Трогвар предостерегающе шевельнул крылом, и Райна его поняла: «Всё это может быть обман».

Да, может быть, потому что у неё, валькирии — сила Йормунганда.

— Садись, дочка. Или ты боишься меня?

— Во владениях Великого Духа внешность бывает обманчива. — Райна не стронулась с места.

— Я не обижаюсь, — вздохнула Сигрун. — Я всё равно очень-очень счастлива. Я вновь увидала тебя…

— Прости, мать моя, что мне не удалось довести дело до конца. Мне помешали.

Может, перед ней и морок, но, как говаривали в Большом Хьёрварде — встречай каждого путника и гостя так, словно перед тобой сам могучий Отец Дружин, обожающий странствовать неузнанным.

— Вновь говорю тебе — я не сержусь, не обижаюсь и не гневаюсь. Дети вырастают и забывают о своих родителях, это закон жизни. Я тоже ушла в своё время, встала на собственный путь. Но садись же, садись!.. Я испекла лепёшки, видишь? Твои любимые, как в то время, когда жили на краю леса…

Откуда здесь, в горах, взялись бы и мука, и масло, и мёд, и железная сковорода?

— Прощальный подарок, — пожала плечами Сигрун, перехватив взгляд дочери. — Здесь Великие Духи почти всемогущи. И ты, крылатый воин, садись тоже — чай, лепёшек ты не пробовал уже очень давно.

— Таких — точно не пробовал. — Трогвар не заставил просить себя дважды, но пальцы его на рукояти клинка так и не разжались.

Сигрун придирчиво оглядела дочь.

— На кого ты только похожа… — покачала головой. — Даже и сейчас.

— Мама! На кого же мне быть похожей?! Да ещё и в последний день, как мне не устают повторять!

— Вот в последний день, — строго сказала Сигрун, — и надо нарядиться так, словно на свадьбу. Ведь другого повода побыть красивой может и не представиться.

— Что за глупости… — простонала валькирия.

— Ешь. А потом я тобой займусь и покажу, что даже здесь можно сделать.

Райна закатила глаза.

Трогвар невозмутимо уминал лепёшки.

Солнце светило, журчала вода, блестела поверхность озерца. С кряканьем села пара — серая уточка и нарядный, красивый селезень в блистающих перьях. Белый тигр Барра лежал у воды, неотрывно глядя на Сигрун.

— Коту твоему я не нравлюсь, — не оборачиваясь на него, бросила мать валькирии.

«Коту?!» — Райна готова была поклясться, что слышит возмущённое шипение Барры.

— Кот думает, что это ловушка, западня, капкан, — невозмутимо продолжала Сигрун.

«Нет. Если бы тигр и в самом деле так думал, он не подпустил