Комментарий к роману "Евгений Онегин" - Владимир Набоков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Child-Harold (фр.), гл. 1, XXXVIII, 9 — 1825, 1829 (так же и в черновой рукописи, 2369, л. 16 об.);
Child-Horald (фр.), гл. 1, XXXVIII, 9 — 1833, 1837;
Чильд Гарольд, гл. 4, XLIV, 1 — 1828, 1833, 1837 (в черновой рукописи, 2370, л. 77 об. и в обеих беловых — через дефис);
Чельд Гарольд, примеч. 4 — 1825;
Чильд Гарольд, примеч. 4 — 1829;
Чальд Гарольд, примеч. 5 — 1833;
Чальд Гаральд, примеч. 5 — 1837.
Последние четыре варианта встречаются в примеч. 4 к гл. 1, XXI, 4 В черновом наброске этого примечания у Пушкина стоит сокращение «Ч. H», как если бы он напоминал себе, что «ch» правильно произносится как русское «ч», а не как французское «ш».
Русское «Гарольд», как, конечно же, и французское «Harold», имеет ударение на последнем слоге. Дефис появился по аналогии с французскими двойными именами (типа Шарль-Анри). На самом деле, конечно, «Чайльд» является архаическим обозначением юноши благородных кровей, особенно будущего носителя рыцарского звания.
См. также мой коммент. к гл. 4, XLIV, 1.
Русские комментаторы упорно не замечают того важного факта, что в пушкинскую эпоху русские писатели знали литературу Англии, Германии и Италии, как и произведения древних, не по оригиналам, а по несметным пересказам неутомимых французов. Лубочные русские переложения французских романов читали только низшие сословия, а восхитительная музыка баллад Жуковского, написанных по мотивам английских и немецких поэм, завоевали русской литературе такую славу, что ущерб, нанесенный Шиллеру или Грэю, не имел большого значения. Дворянин-литератор, петербургский щеголь, скучающий гусар, образованный помещик, провинциальная барышня в осененном липами замке из крашеного дерева — все они читали Шекспира и Стерна, Ричардсона и Скотта, Мура и Байрона, а также немецких романистов (Гете, Августа Лафонтена) и итальянских поэтов (Ариосто, Тассо) во французских переложениях, и только в них.
Первым французским переводчиком Байрона был, кажется, Леон Тьессе (Léon Thiessé, «Zuleika et Sélim, ou la Vierge d'Abydos», Paris, 1816), но его переводы читали мало. Отрывки из четырех песен «Чайльд Гарольда» и фрагменты из «Шильонского узника», «Корсара» и «Гяура» были анонимно опубликованы в Женевской универсальной библиотеке в серии «Литература», т. V–VI (1817), VII, IX (1818) и XI (1819). Именно об этих переводах (которые сам Байрон, недостаточно знавший французский, ставил выше пишотовских!) идет речь, например, в письме Вяземского А. Тургеневу в Петербург от 11 октября 1819 г. «Я все это время купаюсь в пучине поэзии: читаю и перечитываю лорда Байрона, разумеется, в бледных выписках французских»{28}. Примерно в то же время на тот же женевский источник вынуждены были полагаться Ламартин и Альфред де Виньи во Франции.
К 1820 г. нетерпеливые русские читатели уже могли получить четыре начальных тома первого издания (1819) сочинений Байрона, переводы которых выполнили Пишо и де Салль; в этих-то прозаических переложениях, жалких и искаженных подобиях оригиналов, Пушкин впервые и прочитал (возможно, по дороге из Петербурга в Пятигорск, и уж наверняка в Пятигорске, летом 1820 г., вместе с братьями Раевскими, см. коммент. к XXXIII) «Корсара», «Манфреда» и первые две песни «Паломничества Чайльд Гарольда». Видение о барышнях Раевских (знавших английский от гувернантки), в беседках либо во гротах обучающих влюбленного, но усердного Пушкина языку Байрона, — не более чем легкий бред русских издателей. Необходимо отметить, что, превращая всю поэзию Байрона в гладкую французскую прозу, Пишо не только не заботился о точности, но методично переписывал байроновские тексты самым легкочитаемым, то есть самым банальным, французским языком прошлого столетия.
В том первом издании сочинений Байрона переводчики, Amédée Pichot и Eusèbe de Salle, сохранили анонимность. Во втором издании они подписались общим псевдонимом А. Е. de Chastopalli, что является (неточной) анаграммой их имен и, по нелепой случайности, звучит сходно с русским словом «шестипалый». Во время подготовки третьего издания А. П. и Э. Д. С. поссорились (см. примечание Пишо, VI, с 241), и начиная с восьмого тома (1821) Пишо остался в творческом одиночестве. Вот краткое описание четырех изданий этого монументального и бездарного труда; все они выпущены парижским издателем Ladvocat (более подробные библиографические сведения см. в каталоге Французской национальной библиотеки и в перечне переводов на французский язык у Эдмона Эстева в книге «Байрон и французский романтизм» (Edmond Estève, «Byron et le Romantisme français», Paris, 1907, p. 526–533)):
(1) «OEuvres de lord Byron», перевод с английского, в 10-ти т., Париж, 1819–1821 (в т. 1, 1819, вошли «Le Corsaire», «Lara» и «Adieu»; в т. 2, 1819 — «Le Siège de Corinthe», «Pansina», «Le Vampire», «Mazeppa» и стихотворения, в т. 3, 1819 — «La Fiancée d'Abydos» и «Manfred»; в т. 4, 1819 — первые две песни из «Le Pèlerinage de Childe-Harold»; в т. 5, 1820 — третья песнь из «Childe-Harold», «Le Giaour» и «Le Prisonnier de Chillon»; в т. 6, 1820 — первые две песни из «Don Juan»; в т. 7, 1820 — четвертая песнь из «Childe-Harold»; в т. 8, 1820 — «Верро» и стихотворения; в т. 9, 1820 — четыре акта «Marino Faliero»; в т. 10, 1821 — пятый акт «Marino Faliero», стихотворения и «Les Poètes anglais et les Critiques écossais»).
(2) OEuvres complètes de lord Byron, перевод A. E. de Chastopalli (первые три тома) и А. Р. (последние два тома), в 5-ти т., 1820–1822 (в т. 2, 1820, вошли «Le Giaour», первые две песни из «Don Juan» и «Beppo», в т. 3, 1820 — «Childe Harold» и «Vampire», из последующих изданий исключенный).
(3) OEuvres complètes de lord Byron, перевод A. P. и E. D. S. (первые семь томов) и А. Р. (последние три тома), в 10-ти т., 1821–1822.
(4) OEuvres de lord Byron, «4e édition entièrement revue et corrigée», «в переводе A. P…t», с предисловием Шарля Нодье, в 8-ми т., 1822–1825 (первые пять томов вышли в 1822 г., в т. 2 вошел «Childe-Harold»; в т. 6, 1823 — первые пять песен из «Don Juan», а в т. 7, 1824 — все остальные).
В своем комментарии я пользовался 2-м и 4-м изданиями.
Пушкин, находясь в Михайловском, написал Вяземскому в Москву в ноябре 1825 г.: «Прочитав первые 2 [песни „Дон Жуана“], я сказал тотчас [Николаю] Раевскому, что это chef-d'oeuvre Байрона, и очень обрадовался, после увидя, что W. Scott моего мнения» (отзыв Скотта, опубликованный в «Эдинбургском еженедельном журнале» от 19 мая 1824 г. цитировался русскими изданиями).
Первые две песни «Дон Жуана» Пишо вышли в т. 4 в 1820 г., и впервые Пушкин прочел их, вместе с последними двумя песнями «Паломничества» не раньше января 1821 г. и не позднее мая 1823 г., либо в Каменке (Киевской губернии), либо в Кишиневе. Впоследствии, но не позднее осени 1824 г., к нему попал 6-й том 4-го (1823), пишотовского издания с уже известными ему двумя песнями из «Дон Жуана» и с тремя следующими.
В том же письме Вяземскому, из Михайловского в Москву в ноябре 1825 г., приведенному выше фрагменту предшествуют следующие слова: «Что за чудо Д[он] Ж[уан]! Я знаю только 5 перв. песен».
Наконец, в декабре 1825 г. Пушкин, в Михайловском, с помощью своих приятельниц Аннеты Вульф и Анны Керн получил из Риги (служившей окном в западную литературу) остальные одиннадцать песен «Дон Жуана» в 7-м пишотовском томе (1824).
Здесь, возможно, уместны будут несколько хронологических примеров, иллюстрирующих единоборство поэта с английским языком. Большей частью они основаны на рукописях, собранных Львом Модзалевским, Цявловским и Зенгер в публикации «Рукою Пушкина» (М., 1935)
В силу каких-то необъяснимых причин в аристократических русских семьях начала 1800-х гг. французскому языку обучали и сыновей, и дочерей, английскому же — часто только дочерей. У Ольги, сестры поэта, одно время была английская гувернантка, мисс или миссис Бейли (Bailey или Baillie), однако точно известно, что, уезжая в 1820 г. из Петербурга в свою плодотворную южную ссылку, Пушкин английского не знал. Как и большинство русских, он не был силен в языках: даже его французский, освоенный в детском возрасте, был лишен индивидуальности и, судя по письмам поэта, на протяжении всей его жизни сводился к блестящему владению речевыми штампами XVIII в. Во всех своих периодически (с начала 1820-х по 1836 г.) предпринимаемых попытках изучить английский самостоятельно Пушкин так и не продвинулся дальше начальной стадии. Из его одесского письма Вяземскому в июне 1824 г. мы узнаем, что он по-прежнему произносит «Чильд Гарольд», что лишь на полшага отличается от французского произношения.
В 1821 или 1822 г., взявшись без подстрочника переводить первые четырнадцать строчек байроновского «Гяура» на французский (характерен выбор языка перевода!), Пушкин, словно двоечник-школяр, передает «the Athenian's grave» («надгробие афинянина») как «la grève d'Athènes» — «песчаный берег Афин», тогда как в его волшебном русском это словосочетание преобразилось в «прах Афин».
Пытаясь в 1833 г. с помощью англо-французского словаря сделать дословный перевод начала «Прогулки» Вордсворта, Пушкин неверно понимает такие простые выражения, как «brooding clouds» («нависшие облака»), «twighligt of its own» («внутренний сумрак [в пещере]»), «side-long eye» («краем глаза, боковым зрением»), «baffled» («затрудненный») (тетрадь 2374, л. 31 и 31 об.){29}