Убийство на пивоварне. Дело мерзкого снеговика - Николас Блейк

– Надеюсь, вы не посчитаете меня слишком бесцеремонным. Полиция тоже привыкла задавать вопросы сразу, и, если опросить всех по кругу, мы добьемся большей пользы. Я не пытаюсь состряпать фальшивое дело, вы же понимаете, все дело в тех важных моментах, о которых некоторые из вас знают. – Найджел умолк, успев понять, как неубедительно прозвучала эта преамбула, и продолжил побыстрее: – Сперва я задам вопрос: кто-нибудь из вас предполагал, что такое могло произойти? Слышал ли кто-нибудь из вас, чтобы мисс Ресторик грозилась покончить с собой? Почему она это сделала? Есть ли у вас какие-нибудь мысли на этот счет?

Наступила напряженная, тяжелая тишина. Хивард Ресторик, считавший, что в обязанности хозяина входит разрешать любые затруднения, с натугой вымолвил:

– Лично мне совсем не казалось, что… ну, конечно, Бетти была вполне… я считаю, что она была…

– …невротичкой, – пришел на помощь Эндрю. Его тон был так жесток, что даже Найджел осекся и взглянул на него с удивлением. Худое, смуглое лицо Эндрю было бледным, словно зимнее небо. Его слова заставили всех встрепенуться.

– Бетти была такой, какой ее сделал мир. Она жила, окруженная со всех сторон гнилью, и не могла сама уберечься от пятен. Но ее сердце было чистым. Говорю вам всем, она была сама невинность. И у нее хватило бы силы воли не сводить счеты с жизнью таким легким путем. Я не понимаю ее поступка.

Казалось, Вилл Дайке говорил сам с собой. Его голос звучал низким речитативом, словно он спал и видел какой-то кошмар. Умолкнув, он встрепенулся, будто последние слова вывели его из летаргии. Ошеломленно огляделся, потом, вспомнив, что у него на щеках слезы, начал вытирать их рукавом.

Тянулись мгновения оскорбленного безмолвия. Тогда Эвнис Эйнсли проговорила:

– Ну хорошо, всего неделю назад я случайно услышала, как она говорила мистеру Дайксу, что не может этого вынести, – этого и следовало ожидать, правда, ей всегда удавалось выдавать мужчинам черное за белое.

– По-моему, крошка, ты переутомилась, – твердо сказала миссис Ресторик.

– Это правда, Дайке? – спросил Эндрю.

Романист подобрался в кресле, столь нелепый для этого окружения – со своей масляной челкой, в провинциальной одежде.

– Не надо верить всему, что мисс Эйнсли подслушивает сквозь замочную скважину. Но Бетти и вправду мне это сказала.

– Что? Господи! Так что же вы?..– в общем безмолвии заикался Хивард.

– Это не относится к делу, – упрямо ответил Дайке.

– Не относится? – спросил Эндрю. – Значит, предоставим разбираться в этом полиции и мистеру Стрэнджвейсу?

– Когда Бетти сказала, что не может этого вынести, она не говорила о самоубийстве. Она говорила о свадьбе.

– О свадьбе? – Тон Шарлотты Ресторик ясно свидетельствовал, что это для нее большая новость.

– Да, – вскинул голову Вилл Дайке, с вызовом глядя на присутствующих, – она собиралась за меня замуж, но…

– За вас замуж? – подавивишись истерическим смехом, воскликнула мисс Эйнсли, – Бетти – и за вас замуж?

Дайке вздрогнул, но тут же вновь напустил на себя спесивый вид. Говорил ли он правду, размышлял Найджел, или просто выгораживал ее «доброе имя», делая из себя шута? Последнее было вполне в его духе. Найджел мысленно представил то утонченное, роскошное тело наверху рядом с никчемной физиономией романиста.

Хивард Ресторик мямлил что-то глупое:

– Ну это, наверное, для вас ужасное потрясение, Дайке. Я даже и не думал, что тут может быть что-то такое. Гнилое дело для нас для всех, я хочу сказать. Бедная Бетти…

– Теперь это недоразумение устранено, – раздался возбужденный голос Эндрю, – послушаем еще кого-нибудь. Может, доктор Боган выскажет свое мнение?

Взгляд врача медленно скользнул на Эндрю Ресторика. Он умудрялся сохранять и меланхолию, и сдержанность. Найджел предположил, что его практика часто связана с женщинами – меланхолия играла на их материнских инстинктах и могла в каждой разбудить Пандору.

– Мое мнение? – медленно проговорил он.

– Вы признаете Бетти склонной к самоубийству? – спросил Эндрю.

– Я не думаю, что в ней проявлялась именно склонность к самоубийству. А если вы спрашиваете, преобладали ли вчера в сознании мисс Ресторик мотивы саморазрушения, мне придется ответить утвердительно.

Это значит, что ее рассудок был тоже болен, а не только тело? – спросил Найджел. – Или это была та самая психическая болезнь, от которой вы ее лечили?

– Теперь перейдем к сути дела, – сказал Эндрю. – Чем болела Бетти? Или же спросим по-другому: на чем специализируется доктор Боган?

Найджел вдруг вспомнил, как мисс Кэвендиш задала точно такой же вопрос. Доктор Боган совсем не смутился из-за агрессивного тона Эндрю. Он так же сдержанно и размеренно ответил:

– Мое дело – нервные болезни женщин.

– А! – гадко воскликнул Эндрю. – Дело прибыльное. Как там говорил Лоуренс Стерн: «Есть в мире и худшие занятья, чем щупать у женщины пульс».

– Эндрю, ну в самом деле! Доктор Боган – гость в моем доме. Я бы хотела, чтобы ты помнил об этом, – сказала Шарлотта Ресторик.

– Да. Жестковато, – согласился ее муж. – Нам придется поднатужиться и сплотиться. Хватит споров.

– Я понимаю чувства вашего брата, – уже несколько внушительней заметил доктор Боган. – Он питает ко мне антипатию из-за того, что был слишком зациклен на собственной сестре. Он восстает против моего присутствия из-за профессионального влияния, которое я оказывал на мисс Ресторик. Это абсолютно нормальная и предсказуемая реакция с его стороны.

Эндрю Ресторик ощетинился. Идея, что какая-то его реакция может быть предсказуемой, явно не приводила его в восторг.

– Давайте все же вернемся к делу, – вступил Найджел. – Если вы точнее изложите нам природу болезни вашей пациентки и объясните свою уверенность в том, что – как вы выразились – вчера в сознании мисс Ресторик преобладали мотивы саморазрушения, возможно, все разъяснится само собой.

Мгновение доктор Боган казался захваченным врасплох.

– Мисс Ресторик, которая, между прочим, была моим другом, еще и наблюдалась у меня. Она не изъявляла желания, чтобы природа ее нервных растройств была обнародована, хотя, с другой стороны, она сама бы рассказала вам все. Мне пришлось бы изменить и чувству товарищества, и профессиональной этике, если бы я решился разгласить то, что она не хотела говорить даже своим родственникам. Насчет…

– Минутку, доктор, – перебил Найджел, – вы старый друг мисс Ресторик? Встречались ли вы с ней раньше в Америке?

Поначалу на лицо врача как будто снизошло замешательство.

– В Америке? Почему…

– Вы же американец, правильно? – настаивал Найджел. – Некоторые ваши словесные обороты…

– Я совсем чуть-чуть пожил в Штатах, – отвечал доктор. – Но я не гражданин Америки. Боюсь даже, что я – помесь ирландца и итальянца. Нет, мистер Стрэнджвейс, Америка – большая страна, и я не был знаком с мисс Ресторик, пока ее семья там жила. Это было, насколько я помню, десять-пятнадцать лет тому назад.

– Понимаю. Не будет ли ваша профессиональная этика менее задета, если вы расскажете нам о ее суицидальных наклонностях?

– Самоубийство, я думаю, может произойти лишь тогда, когда воля к жизни временно утеряна. Если сказать поточнее, когда истрачен запас сил, сдерживающий влияние смерти.

– Все ясно. Обставлено в духе Зигмунда Фрейда, – пробормотал себе Эндрю под нос, но все же достаточно громко, чтобы это могло дойти до ушей доктора Богана.

– Это кажется ясным только при легкомысленном подходе, Ресторик. В ее случае не было ни заложенной суицидальности, ни суицидальных наклонностей. Ничего, кроме предвечной и нескончаемой войны между волей к жизни и волей к смерти, – войны, в которой в конечном счете всегда побеждает смерть. Иногда позитивные силы дезертируют еще в самом разгаре битвы.

Все были захвачены, скорее, самим видом доктора Богана и его вибрирующим голосом, чем его словами. Даже Эндрю Ресторик уставился на него с оттенком неосознанного уважения.

– Элизабет, – продолжал доктор, – была очень импульсивной. Вы же знаете, как она умела заставать людей врасплох, ловя всех на их же собственных словах. Даже себя она ловила на слове. Прошлой ночью, когда перед самым обедом я зашел ее навестить, она сказала нечто, владевшее ее мыслями, что заставило меня насторожиться.

– Так мы же это и хотели… Стрэнджвейс хочет разобраться в… – вклинился Хивард Ресторик. – Вы хотите сказать, она была не в себе? Она намекала на…

– Да, она намекала на самоубийство – теперь я это понял. Но она не была подавлена. Такое чувство, что она была где-то даже возбуждена. Ясно. Она сказала: «Дэнис, я думаю, ты всегда был бы рад поскорее избавиться от истеричной женщины». Мне показалось, что она превозносит мои медицинские заслуги. В том-то и крылась моя ошибка.