Убийство на пивоварне. Дело мерзкого снеговика - Николас Блейк

– Миссис Ресторик строго наказала мне пригласить вас к ней. Дело в том, сэр, – дворецкий сглотнул, – что мисс Элизабет… повесилась.

Глава 5

Господь, что создавал когда-то шею,

Не чаял ей такого примененья.

Пока они ждали в комнате миссис Ресторик, Найджел углубился в воспоминания об одном своем старом деле: главную роль в разгадке сыграла тогда юная ирландка, которая покончила с собой в другой стране и за несколько лет до этого. Поначалу он знал о Джудит так же мало, как теперь – об Элизабет. Лицо Джудит он видел только на старой фотографии. Элизабет была почти такой же таинственной участницей драмы – он знал о ней очень мало, только то, что мисс Кэвендиш рассказывала два дня назад: что Элизабет унаследовала дурной норов семьи Ресториков и что она была красива. А еще – то, что всю прошлую ночь при каждом упоминании ее имени вспыхивала агрессия.

Появилась Шарлотта Ресторик. Потрясение и горе сорвали с ее лица некоторую искусственность в речи и манерах, открыв тихое достоинство, сильно тронувшее Найджела. Глядя на изможденные черты, он почувствовал, что трагедия нанесла по ней самый сильный удар. Джорджия постаралась утешить ее. Шарлотта принимала все с мягким благородством, делавшим эти попытки еще неуместнее; наконец она обратилась к Найджелу:

– Мистер Стрэнджвейс, я хотела сообщить вам, что вас ничто не задерживает в этом доме, если вы решите уехать. Кроме того, я хотела бы вам признаться. Боюсь, что прошлой ночью я пригласила вас сюда просто из-за дурных амбиций. Мисс Кэвендиш сказала мне, что вы – частный детектив, и я попросила ее пригласить вас в Дауэр-Хаус. Случай в комнате Епископа был всего-навсего отговоркой. Но, насколько мне известно, только мисс Кэвендиш и я знаем о вашей профессии.

– Вы ждали, что… что-то случится?

– Не знаю. У меня было ужасно тревожно на душе, мы еще об этом поговорим. Я бы хотела, чтобы вы, – она сжала спинку стула так, что костяшки пальцев побелели, – пошли и взглянули на Элизабет. Только это. Я знаю, что здесь что-то не то, но не могу сказать что. Потом возвращайтесь, и мы поговорим. Может быть, все эти вещи за последние недели… я просто себе нафантазировала – была такая неразбериха. Я… – Она зашаталась, потом, словно одернув себя, слишком энергично повернулась к Джорджии: – У меня к вам просьба – не могли бы вы пойти и побыть немного с детьми? Я была бы бесконечно благодарна вам за доброту. Гувернантка Присциллы в отпуске, а они не принимают мисс Эйнсли. Ужасно не хочется отпускать их бродить сейчас по дому.

Джорджия с радостью согласилась. Миссис Ресторик написала мужу записку и поднялась с Джорджией наверх. Появился Хивард и повел Найджела в комнату Элизабет. По дороге он извинялся, рассеянно и как-то даже смешно, что втягивает Найджела в такую историю. Он смотрелся намного подавленнее своей жены – так, будто ему было нечем прикрыться от горя, кроме как своим хорошим воспитанием, которое все равно проигрывало эту схватку.

– Надеюсь, вы послали за полицией? – спросил Найджел.

Хивард вздрогнул. Гримаса отвращения появилась на его лице.

– Да, боюсь, что разразится ужасный скандал. Вы же знаете, как это бывает в нашей стране. Скандал да сплетни. Конечно, Диксон сделает все возможное, чтобы унять шум. Это главный констебль. Мой друг. Замечательный парень. Берегите голову, тут низко.

Наверху был муравейник, как и говорил Ресторик. Темные низкие коридорчики петляли и заворачивали, пока ты совсем не терял ориентации. Низкие двери. Ступени пугают ногу своей неравномерной высотой.

– А за доктором вы посылали?

– Я подумал, что не стоит. Тут же Боган, верно? Он ею и занимался.

Он мнительно, словно извиняясь, смотрел Найджелу в глаза, и взгляд его говорил так же откровенно, как и слова: «Чертовски неудобно получается – кругом одна неразбериха. И отчего Шарлотте взбрело в голову впутать вас во все это, просто ума не приложу!» Он настолько переигрывал, что Найджел сам пошел ему навстречу:

– Мой дядя – младший уполномоченный в Нью-Скотленд-Ярде. У меня есть некоторый опыт по распутыванию таких вещей. Может, я смогу вам чем-то помочь?

– Тронут. Тронут. Очень мило с вашей стороны. Ну вот, мы и пришли. Эндрю сказал, что мы не должны ничего трогать. Я… э-э, оставлю вас здесь. Робине… это наш констебль… он скоро будет – когда я звонил, он обещался побыстрее. С этим снегом куда-то попасть – целая проблема. – Произнеся все это, Хивард Ресторик открыл дверь и торопливо удалился со сцены.

Зрелище могло быть самым гнетущим из всего, виденного им в жизни, потому что все здесь, даже главная роль, как будто нарочно противоречило понятию о трагедии. Комната оказалась веселой, с более высоким потолком, чем где-либо еще в доме, драпированная миленькими обоями в цветочек и яркими занавесочками в том же духе. Затемняющие занавески были раздвинуты, и свет, отражаясь от снега, наполнял комнату неземным сиянием. По стульям была развешана яркая одежда, в глаза бросалась малиновая туфля посреди комнаты, а зеркала на туалетном столике отражали кристально чистые снопы лучей от нюхательных флакончиков и разных дамских мелочей. Чистый и приятный аромат, похожий на сандаловое дерево, висел в воздухе. В такой комнате должна была жить юная девушка – сама невинность и легкомыслие.

И Элизабет Ресторик, которая свешивалась с балки посреди потолка, с тонкой веревкой, дважды обернутой вокруг шеи, до сих пор оставалась юной. Она была девственно нагой. Даже после смерти ее тело было так совершенно, что слегка перехватывало дыхание. Сияя в блеске утреннего снега, с накрашенными красным лаком ногтями на ногах, которые были так близко к полу, что казалось, она стоит на цыпочках, ее тело приковывало взгляд и наполняло сердце странным трепетом. Найджел понял, какой неотразимой красотой обладала девушка при жизни.

Нет, она была женщиной, а не девушкой, это читалось на ее лице. На нем, хотя слегка и искаженном самоубийством, – спокойном и будто чуть-чуть улыбающемся, – оставил свой след опыт. Вокруг карих глаз залегли тонкие морщинки, а тонкая кожа на висках казалась немного усталой. Несколько секунд Найджел был так заворожен ее красотой и чуть-чуть кокетливым взглядом, что его сразило, когда он наконец заметил ненормальную странность. Элизабет была накрашена. Поняв это, он уже не мог выбросить из головы сей факт, даже пока шли обычные проволочки расследования. Ее лицо было накрашено, пусть и не идеально – губная помада не совсем точно повторила контуры губ. Что ж, в такие минуты трудно ждать от руки повиновения. Найджелу показалось, что это многое говорит ему об Элизабет – например, ей могло надоесть накладывать свой макияж, глядя в глаза наступающей смерти.

Впрочем, возможно, все было и не так, просто она никогда не смывала свой дневной грим. Как заниматься такими вещами, когда на уме у человека страшное? Нет, это не имеет никакого значения, решил про себя Найджел. Просто он слегка утратил чувство реальности, глядя на это милое тонкое лицо в обрамлении спутанных темных волос. Бесцельно свисающая голова словно глядит на свое тело, тело девической невинности.

Здесь, как и говорил Хивард, ничего не трогали. Она не оставила никакой посмертной записки, разве что Хивард в своем смертельном страхе огласки мог ее забрать, решив, что так будет лучше. Хивард Ресторик или же еще кто-нибудь из заинтересованных лиц – ведь посмертная записка Элизабет легко могла затронуть не только его персону, подумал Найджел. Хотя вовсе не всем самоубийцам приходит в голову оставлять прощальные послания. И не исключено, что такой способ самоубийства – вывесить себя на всеобщее обозрение в своей нагой красоте – кое-что говорил об обуревавших Элизабет чувствах. Обстановка комнаты больше ничего не дала Найджелу – возможно, до тех пор, пока он не выяснит некоторые вещи. Он вышел и отыскал ступеньки вниз.

По пути в комнату миссис Ресторик он увидел внизу, в холле, ее мужа, говорившего с полицейским, который пытался незаметно стряхнуть с сапог облепивший их снег. Если уж, как был убежден Хивард, главный констебль воспрепятствует огласке, то не приходилось сомневаться, что уж простой деревенский констебль тоже должен быть у него в кармане. А как же насчет доктора Богана? И этот держал свой рот на замке? Задача показалась Найджелу еще более сложной. Хотя, конечно, пока у него нет повода думать, что, кроме факта самоубийства семейного эксцентрика, здесь есть что-то еще – то, что необходимо скрывать. Или же просто Хивард собирался объявить об этом при подходящем случае?

Шарлотта Ресторик сидела за своим письменным столом.

– Ваша жена – душка, – сказала она, – дети от нее уже без ума. А теперь входите и присядьте куда-нибудь. Что вы думаете обо всем?

– Могу я сначала задать вам несколько вопросов?