Падшие - Лорен Кейт

— Когда ты терял меня, — сказала она, выделяя каждое сказанное слово. — Как это происходило? Почему?

— Это зависит от тебя. От того, насколько ты интересуешься нашим прошлым. От того насколько близко ты подошла к тому, чтобы узнать кем я являюсь. — Он опустил свои руки и пожал плечами. — Я знаю, что это звучит невероятно…

— Безумно.

Он улыбнулся. — Я собирался сказать неопределенно. Но я не собираюсь ничего от тебя скрывать. Это просто слишком деликатная тема. Иногда, в прошлом, только разговор на эту тему…

Она попыталась прочитать слова по его губам, но он так ничего и не сказал.

— Убивал меня?

— Я хотел сказать разбивал мне сердце.

Сейчас было совершенно очевидно, что он испытывал сильную душевную боль, и Люси захотела утешить его. Она ощутила как что-то тянуло ее, как что-то в ее груди требовало прикоснуться к нему. Но она не могла. Теперь она почувствовала уверенность, что Даниэлю точно было известно все об этом странном фиолетовом свечении. То, что именно он имел отношение к его появлению.

— Кто ты? — спросила она. — Что-то вроде…

— Я брожу по земле всегда зная, где-то в уголке моего разума, что ты придешь. Раньше я сам искал тебя. Но потом, когда я начал скрываться от тебя, пытаясь избежать новой боли, зная что снова потеряю тебя, что всегда было неизбежно, ты сама начала находить меня. Мне не потребовалось много времени, чтобы осознать, что ты приходишь в этот мир каждые семнадцать лет.

Семнадцатый день рождения Люси пришелся на конец августа, и был отпразднован ею за две недели до того, как она приехала в "Меч и Крест". Это был грустный праздник: только Люси, ее родители, и купленный в магазине пирог. Не было даже свечей, так на всякий случай. Кстати, а что насчет ее родных? Они тоже возвращались каждые семнадцать лет?

— Это недостаточно долго для меня, чтобы прекратить это, — сказал он. — Но достаточно долго для того, чтобы я хотел повторить это снова.

— Так ты знал, что я приду? — с сомнением спросила она. Он выглядел серьезным, но она все еще не могла поверить. Она не хотела верить в это.

Даниэль покачал головой. — Не в тот день, когда ты появилась. Совсем нет. Разве ты не помнишь мою дикую реакцию, когда я увидел тебя впервые? — Он задумчиво посмотрел на верх, будто хотел припомнить как это было. — Первые несколько секунд я всегда пребываю в блаженном состоянии абсолютного счастья. Забываю кем являюсь. А затем я вспоминаю…

— Да, — сказала она медленно. — Сначала ты улыбнулся, а потом… ты поэтому так грубо отшил меня?

Он нахмурился.

— Но если это происходит каждые семнадцать лет, как ты говоришь, — сказала она, — ты же знал, что я приеду. У тебя было предчувствие?

— Это сложно, Люси.

— Я увидела тебя в тот день прежде, чем ты увидел меня. Вы тогда весело смеялись с Роландом, около Огастина. Вы смеялись, а я ревновала. Если ты все знал, Даниэль. Если ты такой умный, что мог предсказать, когда я появлюсь или когда я умру, и как трудно все это будет для нас, как ты мог так смеяться? Я просто не верю, — сказала она, чувствуя в голосе дрожь. — Я просто не верю в это.

Даниэль протянул руку к ее лицу и нежно стер выступившую слезу. — Это такой красивый вопрос, Люси. Я обожаю тебя за это. Мне хотелось бы объяснить все это тебе получше. Когда живешь вечно, чтобы не сойти с ума, в конце-концов ты начинаешь ценить каждое мгновение и находить радость даже от боли. Я так и делаю.

— Вечность, — повторила Люси. — Еще одна вещь которую я не понимаю.

— Это не имеет значения. Теперь я не могу смеяться как раньше. Как только ты появляешься, меня настигает боль.

— Это не имеет никакого смысла, — сказала она, желая уйти отсюда прежде, чем стемнеет. История, в которую ее просил поверить Даниэль, была слишком нереальной, просто фантастической. Все то время, которое она провела в "Мече и Кресте", сумасшедшей она считала себя. Но ее безумие сильно проигрывало рядом с фантазиями Даниэля.

— К моему глубокому сожалению не существует никакой инструкции для того, каким образом лучше объяснить все это… девушке, которую я люблю, — тихо говорил он, пальцами неторопливо лаская ее волосы. — Я прилагаю все усилия, я очень стараюсь… Я хочу, чтобы ты верила мне, Люси. Что мне сделать, чтобы ты мне поверила?

— Расскажи другую историю, — сказала она горько. — Придумай более приемлемое оправдание.

— Ты ведь говорила мне, что чувствуешь будто откуда-то знаешь меня, помнишь меня. Я пытался отрицать это, пока мог, потому что знал, что произойдет потом.

— Конечно, у меня было чувство, что мы где-то раньше встречались, — сказала она. Теперь в ее голосе слышался страх. — Например, в где-нибудь в торговом центре или летнем лагере или где-то еще. Но не в какой-то прошлой жизни. — Она покачала головой. — Нет… я не могу. — Она закрыла уши руками, а Даниэль снова раскрыл их.

— И все же ты веришь мне. Сердцем. Ты знаешь, что я сказал тебе правду. — Он сжал ее колени и пристально вглядывался в ее глаза. — Ты знала это, когда я следовал за тобой к вершине Карковадо в Рио, где ты хотела увидеть огромную статую Христа-Искупителя. Ты знала это, когда я нес тебя на руках две бесконечные мили до самого Иерусалима, когда ты заболела и не могла идти сама. И, кстати, я знаю как ты ненавидишь даты. Ты знала это, когда в Италии работала медсестрой в больнице во время Первой мировой войны. Ты знала меня, когда укрывала меня в подвале своего дома во время восстания против царя в Санкт-Петербурге. Ты знала меня, когда я делал замеры башенки твоего замка в Шотландии во времена Реформации. Ты знала меня, когда мы кружились в танце после церемонии коронации на бале в Версале, где только ты была одета в черное. Мы были вместе и в поселке художников в Кинтана-Роо,[34] и на марше протеста в Кейптауне, где нам пришлось заночевать в загоне для животных. Мы были вместе на открытии театра "Глобус[35]" в Лондоне, и сидели на лучших местах. Мы встретились и тогда, когда мой корабль затонул у берегов Tаити, так как ты жила там, а я был каторжником из Мельбурна, и когда я был Нимским[36] карманником в восемнадцатом столетии, и монахом в Тибете. Ты появлялась всюду. Всегда. Рано или поздно, но ты начинала ощущать нашу связь, о которой я только что рассказал тебе. Но ты никогда не позволяла себе поверить мне, осознать правду.

Даниэль прервался, чтобы отдышаться и посмотрел мимо нее, вдаль. Потом он склонился к ней снова, опираясь своей рукой на ее колено, снова вглядываясь в нее с неистовым огнем в глазах.

Она опустила ресницы, а когда снова открыла их, Даниэль протягивал ей прекрасный белый пион. От него исходил свет, казалось что цветок пылает в ослепительно белом огне. Она оглянулась, чтобы понять, откуда он взял его, и как же она не заметила его прежде. Но вокруг по-прежнему были только трава, сорняки и подгнившие упавшие плоды. Они оба обхватили стебель руками.

— Ты знала это, когда выбирала белые пионы каждый день в течение месяца, тем летом в Хелстоне.[37] Помнишь это? — он уставился на нее, будто это могло помочь ей вспомнить. — Нет, — он вздохнул. — Конечно нет. Поэтому я иногда завидую тебе.

Но пока он говорил, кожа Люси вдруг начала гореть, как если бы понимала, знала то, что ее мозг пока отказывался воспринимать. Часть ее не была уверена в чем-нибудь больше.

— Я говорю все это тебе потому, — сказал Даниэль, наклонившись к ней так близко, что их лбы соприкоснулись, — что ты моя единствнная любовь, Люсинда. Ты для меня самое главное в моей вечной жизни.

Нижняя губа Люси дрожала. Ее руки слабо потянулись к нему, как лепестки цветка, сквозь которые были пропущены их пальцы, к основанию.

— Почему ты загрустила?

Все это было слишком, мысли разбегались, мозг отказывался обрабатывать столь невероятную информацию. Она отвернулась от Даниэля и встала, отряхивая, налипшие травинки и листья, с джинсов. Ее голова кружилась. Она жила прежде?

— Люси?!

Она покачала головой. — Я думаю теперь мне нужно где-нибудь прилечь. — Она облокотилась о дерево, чувствуя необыкновенную слабость.

— Тебе нехорошо? — спросил он, вскакивая и беря ее за руку.

— Да.

— Мне так жаль. — Даниэль вздохнул. — Не знаю, на что я рассчитывал, решив рассказать обо всем. Я не должен был…

Если бы кто-нибудь еще сегодня утром, сказал бы ей что скоро наступит момент, когда ей захочется расстаться с Даниэлем она бы не поверила. Но сейчас она должна была уйти. То, как он смотрел на нее, словно умоляя о встрече позже, чтобы они могли обсудить все это. Но Люси не была уверена в том, что это хорошая идея. Чем больше он рассказывал, тем больше она чувствовала как что-то давно забытое пробуждается в ней. Что-то, к чему она пока не была готова. Она больше не считала себя сумасшедшей, и не была уверена, что Даниэль им был. Может для кого-то другого его рассказ и показался бы совершенной бессмыслицей, даже бредом воспаленного воображения. Но для Люси… она еще не была уверена… Но что если его слова и были той правдой, теми ответами, которые она искала и которые раскрывали смысл ее жизни? Она не знала. Она была напугана как никогда раньше. Она прикоснулась к его руке и двинулась к выходу, в сторону жилого корпуса. Через несколько шагов, она остановилась и медленно обернулась.