Падшие - Лорен Кейт

— Я не знаю с чего начать, — сказал он, сжимая сильнее, будто массируя, ее пальцы. — Тебе предстоит узнать очень многое. И я обязан сделать это правильно.

Также как она хотела, чтобы слова Даниэля были простым признанием в любви, Люси прекрасно понимала, что он собирается рассказать ей о чем-то очень важном, о том, что могло не только многое объяснить в странном поведении Даниэля, но и сильно её расстроить.

— Может попробуешь что-то вроде "у меня есть плохая и хорошая новость?" — предложила она.

— Хорошая мысль. Что ты хочешь услышать сначала?

— Ну, большинство людей, сначала, хотят узнать хорошие новости.

— Может быть, это и так, — сказал он. — Но ты не слишком-то похожа на обычных людей.

— Ладно, тогда давай плохую.

Он закусил губу. — Тогда пообещай мне, что не уйдешь прежде, чем я доберусь до хорошей?

Она не собиралась уходить. Только не тогда, когда он не отталкивал ее, а обещал дать ответы на длинный список вопросов. Рассказать о том, что они с Пенни разыскивали уже в течение последних нескольких недель. Он прижал ее руки к своей груди и удерживал их возле самого сердца.

— Я собираюсь сказать тебе правду, — сказал он. — Можешь мне не верить, но ты имеешь право знать. Даже если это тебя убьет.

— Хорошо. — Внутренности Люси сплелись в один кровоточащий узел боли, и она почувствовала как у нее начали дрожать колени. Она была рада, что Даниэль уговорил ее присесть.

Он качнулся назад, затем вперед, потом сделал глубокий вдох. — В Библии…

Люси застонала. Это была непроизвольная реакция, словно условный рефлекс на любое напоминание о Воскресной школе. Кроме того, она хотела обсудить их самих, а не вести высокоморальные разговоры на теологические темы. Библия не давала ответов ни на один из ее вопросов о Даниэле.

— Просто выслушай, — сказал он, буравя ее взглядом. — Так вот, в Библии… Ты помнишь, там сказано что Создателя следует любить более всего на свете? Любить и верить в его мудрость без всяких оговорок и не взирая ни на какие суровые испытания?

Люси пожала плечами. — Наверное.

— Хорошо. — сказал Даниэль, пытаясь подобрать правильные слова. — Это требование применимо не только к людям.

— Что ты имеешь в виду? К кому же? К животным?

— Иногда, конечно, — сказал Даниэль. — Как и к змею. Он был проклят после того, как соблазнил Еву. Проклят и изгнан из Рая, чтобы вечно скользить по земле.

Люси задрожала, вспоминив Кэма. Змея. Их пикник. То ожерелье. Она дотронулась до своей голой шеи, радуясь, что сейчас на ней нет подарка Кэма.

Он пробежался пальцами по ее волосам, по ее шее. Она вздохнула, пребывая в состоянии блаженства.

— Я хочу сказать… Я думаю… Можно сказать, что я тоже по своему проклят, Люси. Я был проклят на долгое, долгое время. — Он говорил так, будто мог чувствовал горечь исходящую от его слов. — Однажды я сделал выбор, когда поверил во что-то и все еще верю, хотя…

— Я не понимаю, — сказала она, качая головой.

— Конечно, ты не понимаешь, — сказал он, опускаясь на землю рядом с ней. — И у меня не самый лучший послужной список, чтобы правильно объяснить тебе это. — Он почесал затылок и понизил голос, будто говорил сам себе. — Но все, что я могу сделать, это попытаться. Ничего не происходит…

— Хорошо, — сказала она. Он уже сбил ее с толку, а ведь до сих пор практически ничего еще не сказал. Но она старалась выглядеть бодрее, чем она себя чувствовала.

— Я влюблялся, — объяснил он, беря ее руки в свои и сильно сжимая. — Много раз. И каждый раз, это заканчивалось катастрофой. Снова и снова.

Его слова вызвали у нее дурноту. Люси закрыла глаза и отдернула руки назад. Он уже говорил ей это. В тот день на озере. Он был разбит. Он обжегся. Зачем вспоминать этих других сейчас? Это ранило тогда и еще больше ранило ее сейчас, как острая боль в ребрах. Он снова сжал ее пальцы.

— Посмотри на меня, — умолял он. — Самым трудным было то, что…

Она открыла свои глаза.

— Человеком, в которого я влюблялся каждый раз, была ты.

Она задержала дыхание, и хотела выдохнуть, но из нее вырвался какой-то булькающий звук, то ли смех то ли всхлип.

— Неужели, Даниэль? — сказала она, начиная вставать. — Ничего себе, да ты и вправду проклят. Это ведь так ужасно.

— Да послушай же. — Он толкнул ее обратно вниз с такой силой, что она почувствовала как запульсировало плечо. Его глаза сверкали фиолетовым огнем и она поняла, что он не на шутку разозлился. Что же, она тоже.

Даниэль взглянул вверх на персиковое дерево, как бы прося у него помощи. — Я молю тебя, позволь мне объяснить. — Его голос дрогнул. — Моя проблема не в том, чтобы любить тебя.

Она сделала глубокий вдох. — В чем тогда? — Она заставляла себя слушать, быть сильнее и не обижаться. Даниэль выглядел так, будто он ощущал боль один за них обоих.

— Я обречен жить вечно, — сказал он.

Деревья шелестели вокруг них, и Люси заметила тоненькую струйку Тени краешком глаза. Не мрачный, всепоглощающий вихрь черноты какой она видела в бара прошлой ночью, а как предостережение. Тень держалась на расстоянии, замерев неподалеку за углом, но она ждала. Ее. Люси почувствовала знакомый сильный озноб, пробравший ее до костей. Она не могла подавить ощущение, что что-то невообразимо огромное, гигантское, черное как сама бездна ада и такое же окончательное приближалось к ней.

— Что, прости? — сказала она, переводя взгляд обратно на Даниэля. — Не мог бы ты, хм, повторить это еще раз?

— Я обречен жить вечно, — повторил он. Люси все еще пытаясь перварить услышанное, но он продолжал говорить, поток слов выплескивался из его рта. — Я обречен жить, и смотреть, как люди рождаются и растут, и влюбляются. Я смотрю, как они заводят своих детей и стареют. Я смотрю, как они умирают. Я приговорен, Люси, наблюдать за этим всем снова и снова. За всем, кроме тебя. — Его глаза будто остекленели. Его голос упал до шепота. — Ты не влюбишься…

— Но…, - прошептала она в ответ. — Я… уже влюбилась.

— Ты не сможешь иметь детей и состариться, Люси.

— Почему нет?

— Ты уходишь каждые семнадцать лет.

— Пожалуйста…

— Мы встречаемся. Мы всегда встречаемся, так или иначе. Мы всегда оказываемся вместе, независимо от того куда я иду. Независимо от того как я пытаюсь отдалить себя от тебя. Это никогда не имеет значения. Ты всегда находишь меня.

Сейчас, он смотрел на свои сжатые кулаки, будто он был не в состоянии поднять глаза, и хотел кого-нибудь ударить.

— И каждый раз, когда мы встречаемся, ты влюбляешься в меня…

— Даниэль…

— Я могу сопротивляться тебе или сбежать от тебя, или попробовать проявить твердость, отвергая тебя, но это не имеет ровно никакого значения. Ты влюбляешься в меня, и я в тебя.

— Это настолько ужасно?

— И это убивает тебя.

— Хватит! — закричала она. — Что ты сейчас пытаешься сделать? Напугать меня?

— Нет. — Фыркнул он. — Это все равно не сработает.

— Если ты не хочешь быть со мной…, - сказала она, надеясь, что это все что он ей рассказал какая-то жестокая детально проработанная шутка, нечто вроде прощальной речи, перед тем как уйти от нее, а не невероятная правда. Это просто не могло быть правдой. — то наверняка есть более легкий и правдоподобный способ сказать мне об этом.

— Я знаю, что ты мне не веришь. Но это то, почему я не мог рассказать тебе правду до сих пор. Поскольку я думал, что наконец-то понял правила, и… но мы поцеловались… и теперь я уже вообще ничего не понимаю.

Она припомнила слова, произнесенные им прошлой ночью: Я не знаю, как это остановить. Я не знаю, что надо сделать…

— Потому что ты поцеловал меня?

Он кивнул.

— Ты поцеловал меня, а когда мы перестали целоваться, ты очень удивился.

Он кивнул снова, с какой-то робостью и изяществом.

— Ты целовал меня… — продолжила Люси, пытаясь связать все воедино, — и знал, что я этого не переживу?

— Полагаясь на предыдущий опыт, — сказал он хрипло. — Да.

— Это просто сумасшествие какое-то, — сказала она.

— Кстати о поцелуе, вернее о том, что он означает. В некоторых жизнях мы можем целоваться, но в большинстве из них это невозможно. — Он нежно погладил ее по щеке, и она снова ощутила блаженство, но и странную тянущую боль глубоко в сердце. — Должен сказать, что я предпочитаю те жизни, где мы можем целоваться. — Он хмуро смотрел вниз. — Хотя это делает потерю тебя почти невыносимой.

Она уже хотела на него разозлиться. Придумать такую безумную историю, вместо того, чтобы заключить ее в объятия. Но интуиция подсказывала ей, что Даниэля следует дослушать до конца, а не убегать прямо сейчас.

— Когда ты терял меня, — сказала она, выделяя каждое сказанное слово. — Как это происходило? Почему?

— Это зависит от тебя. От того, насколько ты интересуешься нашим прошлым. От того насколько близко ты подошла к тому, чтобы узнать кем я являюсь. — Он опустил свои руки и пожал плечами. — Я знаю, что это звучит невероятно…