Упразднение смерти. Миф о спасении в русской литературе ХХ века - Айрин Масинг-Делич

легендарной реальности, истинному рыцарю Альдонсы и Дульсинеи — Триродову. Он даже внешне напоминает Рыцаря печального образа, но, в отличие от Дон Кихота, видит действительность, как она есть. Только трезвое видение мира дает возможность творцу взять сырой материал иллюзорной жизни и превратить его в подлинную мечту (ср. [ВС 7: 28–29]), в realiora истинной реальности.

Психики, или люди души

Категорию «людей души» лучше всего представляет Ортруда с ее воздушной красотой и хрупкой душевной организацией. В начале жизни и своего царствования она олицетворение прекрасной Дульсинеи, но завершает свой жизненный путь развратной гетерой. На путь упадка и смерти она вступает потому, что, поддавшись разочарованию и горечи, ищет утешение в гедонизме. Не желая углубиться в творческую деятельность, на которую она способна, она все глубже погружается в порок и «недеяние», которые неизбежно ведут к самому пассивному из всех возможных состояний человека — смерти. Ортруда слишком подвержена «женским» слабостям, таким как покорность судьбе, которая иногда сменяется бесплодным бунтом; она обладает гнозисом, но не знает, как его использовать.

Так, она знает, что материальный мир — тюрьма, в которой томится плененный в ней Свет, что плоть порабощает Дух и что Демиург обманывает человечество, препятствуя его просветлению. Она знает также, что человек должен стремиться «от зверя к божеству» (2: 313) и что верный способ такого преобразования — сублимация грубой сексуальности в утонченную энергию обожествляющей любви. Однако она не умеет отстаивать свои идеалы. Так, Ортруда основала школу, где мальчики и девочки ходят обнаженными, «как первые люди в раю» (2: 313); она надеется, что нагота, которая постоянно на виду, приведет вместо грубого вожделения к абсолютному целомудрию, к восхищению человеческим телом, подавляя желание «пользоваться» им. Эта бесстрастная любовь к плоти освободит людей от власти Дракона: они перестанут смотреть на тело как на «сосуд похоти» и будут воспринимать его как живое произведение искусства. «Пречистое» человечество сможет уподобиться тем «небесным образам», о которых поет гётевская Миньона: «…где силам неба все равно, / ты женщина или мужчина, / но тело все просветлено»[122]. Зная все это, Ортруда, однако, сразу же сдается, когда ей объявляют, что ее школа нежелательна.

Обыватели Островов считают школу Ортруды безнравственной. Ее закрывают по приказу кардинала, сладострастного лицемера Пуельмы. Этот слуга Демиурга не понимает, что «земной рай не в прошлом, а в будущем человечества» (2: 313) и что школа Ортруды помогает его созданию. Не понимает он и того, что этот рай будет защищен от нового грехопадения, поскольку его чистота будет не следствием невинности или незнания, а результатом сознательного выбора. Безвольная королева не борется за свое «детище», а отдает его в руки кардинала-фарисея. Но самое главное — она сама предает свои идеалы и сама начинает вправду вести ту безнравственную жизнь, которую ей приписывали обыватели и ханжи. Ее философия эроса теперь и в самом деле принимает формы безнравственного «непротивления соблазну». Ортруда отдает себя во власть сладострастия, хотя муки и угрызения совести придают ее эротическим излишествам некоторый оттенок духовности. Тем не менее она теряет «нравственный ориентир» и становится жертвой низких импульсов, порой даже побуждая близких ей людей к убийству и самоубийству. Эти импульсы представлены в негативном свете: в «Легенде» нет прославления эротического садизма или садистского эротизма, в котором обвиняли роман некоторые его критики (например, М. Горький); скорее, в нем указана их опасность. Так, любовная интрига Ортруды и юного пажа Астольфа кончается «каплями крови». Когда они прогуливаются в подземном гроте под замком, его стены в электрическом освещении кажутся кроваво-красными, а стекающие по ним капли воды производят впечатление, будто «капала тяжелая кровь какого-то каменного чудовища» (2: 260). Под влиянием этого кровоточащего и жаждущего крови чудовища, легко определяемого как Дракон Смерти, Ортруда требует в подарок «капли крови» от своего возлюбленного. Она подстрекает мальчика к убийству соперницы (за любовь Танкреда) и вознаграждает его за это преступление чувственными усладами, в которых «капли крови» маркируют пик экстаза. Ортруда явно действует вопреки своим принципам и нраву, и ее уход с пути истинной любви ведет к самоубийству юноши и ее собственной смерти. Их обоих убивает каменное чудовище — Дракон Смерти, он же Демиург (ср. примеч. 115).

Ортруде, как уже сказано, не хватает силы воли, необходимой для воплощения легенд. Показательно, что она, несмотря на несомненный талант к живописи, не заканчивает свои картины. Она, например, не знает, как дописать картину, на которой изображены «грезящий Адам» и «первозданная дева» в тот момент, когда Ева призывает супруга к «неведомым ему творческим совершениям» (2: 317). Одна из причин — ее неудачи в выборе моделей. Она пишет Адама с Астольфа, а Еву — со своей близкой подруги Афры. Но Астольф — Адам, не желающий покинуть свой остров грез и цепляющийся за свою Лилит — королеву Ортруду. Его страшит призыв Евы к действию, и он бежит в смерть, совершает самоубийство в надежде, что, умерев, он сможет грезить вечно. Афра под пагубным влиянием Ортруды тоже становится «мечтательницей» и поэтому не может служить моделью для подлинной Евы — воплощения активности. Картина Ортруды остается незавершенной, и это говорит о том, что ни ее искусство, ни ее жизнь не могут стать действенной теургией. Ее искусство — не более чем бегство от скуки, красота в башне из слоновой кости, а ее жизнь — эгоцентрическая сосредоточенность на себе и своей грусти.

Погружаясь в свой внутренний мир, Ортруда не в силах создать синтез противоположностей. Как слишком женственная женщина, после измен Танкреда она отвергает активное мужское начало и устраняет его из своей жизни. Ее любовь к юноше Астольфу и девушке Афре свидетельствует о том, что она ищет скорее собственные отражения, нежели дополняющую ее противоположность. Напуганная грубой мужественностью супруга, она уходит в свой красивый, но слишком нежный, женственный мир, оставляя на долю менее утонченной Елисаветы, невесты Триродова, исполнить подлинный «смысл любви» — создание бессмертного Андрогина, рожденного разнополой любовью. По Соловьеву, оба пола должны участвовать в создании бессмертного человечества. Поэтому лиричная Лилит вынуждена уступить практичной Еве, самовлюбленная Ортруда — волевой Елисавете. Адам должен проснуться от грез и приступить к делу преображения мира, и только Ева может вдохновить его на этот подвиг. Лилит — жена Адама в его сновидениях, но в живой жизни его спутница — Ева.

Триродов знает это. Его первая жена напоминала лунную Лилит (или даже «была» ею) и, не сумев приспособиться к реальности, умерла после родов. На смену ей пришла Елисавета, принадлежащая к