Водоворот судьбы. Платон и Дарья - Юрий Васянин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Целуй!
— Я тебя не понимаю. Что ты хочешь этим сказать?
Павел, смутившись, недоуменно уставился на отца, но спорить, не стал. Он взял в руки шашку изумительной работы и прикоснулся губами к отполированному металлу.
— Мы от казаков повелись, Павел. По казачьей традиции я должен передать тебе свою шашку, — сказал отец.
— Хорошо, — растерянно произнес Павел.
— Теперь ты стал казаком. Я все же надеюсь, что когда-нибудь еще возродится казачество. Потому что дух казачий не может погибнуть. Только будет ли оно таким, каким было? Если я не доживу до этого времени — ты доживешь, — сказал отец и немного помолчав, тихо добавил, — Принеси крест и лопату из багажника.
Павел вытащил из автомобиля лопату, деревянный крест с мраморной табличкой и медленно прочитал:
— Казакам, отдавшим жизнь за веру и отечество. Мне кажется, девиз звучал иначе: За веру, за царя и отечество.
— Увы, казаки за царя сражаться не стали.
Они установили крест и обложили его камнями.
— Деревянный — сгниет быстро.
— Если устоит — ты заменишь, — старый казак вытер пот со лба ладонью. — Спите спокойно казаки. Поехали на утес, Павел.
Автомобиль проскочил через новое село и остановился на крутом берегу реки, где сплелся ковер из засохших ромашек. Трава на утесе почти выгорела от долгой засухи. Отец с сыном, хлопнув дверьми, вышли из автомобиля.
— Какая красота, отец! — с нескрываемым восхищением сказал Павел, стоя на утесе.
— На реке вся жизнь казаков прошла. Молодежь любила коротать часы на утесе. Иногда здесь часами просиживали до самого рассвета.
— Как же здесь хорошо.
— Почти пятьдесят лет прошло, а все осталось, как было. И эти две сосны на утесе тоже росли. Только этой беседки не было — произнес отец и с сожалением добавил — Но здесь нет главного. Нет казачьего хутора и нет казаков, которые тут жили.
Он провел рукой по шершавому стволу дерева.
— Выросли барышни — даже не узнаешь. Пойдем к реке, умоемся после дороги.
— Пошли.
— Иди впереди, я за тобой тихонечко пойду.
Старик осторожно спустился к реке и остановился на самом краю берега. Вода не приносила прохлады, она была как парное молоко. Тихое течение было незаметным. В ровной глади реки как в зеркале отражалось небо и солнце. По гранитным камням утеса мельтешили солнечные блики.
И вдруг перед глазами Платона одна за другой начали вставать картины из далекой юности. За несколько секунд одним мигом пролетела прошлая жизнь в Старом Хуторе. Ему вспомнились голосистые девки, чубатые молодцы, бородатые деды и, конечно же, его любимая Дарья. Ее образ то и дело всплывал перед думным взором казака. Она явилась ему настолько явственно, что он даже вскрикнул:
— Дарья!
— Какая Дарья? — Павел опять недоуменно поглядел на отца.
Платон Семенович достал из кармана письмо, подал Павлу:
— Я тебе ничего не мог сказать раньше. Дарья была моей первой женой. Я не смог вытравить память о ней. Прочитай письмо, я очки дома оставил.
Павел вслух прочитал короткое письмо:
— “Здравствуй дорогой, Платон! Я тебя всю жизнь искала и только совсем недавно нашла тебя на Урале, чему несказанно обрадовалась. Наша жизнь друг без друга прошла быстро. Пятьдесят лет пролетели одним мигом.
Когда ты меня отправил со станции Мысовой, я еще долго болела и пришла в себя только во Владивостоке, куда санитарный поезд пришел из-за переполненности госпиталей в Чите.
Во Владивостоке меня охватил дикий ужас, когда я поняла, что мы можем больше никогда не увидеться. Если бы ты знал, как я плакала, оказавшись на берегу Тихого океана. Возвратиться в Читу я уже не смогла. Проклятая Гражданская война навсегда разлучила нас с тобой. Я часто вспоминаю то время. Как мы смогли выжить — до сих пор не понимаю.
Я долгое время ждала тебя во Владивостоке, потому что всем сердцем чувствовала, что ты остался жив, а потом уехала через Корею в Китай, где работала на текстильной фабрике, а затем в Австралию. И здесь в настоящее время проживаю в казачьей общине.
Мне очень хочется, чтобы мы с тобой встретились. Эта встреча очень важна для нас обоих. Надеюсь, что ты мне ответишь. Я буду каждый день ждать твоей вести…”
— Как мы смогли выжить, — повторил вслух Платон слова Дарьи, а про себя промолвил:
– “Прости меня Дарья, но судьба обвенчала меня с другой женщиной. Мне очень жаль, что ты тогда не нашлась в Чите. Я рад, что ты помнишь обо мне в чужой стране. Возвращайся скорей на родину”.
Ветер угнал за горизонт последние тучки. Сквозь нежно-зеленую хвою сияло июльское солнце. Высоко в безоблачном небе парил коршун, высматривая себе добычу. Вдруг к нему подлетел черный ворон и стал яростно нападать на него. Он бил его крыльями, когтями, клювом. Ворон защищал свой выводок, который находился на крупных ветвях огромного тополя. Но вот коршун, плавно спланировал вниз, пролетел немного вперед, потом камнем кинулся к дереву, схватил когтями на верхушке тополя маленького вороненка и исчез с ним в темном лесу, растворившись среди деревьев.
— Отец, прошел всего лишь год, как умерла мама. Я не хочу, чтобы ты встретился с Дарьей. Память о матери мне очень дорога. Ты должен помнить о ней. Вы с ней встретились в госпитале во время гражданской войны. Она выходила тебя и спасла от смерти, — запинаясь и с жаром проговорил сын.
— Елизавета мне дорога, Павел, но с Дарьей почти пятьдесят лет назад мы обвенчались в церкви. Ты должен понять меня. На Земле живет женщина, которую я сильно любил. Я все время испытывал невыносимую тоску по ней. Иногда хотелось даже кричать в пустоту, — тихо, но внятно сказал отец.
— Давай пока оставим в стороне этот вопрос, — робко предложил Павел.
— Хорошо, — подавив вздох, согласился отец и спросил, не отрывая глаз от реки, — Может быть, покушаем?
— Я сейчас что-нибудь приготовлю, — поспешно отозвался сын.
Павел быстро соорудил возле беседки столик, выложив на него разнообразные продукты и бутылку водки. Отец наполнил водкой два небольших граненых стаканчика.
— Давай помянем добром братьев казаков.
И они, не чокаясь, выпили до дна. Платон нарвал возле беседки белых ромашек и бережно положил на камень, где они часто сидели с Дарьей. Потом Платон Семенович вдруг выпрямился и начал читать стихи:
Эти дни не могут повторяться, -
Юность не вернется никогда.
И туманнее, и реже снятся
Нам чудесные, жестокие года.
С каждым годом меньше очевидцев
Этих страшных легендарных дней.
Наше сердце приучилось биться
И спокойнее
