У нас уже утро - Александр Чаковский

– Выпьем, ребята! Через пять минут Новый год!

Рыбаки мгновенно оживились.

– Вот ведь какое дело! – удивлённо сказал один из них. – Совсем из головы вон…

– А мы-то в море… – не то с сожалением, не то с гордостью сказал другой.

– Да, мы в море, – повторил Весельчаков, – и всё-таки мы встретим Новый год.

Ему было очень трудно говорить. Каждое движение губ вызывало острую боль. Но ему хотелось говорить, он не мог молчать.

– Сейчас на берегу, – продолжал он, – выпьют и за нас с вами. За тех, кто в море, всегда пьют, это уж точно. Выпьем и мы. За победу нашу, за то, что рыбу взяли!

И рыбаки в торжественном молчании поднесли жестяные кружки к своим обветренным, потрескавшимся губам.

Они встречали Новый год раньше всей Советской страны, первыми слышали его уверенную, победную поступь.

ГЛАВА XVIII

На Южном Сахалине наступала весна.

В Татарском проливе по-прежнему громоздились льды, глубокий снег ещё лежал на сопках и в лощинах, дикие ветры ещё завывали над островом, но весна всё-таки приближалась.

Равнины кое-где уже отливали желтоватым цветом иссохшей травы. Постепенно очищались ото льда стремительные, узкие речки.

Солнце стало светить ярче, и под его тёплыми лучами лёд синел и распадался на длинные, тонкие кристаллы.

В лесу было ещё тихо, но в кустах все чаще раздавался настойчивый стук дятла и писк болотной синицы. В повеселевшее небо взлетали жаворонки.

Казалось, что солнце зажгло на деревьях чуть заметные зеленоватые огоньки.

По утрам остров ещё окутывала туманная мгла. Но когда солнечные лучи разгоняли туман и согревали уже появившуюся кое-где из-под снега землю, в воздухе сразу ощущался пьянящий запах близкой весны. По вечерам небо на западе розовело, а облака становились похожими на расплавленный металл…

Сейнер, которым командовал Дмитрий Весельчаков, вышел в море рано утром.

Море волновалось, хотя ярко светило солнце и погода казалась безветренной. На борту сейнера лежал траловый невод.

Отойдя миль на десять от берега, Дмитрий дал команду приступить к определению течения. Это было необходимо потому, что невод обычно волочат по течению.

Сейнер шёл полным ходом. Один из рыбаков широко размахнулся и выбросил в море буй – бочонок с прикреплённым к нему флажком. Буй скрылся в волнах, но через секунду снова появился на поверхности. Дмитрий резко повернул сейнер против течения. Подручный рыбак выпустил первые три бухты трёхдюймового троса. Как только начался более толстый канат, Дмитрий круто, почти под прямым углом, повернул сейнер и полным ходом пошёл поперёк течения.

Потом он скомандовал остановить машину. Сейнер ещё некоторое время двигался по инерции, и именно в это время рыбаки вымётывали невод в море.

Когда траление было закончено и рыбаки подняли сеть на борт, Дмитрий вышел из рулевой рубки, чтобы посмотреть улов. Среди большеголовых туш трески в сети бились камбалы, плоские, похожие на сковородки.

И вдруг Дмитрий резко шагнул вперёд и наклонился над сетью. Погрузив в неё руки, он стал искать что-то в месиве трепещущих, извивающихся рыб.

– Золотую рыбку увидел, что ли, – рассмеялся кто-то из рыбаков.

Но Дмитрий выпрямился, и все увидели, что в руках у него трепещет небольшая рыбка с тёмно-синей спинкой и отсвечивающими боками.

Тогда все рыбаки, точно по команде, ничего не спрашивая, наклонились над сетью. Несколько таких же сине-чёрных рыбок извивалось среди тяжёлых тел камбалы и трески.

Через секунду Дмитрий был уже в рулевой рубке. А через несколько минут сейнер на полном ходу шёл к берегу. Никто ни о чём не спрашивал. Всё было ясно. Произошло событие, которого ждали с таким волнением: впервые в новом году была поймана сельдь. Это значило, что весенняя путина может начаться со дня на день.

Дмитрий спешил к берегу. Так спешит в расположение своей части разведчик, захватив «языка» или важные документы.

Доронину не хватало суток. Надвигалась путина. Чем шире развёртывалась подготовка к ней, тем больше выявлялось всяческих недоделок и упущений.

Иногда Доронину казалось, что он наконец предусмотрел все, до самых последних мелочей. Тогда он благодушно говорил Вологдиной:

– Интересно получается, Нина Васильевна: мы пересчитываем рыбу задолго до того, как она к нам попадёт. Селёдка ещё гуляет где-то в море и не подозревает, что она уже бесповоротно вошла в план нашей добычи, что для неё приготовлены уже и чаны и бочки…

– По этому поводу есть даже сказка, – в тон ему отвечала Вологдина.

– Какая же?

– О том, как делили шкуру неубитого медведя…

Доронин хмурился и снова спешил на рыбозавод, в засольный цех или на холодильник.

Предстояла нешуточная битва. Весенняя путина должна была дать более трёх четвертей всей сахалинской сельди.

Ответственность, лежавшая на Доронине, возрастала ещё и потому, что весенняя нерестовая сельдь шла только к западному берегу, где помещался комбинат. Японцы столь хищнически ловили сельдь на восточном побережье, что она уже много лет назад перестала туда заходить. Это суживало фронт путины, составлявший теперь немногим более сотни километров.

К весне в распоряжении Доронина оказалось много рыболовецкой техники. Ни один пароход не приходил с материка без грузов для доронинского комбината. Точно кто-то заботливый и бесконечно богатый всё время держал в поле своего зрения и этот небольшой комбинат на западном берегу Сахалина. Поступали рыбонасосы и моторы. Беспрерывным потоком шли тарные материалы и дель для сетей. Огромную помощь оказывали рыбокомбинаты Северного Сахалина. Главк перебрасывал флот, невода и людей с восточного побережья. Наконец, по приказу министра, к западному берегу направился из Приморья огромный рефрижератор.

Когда это стало известно, Нырков созвал митинг. Теперь уже не горсточка людей слушала его, как когда-то. Несколько сот человек собралось у «русского дома», как по привычке называли рыбаки первую построенную ими избу. За последнее время вокруг неё вырос уже целый рыбачий посёлок.

– Что мы есть, товарищи, – начал Нырков, – если рассматривать нас, так сказать, отдельно, самих по себе? Островитяне! Кругом вода… Край света! А вместе со всей страной мы – могучая сила. То, что мы сахалинцы, – это частность. А вот то, что мы Советский Союз, – это главное!

Доронин стоял на крыльце дома, откуда по традиции всегда выступали ораторы, и смотрел на море. Несколько десятков судов покачивалось в ковше, и это был далеко не весь флот, имевшийся теперь на комбинате, – много судов ещё ранним утром ушло в море.

Доронин вспомнил, как несколько, месяцев тому назад, убедив людей в том, что часть новых судов необходимо передать колхозам, он нетерпеливо и даже с некоторой тревогой ждал подкрепления.

Теперь колхозы уже получили флот и вернули рыбокомбинату суда, которые были им в своё время переданы. В руках Доронина оказалась техника, о которой он не мог и мечтать. А в кармане лежала телеграмма о том, что из Владивостока выходит флотилия новых судов.

Митинг окончился. Возвращаясь в контору, Доронин размышлял о том, что путина потребует от него уменья оперативно маневрировать людьми и материальными средствами. Как только на одном из участков побережья покажется рыба, надо будет немедленно бросить туда людей, суда, машины, невода, спецодежду, соль, тару. И в то же время нельзя будет забывать и о других участках, где также может появиться сельдь.

Доронин обычно возвращался домой очень поздно. Он жил теперь в рыбачьем посёлке, в том же доме, где Вологдина. Их комнаты были расположены по соседству.

Как бы поздно Доронин ни приходил, он всегда брал книгу и часа два проводил за чтением. Книги по технике рыбного лова, привезённые им из Средне-Сахалинска, были уже давно прочитаны. Теперь его снабжал литературой Венцов, у которого имелась неплохая библиотека по рыбному делу. Кое-что нашлось и у Вологдиной. Это было тем более кстати, что давало Доронину повод лишний раз заглянуть к своей соседке.

Сегодня в доме было особенно тихо. Большинство рыбаков ушло в море. Остальные рано легли спать: им предстояло подняться в пять часов утра.

Доронин уже собрался по привычке прилечь с книгой в руках, как вдруг из комнаты Вологдиной до него донёсся приглушённый голос. «Кто это у неё в такой поздний час?» – с любопытством подумал он.

Но за стенкой слышался только один голос. Вологдина не то разговаривала сама с собой, не то читала вслух. Прислушавшись, Доронин различил обрывки слов: «Ни живой души… ни птицы… ни мухи…»

Ему захотелось увидеть Вологдину. Что она читает в такой поздний час? Ведь ей тоже вставать в пять часов утра. А сейчас уже два…

Доронин вышел в коридор и тихонько постучал в соседнюю дверь.

Вологдина сидела на кровати, поджав под себя ноги. На ней был пёстрый халат. В руках она держала книгу.