У нас уже утро - Александр Чаковский

– Простите, что так поздно, – извиняющимся тоном сказал Доронин. – Но я услышал ваш голос… Вы не заняты?

– Нет, – улыбнулась Вологдина. – Сижу и читаю.

– Вслух?

– То есть как вслух?

– Очень просто. Я потому и зашёл. Могу даже повторить слова: «Ни птицы, ни мухи…»

– Да, действительно… – пробормотала Вологдина. – Значит, в самом деле… Ужасно нелепо.

– Что же вы читаете?

Вологдина показала ему обложку. Доронин прочёл: «А. Чехов. Остров Сахалин».

– Хотите, прочту то самое место? – спросила Вологдина.

Доронин кивнул головой.

– «На этом берегу Найбучи, – начала Вологдина, – слышно, как на постройке стучат топорами каторжные, а на другом берегу, далёком, воображаемом, Америка. Налево видны в тумане сахалинские мысы, направо тоже мысы… а кругом ни одной живой души, ни птицы, ни мухи, и кажется непонятным, для кого здесь ревут волны, кто их слушает здесь по ночам, что им нужно и, наконец, для кого они будут реветь, когда я уйду…»

Вологдина положила раскрытую книгу на кровать. Несколько секунд длилось молчание.

– А знаете, Нина Васильевна, – неожиданно сказал Доронин, – я, пожалуй, не уйду… я останусь…

– Где? – растерянно спросила Вологдина.

– Ну… на острове, – вспыхнув, пробормотал Доронин.

– Почему вы это говорите мне? – чуть прищурив глаза, спросила Вологдина.

– А… кому же? – совсем уже растерялся Доронин.

– Ну, Костюкову, предположим, – ответила Вологдина.

Доронин стоял, опустив голову.

– Вы… – глухо начал он, – вы… конечно, не так поняли. У нас был разговор, помните, тогда зимой… вы сказали…

Он говорил сбивчиво, не глядя на Вологдину и думая про себя: «Ну конечно, она смеётся надо мной. И как это меня угораздило!…»

Заставив себя поднять голову, он взглянул ей прямо в глаза и окончательно смутился.

На лице Вологдиной не было и тени насмешки. Глаза её смотрели внимательно и мягко. Она улыбалась доброй улыбкой.

Доронин торопливо заговорил:

– Работы здесь не на один год. Мы ведь только начало положили. Надо создавать мощную рыбную индустрию…

Он замолчал, почувствовав, что все эти слова ни к чему. Вологдина прекрасно поняла, что именно он хотел сказать.

Пробормотав: «Спокойной ночи!», Доронин почти выбежал из комнаты.

Вернувшись к себе, он почему-то на цыпочках подошёл к кровати и сел. «Что же произошло? – думал он. – Ведь кажется, ничего не случилось, только я сказал совсем не то, что нужно, и теперь она будет смеяться надо мной, – ведь я вёл себя как мальчишка…»

Но, говоря себе все это, Доронин чувствовал, что произошло нечто очень хорошее…

Он долго сидел на кровати и наконец понял, что не сможет сейчас уснуть, что ему нужно делать что-то, двигаться, говорить.

Доронин приложил ухо к стене. Оттуда не доносилось ни звука. Но он почему-то почувствовал, что и Вологдина но спит. От этого на душе у него стало ещё радостнее. По-прежнему на цыпочках он вышел из комнаты и направился к конторе.

Ещё подымаясь по лестнице, Доронин услышал длинные телефонные звонки. Телефон был его гордостью. Связь установили месяц назад, и теперь директор комбината в любую минуту мог переговорить с любым заводам или участком.

Быстро, перескакивая через несколько ступенек, Доронин вбежал в кабинет и схватил трубку. Говорил директор рыбозавода.

– Сельдь взяли, сельдь! – кричал он.

Доронин почувствовал дрожь в коленях.

А директор, задыхаясь, кричал, что пятнадцать минут назад вернулся Дмитрий Весельчаков и привёз селёдку, которую только что взял в море.

– А… ты не путаешь? – с трудом сдерживая волнение, спросил Доронин.

– Да что вы, Андрей Семёнович! – рокотала трубка. – Селёдку от камбалы не отличу, что ли?

– Немедленно сюда! – крикнул Доронин и бросил трубку. Слух о том, что Дмитрий Весельчаков, вышедший на лов камбалы и трески, взял сельдь, мигом распространился по всему комбинату.

Доронина, который от нетерпения вышел из конторы, чтобы встретить директора рыбозавода и Весельчакова, забросали вопросами. К нему подбежали Вологдина, Черемных, девушки-отцепщицы, рыбаки, плотники, мотористы.

«Верно, что взяли сельдь? Каких размеров? Какого возраста? Далеко ли от берега? На какой глубине? Нет ли здесь ошибки? Когда можно ждать сельдь у берега?»

Короткое слово «сельдь» действовало на людей так же, как на солдат короткое слово «атака».

Доронин старался отвечать спокойно, но это ему плохо удавалось. Он едва удерживался, чтобы не побежать навстречу Весельчакову.

Наконец на дороге показалась полуторка. Шофёр на полном ходу подкатил к группе людей, окружавших Доронина. Из кабины выскочил директор рыбозавода, а из кузова Дмитрий Весельчаков. В руках у него была корзина, в ней лежало несколько десятков сине-чёрных рыбок. Люди точно разом вздохнули. Это был вздох не то восхищения, не то облегчения. В корзине действительно была сельдь.

Доронин схватил Весельчакова за рукав и потащил его к конторе.

Люди устремились за ними и тотчас заполнили директорский кабинет.

Слушая торопливый, сбивчивый рассказ Дмитрия, Доронин думал: «Начинается бой, атака, ради которой мы прожили эту трудную зиму, атака, ради которой нас прислали сюда… Выдержим ли, пробьёмся ли? Нам так много дано, неужели не справимся?»

Схватив корзину с рыбой, Вологдина умчалась в лабораторию. Доронин тем временем стал звонить в райком и в главк. Люди не расходились. Затаив дыхание, они слушали, как Доронин докладывал по телефону, что появилась сельдь, и угадывали то волнение, которое сразу возникало там, на другом конце провода.

Как только Доронин повесил трубку, позвонила Вологдина. Она сообщила, что возраст пойманной сельди определён в девять лет. Доронин повторил «девять лет», чтобы все услышали это сообщение. Длина сельди – тридцать два сантиметра, а без хвоста двадцать восемь, вес – двести восемьдесят пять граммов. Потом Вологдина взволнованно перечислила вес мяса, костей, кожи, молоки, печени, желудка, кишок, чешуи, головы, плавников и добавила, что стадия зрелости молок и икры четвёртая.

Доронин вслух повторял все эти цифры, потому что знал, как они интересуют рыбаков. Сейчас всё было очень важно: и удаление рыбы от берега, и глубина, на которой она была поймана, и вес, и длина… Из этих данных складывался прогноз путины.

Сразу начались споры. Теперь уже люди не обращали внимания на Доронина, точно он перестал существовать. Кто-то доказывал, что, поскольку рыбу взяли донным тралом, – значит, она находится ещё на глубине, а в верхних слоях воды для неё ещё слишком холодно. Ему возражали, что сельдь могла попасться, когда трал уже вытаскивали. Весельчаков сообщил, что один из его рыбаков распорол брюхо пойманной трески и обнаружил в желудке заглотанную сельдь. Треска, как известно, глубоководная рыба, – значит, и сельдь идёт пока ещё глубоко. Но в это время кто-то вспомнил сообщение Вологдиной о том, что стадия зрелости молок и икры четвёртая. Всего таких стадий шесть; следовательно, сельдь уже близка к нересту. А так как сельдь нерестует на прибрежные камни и водоросли, то можно рассчитать, когда она окажется у берега.

Кабинет Доронина стал походить на командный пункт воинского соединения. Такие же командные пункты мгновенно образовались на рыбозаводах.

Рыбаки по-прежнему ловили в море только камбалу и треску, но весь комбинат жил уже предстоящей путиной.

Температура морской воды всё время измерялась в верхних и нижних слоях. На берегу были установлены гидронасосы. На неводах круглые сутки дежурили лодки. Велась систематическая глубоководная разведка.

На четвёртые сутки после того, как Дмитрий Весельчаков случайно обнаружил сельдь, героем дня стал Антонов. Его сейнер под вечер вышел в море. На глубине шести метров, милях в двенадцати от берега, рыбаки выбросили сети и всю ночь дрейфовали по течению. Сети, поддерживаемые стеклянными наплавами, шли в толще воды. Грузила топили нижние края сети и держали её в вертикальном положении. Сетчатая стена перегораживала море.

Утром, когда сеть выбрали, чуть ли не в каждой ячейке оказалось по крупной сельди!

Антонов поспешил к берегу.

Пока девушки отцепляли и сортировали запутавшуюся в сетях сельдь, весть о первом улове молниеносно облетела комбинат. Немедленно были выставлены контрольные сети и невода. Стало окончательно ясно, что путина начнётся не сегодня-завтра.

В тот же день, когда Антонов привёз сельдь, Доронин распорядился отправить несколько судов на поиски косяков рыбы. Теперь важно было обнаружить не случайную сельдь, а именно косяк и перехватить рыбу по дороге к берегу.

Суда вышли в море поздно вечером: для лова сельди удобнее всего ночное время.

Наступила ночь, но Доронин не мог спать. Всеми своими мыслями он был в море, вместе с рыбаками. Его потянуло к людям. Увидев, что в окне рыбацкого общежития горит свет, он пошёл туда.