Я умею прыгать через лужи. Рассказы. Легенды - Алан Маршалл

Я поднялся из своего укрытия, подошел поближе. Меня слегка трясло, словно передо мной бились на поединке два моих друга. Я было крикнул на них, но тут же тихонько забормотал себе под нос: «Карсон говорит, что он чемпион… Карсон говорит, что он чемпион…»

— А ну, старый красавец! — выкрикнул я.

Старый бык с дикой злобой рванулся вперед. Под его натиском чемпион отступал с яростным удивленным ревом.

Но вот он отпрыгнул в сторону, увернулся от удара в загривок и ринулся на открытый бок старика. Глянцевый рог вонзился в тучное заплечье.

Чемпион мотал головой, вспарывая рогом мышцы, а потом, крутанув, выдернул его рывком. На пятнистую шкуру старого бойца хлынула кровь. Рог чемпиона стал алым. Струйки крови стекали с него на короткие завитки между глаз.

Я думал, что старик взвоет от боли, когда чемпион всадил в него рог, но он лишь глухо захрипел. Одним прыжком он извернулся, чтобы отбить головой новую атаку. Яростное наступление чемпиона заставило его попятиться, и он напоролся задом на торчавший из пня острый обломок сучка. Раздался страшный вопль. Старик круто осел на задние ноги, отшвырнувшие ворох сухой листвы и прутьев. И тут шаг за шагом он начал теснить чемпиона.

С ловкостью опытного, бывалого бойца старый бык вдруг оторвался от противника, отпрыгнув назад. Потерявший опору чемпион снова кинулся на него. Но не тут-то было. Старый бык увернулся и с диким ревом, низко пригнув голову, нанес ею удар в незащищенный бок чемпиона. Мощная широкая макушка нырнула под брюхо молодого быка. Старик вскинул на могучей шее беспомощно дрыгающего ногами чемпиона и с силой швырнул его оземь. И сразу ринулся на него, припал на колени — так ему удобнее было всадить загнутые рога в мягкий бок.

Чемпион вопил от боли, брыкался. Он все же вывернулся, привстал и снова рухнул. Из его пасти тонкими нитями тянулась слюна. Голову старого быка будто опутала серебристая паутина. Крепким, как броня, лбом он молотил чемпиона по ребрам, в исступлении мотал головой, терзая поверженного врага.

Наконец мой чемпион откатился, вскочил на ноги и кинулся бежать.

Старый бык гнался за ним недолго. Остановившись, он принялся бить копытами землю. Он подшвыривал комья до загривка и победно мычал.

Я побежал к своей лошади.

Теперь-то он отправится восвояси, подумал я. Но когда по дороге домой проезжал мимо, оказалось, что старый бык преспокойно щиплет траву в компании моих лучших телок.

Я замахнулся кнутом, но тут же стал его потихоньку сматывать.

«Может, он и чемпион, мой шортхорн, — сказал я себе, — но уж этот старик наверняка. К черту Карсона!»

Повернув лошадь, я поехал к хижине, и на душе у меня чуть полегчало.

Джентльмен

— Нипочем тебе его не догнать! — орал он мне вслед, но я отдал своей лошади повод, и она во всю прыть понеслась вниз по крутой тропе среди блю-буша.

Мы с Джеком выехали осматривать скот и прочесывали рощицу акаций, как вдруг увидели табунок одичавших лошадей — они паслись на склоне у сухого русла, что было внизу под нами.

Джентльмен пасся поодаль. Это был черно-пегий жеребец. Черный цвет, начинаясь от холки, причудливым пятном заливал его бок. Мощный круп сверкал белизной, а позади развевался черный, как ночь, хвост.

В наших местах не нашлось бы человека, который не бросил бы свое дело ради этого коня или не променял бы на него свою собаку. Мне говорили о нем и в Тил-Тиле, и в Мулуруле, в Пен — Бене и в Терли — ведь было это в те времена, когда только на лошадях и ездили из конца в конец по солончаковым равнинам, а о машинах и слуху не было.

Услышав топот моей лошади, Джентльмен взвился на дыбы и застыл, словно высеченный на фоне неба конь Великого царя в Персеполе. В этой позе он успел два раза глубоко втянуть воздух, недоверчиво принюхиваясь, потом тряхнул головой и двинулся на меня, словно бросая вызов. Он шел пружинистой широкой рысью, далеко выбрасывая передние ноги, и воинственно храпел, раздувая алые изнутри ноздри.

Его шея с мощным гребнем выгибалась дугой. Внезапно он повернул и понесся назад, к кобылам, на скаку он ржал, задирая голову и косясь на меня через плечо.

Лошадь подо мной была резвая. Джентльмен встревожился. Он поднял свой табун в галоп. Комья земли и сучья полетели из-под твердых копыт, взрывающих землю. Жеребец легко обогнал табун и повел его вверх по склону. Конские гривы трепетали на ветру, как языки пламени.

Я мчался за ними, вопя во все горло, и настиг кобыл, прежде чем они успели набрать скорость. Черно-пегий жеребец яростно заржал. Он немного замедлил бег и стал подгонять кобыл, скачущих впереди.

Весу во мне без малого семьдесят килограммов. Лошади под всадником, хотя бы резвее ее и не было, нипочем не угнаться за свободными, неседланными лошадьми. Так я и скакал, глотая пыль, поднятую табуном. Потом взял повод на себя, и табун стал уходить. Две мили неутомимый жеребец вел их по равнине ровным галопом, пока лошади не скрылись в зарослях мульги — и только летучее облачко пыли, поднимавшееся все дальше и дальше среди деревьев, выдавало, куда они скачут.

Когда я вернулся, Джек сказал:

— Ну, что я тебе говорил? Только коня понапрасну загонишь. Этого жеребца ни одна здешняя лошадь не достанет. Мы тут все пробовали за ним гоняться.

— Хоть лопну, а добуду его! — сказал я.

Через несколько месяцев я снова заговорил об этом с Джеком.

— Не родилась еще та лошадь, что с ним сравняется, — внушал я ему. — Взять хотя бы мою серую кобылу. На этой лошадке я с кем хочешь потягаюсь, а Джентльмен бросил нас, как стоячих, когда я на прошлой неделе отрезал его от табуна.

— На подставных гнать надо — иначе его не добудешь, — сказал Джек.

— А сколько всадников ты бы взял?

— Четверых хватит.

— И по запасной лошади на каждого.

— Давай-ка обмозгуем это дело, — сказал Джек.

Мы решили позвать двух объездчиков из Килферы и попытать счастья в следующую субботу. Мы нарисовали примерную карту местности и прикинули на бумаге, как будем гнать табун.

Кончался наш маршрут у крепкого загона для скота — от ворот расходились в форме буквы V два крыла, каждое в милю длиной, а в самом широком месте между ними было полмили. Мы надеялись, что сумеем загнать туда наш табун.

Одичавшие лошади никогда не бегут долго по прямой. Они обязательно пойдут по кругу, заворачивая к родным пастбищам.

Табун, который водил Джентльмен, обычно пасся на равнине возле пруда Одинокого дерева, а наш загон для скота был как раз неподалеку оттуда.

Стив Бартон и Джим Карсон приехали в пятницу, как уговорились с Джеком, а мы с ним утром отправились на поиски табуна, чтобы подогнать его к пятимильному проходу, где ребята должны были встретиться со мной в субботу.

Мы вели за собой пару заводных лошадей — их мы привяжем в тех местах, где можно пересесть на свежую лошадь, не упуская табун.

Табун мы нашли у пруда Одинокого дерева. Мы подъезжали с наветренной стороны и едва успели разглядеть лошадей, как они умчались. Поскакали они на запад — как раз туда, куда нам было нужно.

Тут мы разъехались в разные стороны. Джек отправился привязывать подставных лошадей и устраивать лагерь в том месте, откуда ему завтра придется гнать табун, а я поскакал следом за лошадьми, чтобы узнать, где они остановятся пастись.

Заночевал я у места встречи. Еще затемно я услышал позвякивание удил и скрип кожаных седел — это ребята приехали с фермы. Они вели в поводу запасных лошадей. Я растолковал им, как проехать на места подстав и где оставить запасных лошадей, а сам вскочил в седло и поехал на солонцовую пустошь, где, по моим соображениям, пасся наш табун.

Я должен был начать загон и гнать лошадей примерно пять миль, потом направить табун к северу и передать его Джеку возле Соснового холма.

На равнине табуна не оказалось, но я проехал по следу влево я примерно через милю увидел лошадей — они паслись возле рощицы акаций-бори. Я сделал солидный крюк и выехал им в тыл. Джентльмен заметил меня. Он захрапел и стал сбивать кобыл в кучу. А они разбрелись кто куда и словно знать не хотели, что он почуял опасность.

В табуне было около пятнадцати кобыл, несколько годовичков и с дюжину жеребят разного возраста.

Я помчался на них галопом, щелкая бичом. При первом же резком щелчке бича лошади бросились бежать, храпя, задирая морды и в ужасе косясь на меня.

Джентльмен мог играючи оторваться от табуна, а у моей лошади хватило бы резвости, чтобы достать в броске любую из кобыл, но пока что я просто гнал их, чтобы они порастрясли лишнюю прыть.

Мили через две лошади пошли ровнее — и тут я сделал резкий бросок и стал наседать на поотставших кобыл. Я стал заходить сбоку, табун рванулся в сторону, а я, раскручивая бич, оглушительно щелкал им, едва не задевая лошадей.