Август - Тимофей Круглов

— Но в Евангелии же сказано: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное!»

— Все повторяют эти слова, совсем не думая о том, что надо понимать под покаянием. По-гречески покаяние, метанойя, означает перемену жизни, преодоление барьера, отречение от всех злых дел раз и навсегда. Отреклись — и все, теперь только вера имеет значение, только вера и жизнь по заповедям. А Христос не учил нас все время каяться. Только это, — новую жизнь для Бога и ближнего и можно считать настоящим покаянием. А мы все каемся и каемся в том, что съели в пост сардинку, хотя какой это грех? Такое покаяние даже и не аскетическое упражнение, а просто процесс ради процесса. Типа игры, но всерьез.

…Люся пропустила последние слова Кати мимо ушей. Ее совершенно захватила мысль, что все, что она пережила из-за Андрея, все его мучения — всё это было зря, бессмысленно. И потому она опять перебила Катю:

— Что же получается — все, что мы перестрадали, все мучения наши, это не от Бога было?

— Не от Бога, Люсенька, но для того, чтобы вам быть с Богом.

— Вот парадокс! Вы говорите — как наказание, как вразумление. Не наказует так Господь, ибо Он дает жизнь. Он и Сам — Жизнь. И Он — совершенная Любовь.

Если вместо слова «Бог» всюду поставить слово «Любовь», то словосочетание «Любовь наказывает» дикостью кажется, оно нелепо, противоречит самой сути любви. В Первом послании апостола Павла есть слова, которые все знают: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.» Даже если отнести все это к любви человеческой, несовершенной, то как же может «мыслить зло» Любовь совершенная? И Жизнь. Как может Жизнь давать жизнь и тут же отнимать ее во имя каких-то будто бы высших, нам непонятных целей? Невозможно, совершенно невозможно, чтобы так было! Но кругом — страдания, боль, зло. Что же — люди бессильны преодолеть все это? Нет, им даны от Бога жажда жизни, инстинкт продолжения рода, врожденное стремление, дано то, что есть одновременно и цель, и средство — жизнь и любовь. И сохранивший все это, спасший ближнего, продлевающий жизнь в других и в себе — Божий. А тот, кто отнимает жизнь — тот не друг Христов, но его противник. Враг.

Понимаете ли вы, я сумбурно излагаю, что страдания не от Бога, но перестрадавшие и выжившие, не потерявшие любви и доверия к Богу, доверия, а не рабского подчинения воле Страшного Господина — становятся друзьями Христа, делают, если можно так выразиться, одно дело с Богом, чтобы когда-нибудь стать с Ним едиными, стать едиными с миром, как и было до того, пока злу не открыли дверь в этот мир.

— А кто не вынес? Те как же? — Торопясь, чтобы не потерять нить, спросила Люся.

— А те, кто не вынес… Это нам всем, ближним их, грех. Мы им не помогли — совершили грех. Отсиделись, спрятались от чужой беды, не дали просящему, не накормили голодного. Не поступили по заповедям Христа.

— Нет, я не о том… Их-то ждет Царствие?

— Господь зовет к себе всех и все будут с Ним.

— Против воли? Насильно? Ведь есть те, кто не захотел быть с Христом сам. Отрекся, отказался!

— Но спасают же людей от смерти против их воли. Самоубийц, например. Или бывает, пострадают люди при пожаре — 90 % кожи сгорело, кажется, что тут лечить, только продлевать мучения, а ведь лечат. Деток с врожденным диабетом — лечат, колют инсулин в такие ручки крошечные, кровь берут из пальчиков, в которые и попасть скарификатором-то сложно, из мочек ушек этих крошечных берут… И никто в здравом уме не скажет: а давайте этого ребенка не лечить насильно. Вон он кричит от уколов, от операций. Может, он не хочет лечиться…

Или Вы предпочли бы, чтобы дети погибали, а те, кто совершил некое зло в этом мире — временное, замечу, зло — вечно мучились бы за него в геенне? Если Господь милосерден, то какая может быть геенна?

Человек многое претерпевает, превозмогает в этой жизни; слишком многое… Даже мысль о том, сколько горя кругом — и ее-то вынести трудно; трудно не сойти с ума и найти какую-то путеводную нить в этом мире.

Люся в два глотка выпила остывший чай, боясь отвлечься и не спросить о чем-то важном, еще не разъясненном.

— Катя, ну вот вы столько всего наговорили… Это ведь ересь. Вы не боитесь оказаться вне Церкви? Ведь в ней спасение!

— У вас был очень тяжелый период в жизни, правда? Вам нужна была помощь — кто вас спасал?

— Машенька и Кирилл. Они не дали…

— Ну, вот вам и ответ на ваш вопрос. Кто спасал, тот вам и Церковь. А кто мимо прошел, кто отмахнулся от чужой беды, какой же он член Церкви и христианин, будь он самым усердным прихожанином и посещай он все службы на все праздники?

— А как же быть, если рядом нет… ну, того самого ближнего, которому нужна помощь — что же мне, идти на вокзал, искать бомжа, вести его домой, отмывать, лечить…

— Я думаю, — как-то робко ответила Катя, — что бомжа лично я, как говорится, «не понесу». Видно, кривоватая у меня метанойя. Но я думаю еще, что отдать жизнь близкому человеку, быть ему опорой — уже по-христиански. Он на переднем крае, он в гуще событий… А я … Я хоть горячего супу ему принесу; успокою, поддержу, получая взамен… практически ничего, кроме его работы, работы, работы. Удел жены — быть рядом тогда, когда нужно, а не надо — не лезть.

Катя вздохнула и замолчала. И Люся уже больше не спорила, не горячилась. Они сидели в молчании, пока на веранду не отворилась дверь и бодрый, хоть и слегка осипший Иванов не возгласил:

— Ну, не замерзли? Спать, спать давно уже пора! Катя, иди стели гостям! Завтра в 8 подъем, физзарядка, водные процедуры, потом по плану у нас…

Но никто его не услышал, поскольку Люся собралась с мыслями и начала говорить — строго, хотя голос ее и срывался временами:

— Вспомним Евангелие — когда Христос говорит разбойнику благоразумному: «Нынче же будешь со мною в Раю». Если Рай, как вы утверждаете, открыт для всех, и обителей в нем много, то каким разбойник попадет в Рай? Что толку, что он в самый последний миг, уже в самом преддверии смерти покаялся, стал новым человеком, уверовал в Христа и пожалел Его — убийца, который никого не жалел? Неужели этот миг, перевернувший его разбойничью душу, может перевернуть и его вечную жизнь? Христу, конечно, не жаль Рая для разбойника, Ему ни для кого не жаль Рая, Он всех спас. Если Вы говорите, что Царство небесное не заслуживается, а является нашим родным домом, домом Отца. Кем мы придем в этот Дом? Что станет делать бандит в вечности?

Катя замерла — ей до сих пор не приходило в голову задумываться, что будет там, в обителях вечного блаженства, «иде же нет ни болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная». Но ответить ничего не успела, сверху раздался плач Толюшки, и Петровы бросились к ребенку, на ходу желая хозяевам спокойной ночи. Катя ушла в кабинет, открыла окна настежь, включила компьютер…

— Спокойной ночи, любимая! — раздалось с веранды.

— Спокойной ночи, Валера…

Катя пошла посмотреть, как там собака, думала позвать ее к себе — так славно, когда собака лежит, привалившись теплым боком к ногам, вздыхает и похрапывает во сне. Но Марта улеглась в прихожей, чтобы все двери были под контролем, чтобы в случае чего бежать-охранять-спасать спящих за этими дверями людей.

— Вот даже собака, — думала Катя, усаживаясь к компьютеру, — даже она старается спасти всех. Это животное-то, которое считается неразумным и лишенным бессмертной души. Она как бы уже очеловечилась, она много веков живет рядом с людьми, и люди с собаками стали — заодно. А человек, Божий ребенок, разве не заодно с Отцом? Тогда отчего же он-то не в силах понять, что они с Богом «заодно» и у него с Богом одно, общее дело, общая забота… «Спасение души», но не своей личной, а любой живой души, то есть живого существа. Не леонтьевский метафизический эгоизм, забота о собственном спасении, а апостольское «для всех быть всем».

Как просто. И как трудно объяснить людям. Даже лучшим из них, умным, одаренным, но пропитанным древней и вовсе не христианской верой в то, что Богу нужны жертвы и его надо умилостивлять постом и молитвой, и хождением на службы, и поклонами, и 40 раз «Господи, помилуй», а то Он может прогневаться и убить, например, как Кураев писал, молнией какого-то депутата — противника визита патриарха Кирилла на Украину.