Ледяная тетрадь - Андрей Викторович Рубанов

Почему я так много говорю о промыслах в деревне?

Я сам так работал – где под руководством отца, деда, где самостоятельно. Деньги имел свои, никому не отдавал. Помню, однажды к Пасхе купил себе ботинки и галоши.

С 9–10 лет собирал в лесу шишки и таскал в лесничество на семена, потом драл и таскал корьё, лыко, скоблил брёвна. Помню, прочищал лес и стёр себе руки до кровавых мозолей, а мне заплатили меньше моих товарищей, и я плакал от обиды.

Годам к десяти я и племянник мой уже помогали отцу на кузнице. Отец ковал топоры, был за мастера; молотобойцем был дед. Мы вдвоём качали меха, бегали за водой. Работали попеременно, но всё равно было очень тяжело, и норму, «урок», отец с дедом не выполняли, хотя вставали так же рано – в три часа утра. Тогда я ещё не ковал, хотя от начала до конца присутствовал при ковке.

Кроме того, мы с дедом гнали дёготь, жгли уголь и возили в город на продажу. Под руководством деда я выполнял всю крестьянскую работу: пахал, сеял, боронил, косил, возил сено и навоз; под руководством дяди Ивана возил брёвна на лошади за 25 вёрст. Дядя Иван был участником Крымской войны, у него не было одного глаза. Мы с ним были приятели.

Я не чурался никакой работы. В мастерской стоял у станка, делал карабины к поясам для электромонтёров – лазить на столбы. Детский заработок мой не отнимали, я всегда имел свои деньги и очень гордился перед девками.

К этому времени мне уже было 16 лет. Я уже бегал к девкам и тайком курил.

А руководил мной большей частью мой товарищ, наш сосед по домам, Рубанов Константин Степанович. Мы с ним были одного года, только он Степанович, а я Васильевич. Он был очень ловким парнем, трудолюбивее меня и ловчее во всех делах: он умел плести лапти, а я – нет; он стал молотобойцем, ковал топоры – а я не научился; он рано, в 17 лет, женился – а я опоздал на 10 лет…

Мы вместе воевали в Финляндии. Он там погиб, а я живу до сих пор.

* * *

Сейчас очень много говорят о свободном времени, о проблеме свободного времени у молодёжи: куда его девать и как использовать. В моё время в деревне этот вопрос никогда не стоял. Я прожил 75 лет – и мне всегда не хватало свободного времени, я никогда, ни одной минуты в жизни не скучал и не знаю, что это такое, до сих пор.

Надо иметь в виду: в деревне моей электрического освещения не было, радио не было, книг не выписывали, газет не выписывали; отец, мать, дед и бабушка были абсолютно неграмотны.

Помню некоторые моменты с трёх лет.

В любое время года, как только рассветёт, бабушка кормит нас завтраком – я говорю «нас», потому что детей в семье было пятеро: я, с 1911-го, сын моего брата Ивана Александр, с 1911-го, другой сын Виктор с 1915-го, и дети другого моего брата Фёдора – Клавдия с 1913-го, Николай с 1916-го.[5]

Так вот, бабушка кормила нас, потом нас наскоро одевали и выпихивали на улицу. До ночи нами никто не интересовался. Обедали, когда сами прибежим. Весь день мы были предоставлены сами себе. Утром к нам присоединялись соседские дети – и шла у нас своя жизнь.

Весной, как только растает на возвышенностях, – играли в лапту, в чижика, в прятки-похоронки, строили дома из песка. Чуть потеплело – ловим корзинами-плетёнками и бреднями рыбу в речке – кто во что горазд. Ловились пескари, щурята, налимы.

Каждый день бегали в лес, благо он был близко. Собирали цветы. Часто брали из дома сырой картофель и пекли его в золе; пекли и рыбу, если была.

Летом весь день купались в пруду; он был мелкий, по плечи, и очень тёплый. В хорошую погоду полоскались весь день: купались по 15–20 раз, до посинения («кто кого перекупается»). Удовольствие было исключительное. Никто из взрослых ни разу не приходил посмотреть, что мы делаем и всё ли в порядке.

Поспевали ягоды: сначала земляника, затем ежевика, черника, брусника, малина, костяника… Снова мы пропадали в лесу, с утра до вечера. Взрослые тоже ходили по ягоды, но по воскресеньям и в дождливую погоду.

Позже подходили грибы. На заготовку грибов, как правило, ездили всей семьёй и привозили телегами. Сушили грибы на печи и в ней. Солили много, бочками: грузди, рыжики, маслята, сыроежки.

В деловую пору (сенокос, уборка хлебов) дети, начиная с 6–7-летних, уже были помощниками: ворошили сушившееся сено, приносили в поле воду, завтрак и обед. Самые маленькие отгоняли от лошадей мошкару, слепней и комаров. Все дети были чем-то заняты с утра до вечера. Иногда к концу дня так уставали, что вечером кусок застревал во рту; не успеешь проглотить, как мать уже тащит «жениха» в кровать.

Работали все. А нет работы – играли в разные «взрослые» игры: разбивались на две партии, брали четырёхгранные деревянные палки и деревянный шар: один его подбрасывал, другой ударял палкой, и он далеко улетал, вторая команда должна была его поймать и «осалить» противника. Играли в футбол – мячом, набитым тряпками или сеном. Такой мяч не прыгал и не катился. Играли по всем правилам, но босиком.

Кстати, как мы весной разувались, так до поздней осени никакой обуви не надевали. За лето пятки превращались в плотные «копытца», а выше всегда были цыпки. Матери время от времени их легонько отмывали и мазали маслом, а ты благим матом ревел.

…Лет с 12 мы уже ходили на посиделки.

Летом за домом выбиралось место у брёвен, заготовленных для постройки, или у амбаров. Вечером там собирался кружок мальчиков и девочек одного возраста – человек 10–20. Организовывались игры, а если был гармонист – пели частушки и плясали. Таких кружков в селе было около десяти. Парни вместе с гармонистом ходили от одного кружка к другому. Было всегда весело; драк и ссор между парнями не было. По домам расходились поздно.

Поздней осенью и зимой девушки того же кружка снимали у какой-нибудь одинокой женщины просторную избу с условиями: привезти дров, избу натопить, на керосин для лампы-«десятилинейки» деньги собрать. После ужина девки приходили в этот дом, причём каждой мать давала «урок» – напрясть из льна столько-то пряжи или что-то связать. Они приносили с собой подушки и одеяла и здесь ночевали на соломенных матах.

Вечером сюда приходили парни целыми