Почти рукописная жизнь - Евгений Гришковец

А вот уже и закончилось. Сегодня.

Оно и для меня закончилось тем, что дети пошли в школу, тем, что прохладно и пришлось надеть пусть лёгкую, но куртку. И тем, что уже висят в Москве афиши моей грядущей премьеры. На афише написано: ПРЕМЬЕРА! 28, 29, 30 сентября в 21 час. И билеты продаются, а многие билеты уже куплены. То есть эта контрольная работа уже назначена и с неё сбежать нельзя. И симулировать насморк или температуру тоже не прокатит. А значит, надо к ней изо всех сил готовиться. При этом кажется, что ещё вообще ничего не готово. Ощущения точно такие же, как перед надвигающимся годовым диктантом или сочинением.

И всё равно поздравляю всех, для кого Первое сентября – важный и существенный день, кто, несмотря на ещё хорошую погоду в тёплых и курортных местах, несмотря на то, что там начнётся тёплый и чудесный бархатный сезон, вынужден был вернуться в свои города, чтобы отвести чад в школу или торжественно отправить их на первый учебный день уже в качестве студентов. А также поздравляю тех, кому Первого сентября нужно встретить своих учеников или взойти на кафедру перед студентами. Всё-таки прекрасное это дело – иметь детей, которые ходят в школу, или иметь такую профессию, которая постоянно связана с детьми или ещё совсем молодыми людьми, – какой бы трудной и изнурительной ни была бы эта работа.

8 сентября

На прошлой неделе и сегодня посмотрел по телевизору кинополотно Сергея Бондарчука «Война и мир». Сколько раз я видел это кино? Не припомню. Я видел его частями, отдельными сериями, видел серия за серией, ожидая ежевечернего продолжения. И вот снова просмотрел от начала до конца, практически не отрываясь.

Я увидел картину опять иначе, не как прежде. В этот раз я смотрел её дома, на экране современного телевизора, с хорошим звуком. Фильм явно отцифрован, обработан, очищен. На экране не было царапинок и прочих признаков повреждённой киноплёнки. Кино заиграло более яркими и сочными красками. Стало контрастнее и как-то свежее, что ли. Но не это определило новый мой взгляд и новое, так сказать, прочтение картины. Новое понимание и восприятие, конечно же, определилось моим возрастом, моим теперешним видением и пониманием искусства, и в частности искусства кино, а также свежее осмысление увиденного связано с тем временем и ситуацией, которые переживает Родина и мы вместе с ней.

Раньше я не видел, что фильм «Война и мир» Бондарчука так плох. Я даже удивился тому, насколько он плох практически по всем показателям. Особенно плох сценарий. Как же раньше я этого не видел? Наверное, так было потому, что впервые посмотрел его тогда, когда ещё ничего не мог понять и просто любовался картинкой. А потом, когда уже знал роман и мне не доводилось посмотреть фильм целиком, я с почтением к знаменитому фильму, по случаю, урывками просматривал ту или иную серию, а то и её часть. Просматривал так, как мы порой с удовольствием пролистываем знакомую с детства книгу, останавливаясь на наизусть заученных фрагментах, или в очередной раз любуемся иллюстрацией, с которой много связано и которая о многом напоминает.

Нынче же я посмотрел фильм целиком. Я увидел, что, не зная роман, смотреть его невозможно. Ничего нельзя понять, невозможно как-то приладиться и начать сочувствовать героям. Фильм будто состоит из большого количества очень ярких и дорого исполненных плакатов. Так же играют и актёры: излишне крупными мазками, слишком театрально, без полутонов и нюансов. Постоянно звучащий за кадром текст воспринимается как набор хрестоматийных цитат, даваемый зрителям как бы для заучивания, но при этом он необходим для того, чтобы хоть как-то объяснить не читавшим роман людям то, что они видят на экране. Всё в фильме большое, а если не большое, то крупное. Всё прямолинейно, а порой даже грубо. Всё пафосно и в худшем смысле просто, потому что очень упрощено. Фильм являет собой дорогостоящее пособие для тех, кто не смог и не нашёл для себя времени и смысла прочитать великий роман. То есть фильм как бы сообщает, что такой роман есть, этот роман велик, но читать его в общем-то не стоит, потому что он сводится к элементарным и даже банальным истинам, которые в фильме звучат ещё и нагляднее. Фильм Бондарчука, очевидно, даже не ставил перед собой задачу стать искусством. Он вообще непонятно для чего сделан с точки зрения художественной задачи. Он бессмыслен…

Но отчего же я в очередной раз посмотрел его до конца? А потому что я его люблю! Я люблю его всю жизнь.

Работа над фильмом была закончена в 1967 году, то есть мы с фильмом ровесники. Я даже был в самом раннем детстве на этом фильме в кинотеатре и это помню. Его можно было увидеть в кинотеатре в течение довольно долгого времени, и поэтому я помню кинотеатр, большой экран и яркие краски. Позднее, когда мне было около десяти лет от роду, я смотрел фильм на чёрно-белом экране телевизора вместе с замершей у экрана семьёй. Разумеется, мне было скучно, и я ждал только сцен с военными действиями и солдатами. Когда там была война, пусть на небольшом чёрно-белом экране телевизора под названием «Рекорд», я фильмом наслаждался. И уж, конечно, Наташа Ростова и Пьер Безухов были мне неинтересны и скучны. Андрей Балконский всё-таки ходил в военной форме, смотреть на него было приятнее, чем на нелепого толстяка в очках. К тому же я уже тогда видел, что взрослый человек, исполняющий роль этого персонажа, уж слишком старается выглядеть неуклюжим и наивно-беззащитным. Это было неестественно, и мне было неудобно на него смотреть. Я уж не говорю про Наташу Ростову, особенно на её первом балу. А взрослые-то как раз только этими сценами и восхищались…

Я смотрел «Войну и мир» в разные периоды своей жизни. Это могло случиться летом, когда я проводил каникулы у бабушки на юге, и мне было тринадцать или четырнадцать лет… В Доме культуры рыбоконсервного завода каждый день показывали разные фильмы. В том числе «Войну и мир», сразу по две серии. То есть можно было посмотреть две серии по цене одного фильма. За длинный сеанс мы бегали несколько раз за семечками и даже успевали сгонять искупаться и вернуться, чтобы увидеть капитана Тушина в исполнении любимого Трофимова…

Или в воскресенье, когда все разъехались или ещё не вернулись с дачи, я включал телевизор, просто ради фона, одеваясь, намереваясь пойти прогуляться, но никуда не уходил, потому что по телевизору шла «Война и мир», последняя серия. И я уже не мог оторваться. А когда фильм заканчивался, поздно было куда-то идти или все возвращались с дачи и нужно было заносить привезённое в дом…

Я люблю этот фильм, потому что…

Что бы там ни было, я люблю свою жизнь. Люблю свои детство, юность, люблю разные, даже самые непростые её этапы и фрагменты. И эта жизнь прожита в том числе с фильмом «Война и мир». Когда-то я относился к нему как к чему-то взрослому и для взрослых, потом он был чем-то из школьной программы, потом ощущался как отдельная от меня классика, к которой нет смысла иметь критическое или хоть сколько-нибудь живое отношение. В какие-то моменты он был чуть ли не иконой. Потом я про него забыл. А теперь дорос до того, что увидел, насколько фильм далёк от того, что можно назвать искусством. Насколько в нём тенденциозно и тривиально представлены и выведены персонажи и идеи. Но я всё равно его люблю! И выясняется, что я знаю его наизусть и он мне важен и дорог.

А это главнее всего того, что я увидел в этой картине теперь.

Сижу в Калининграде и пытаюсь разобрать текст спектакля «Прощание с бумагой» на смысловые части, упростить очень сложную композицию, которую сам же себе и написал. Работая, часто ругаю автора. От этой работы очень вредно отрываться, вредно для процесса и результата, поэтому редко пишу в этот дневник…

За окном сильный ветер. С веток под ударами ветра падают яблоки, которых нынче очень много. Холодно. Осень.

19 сентября

Совсем не получается открывать дневник. Не знаю, о чём можно и стоит написать. Главное событие, которым наполнена жизнь, – это премьера. Она надвигается, и до неё осталась всего неделя. Семь дней – и нужно будет выйти на сцену… Не припомню, чтобы я так сильно волновался перед предыдущими. Точно так – никогда.

Когда двенадцать лет назад выступал на фестивалях и только иногда на большой сцене, было даже не волнение, а страх. Что это был за страх? Чего я боялся? Сейчас трудно понять. Я спрашивал себя тогда неоднократно: чего же я боюсь? Текст знаю, спектакль хорошо подготовлен, техническая сторона спектакля проста и безотказна…

Мне думается, что я боялся публики. Боялся людей и их непредсказуемых проявлений. Боялся утратить внимание зрителей и остаться неуслышанным. Боялся неадекватного поведения кого-нибудь из присутствующих.