Четвертый берег (СИ) - Кленин Василий

Гванук на слово не поверил, но присмотрелся — и правда. На всю многоконную толпу набиралось от силы сотни две воинов. Остальные: слуги, пажи, кучеры, конюхи и тьма прочей специализированной свиты. Все они торжественно окружали несколько тяжеленных карет и больше десятка повозок попроще.

Пришлось встречать посольство.

— Ее Светлость Елизавета фон Гёрлиц, герцогиня Люксембургская!

Перед ним стояла немолодая уже женщина с порочным лицом. Лицо и шея — смертельно бледные, что только усиливало неприязнь бригадира О. Герцогиня была обряжена во множество тяжелых, богато расшитых одеяний, в которых Елизавета нещадно потела. Ситуацию лишь слегка спасал бодрящий предлетний ветерок.

Но ее же усугубляла проблема: Гванук совершенно не понимал, что ему делать. О герцогине он знал не многим больше того, что вот только что сообщил церемониймейстер. Елизавета была вдовой герцога, но фактически она уже не распоряжалась территорией Люксембурга (весьма внушительной, судя по картам). Здесь уже несколько лет хозяйничали бургундцы.

И всё.

— За Полукровкой послали? — прошипел Гванук.

— Час назад уже, — безмятежно пожал плечами полковник Чхве.

Ему-то хорошо! Его не мучают страхи возможной потери (приобретения?) большого герцогства! А Гвануку что делать?

По счастью, герцогиня фон Гёрлиц сама упростила ситуацию. Показав себя во всем своем «величии», дама удалилась в карету, пока ее челядь на поляне расставляла походную мебель, растягивала ветряные заслоны и навесы. Десятки людей трудились, как муравьи, ради удовольствия одной женщины.

Мэй Полукровка, видимо, сразу понял значимость события: бросив все дела в Аррасе, примчал на место как раз к моменту забивания последних колышков.

— А генерал? — встревожился Гванук.

— Занят, — сухо бросил начальник разведки. — Но мы были вместе, когда прибыл гонец. И сиятельный озвучил мне основные задачи.

Едва соскочив с коня, он сразу двинулся к карете, по пути погружая бригадира О в контекст:

— Эта Елизавета — тупая баба, считающая, что власть и титулы нужны для того, чтобы роскошно жить. Она еще при муже разоряла свое владение, а овдовев, утроила усилия. Короче, она уже давно продала бургундцам свою вдовью долю в Голландии; пытается продать и Люксембург. Но тут затыка вышла: местные элиты против. И не только. Император Сигизмунд (слышал о таком?) тоже выходит из Люксембургской династии. Как и несколько других императоров до него. И ему эти французские герцоги поперек горла. Он, говорят, хочет посадить в Люксембурге свою дочь. По иронии судьбы — тоже Елизавету. Беда только в том, что Филипп Бургундский деньги герцогине дает, та их берет. И по итогу, бургиньоны там уже почти хозяева. Хотя, формально власть еще принадлежит Елизавете фон Гёрлиц.

— И что делать будем?

— Будем брать в оборот! — хлопнул кулаком по ладони Полукровка. — Люди, нуждающиеся в деньгах — самые удобные для этого. Надо только выяснить осторожно: чего она от нас хочет?

Осторожно выяснить не получилось; дурнопахнущая жадная гусыня сама всё рассказала, узнав, что говорит с полномочным послом «герцога генерала Луи». Добрых полчаса Пресвитерианцы с нескрываемой тоской на лицах слушали причитания о том, как все хотят обмануть бедную несчастную даму. Потом в деталях рассказала, как она ненавидит герцога Филиппа, как безжалостные сапоги его жестоких наемников топчут славные земли Люксембурга…

— За шкуру свою боится, — на минском шепнул Полукровка. — Чтобы мы не решили, что она союзница Филиппа. Всё одно к одному складывается.

А потом Елизавета выдала такое, что даже ветер стих от потрясения.

— Я хочу принести оммаж Его Величеству Карлу, — излишне суетливо затараторила она. — Скажите, если я стану вассалом короля, я ведь ничего не буду должна бургундскому герцогу? Ведь Карл с ним воюет…

Когда тишина стала уже совсем неприличной, Полукровка откашлялся и снова шепнул Гвануку:

— Насчет оммажа королю сиятельный ничего не говорил… Там вообще всё сложно с этим корольком поганым. Но бабе деньги нужны — всё ради них.

И, набирая скорость, Мэй начал растекаться в изысканных речах (местную куртуазию он долго изучал и старательно применял), в которых перемежал совершенно безосновательные комплименты с утверждениями о том, что Пресвитерианцы всегда чтили законное право герцогини на власть в Люксембурге, полученное от почившего супруга.

— Любые поползновения что бургундского деспота, что императора Сигизмунда Орлеанская Дева и генерал Луи считают откровенно преступными и готовы защищать вас от них… Во имя Господа! — с некоторой заминкой добавил циничный Полукровка.

Имя Карла в его речи не прозвучало ни разу. Словно, того и нет.

«А нечего сидеть и молчать! — молча согласился Гванук. — Сам ведет себя так, будто, его и нет — значит, так оно и будет».

Благородная гусыня, меж тем, поплыла. Даже не заметила, что мысль про оммаж уплыла куда-то в тень. Мэй движением фокусника развернул перед ней тиснёную папку с листами договора. Пояснил, что после его заключения Люксембург и ее власть в герцогстве окажутся под надежной защитой. Елизавета с легкой растерянностью оборачивалась на своих советников, что робко стояли позади.

— Разумеется, вы можете изучить и обсудить весь документ. Мы охотно прислушаемся к вашим пожеланиям, — медоточиво улыбнулся Полукровка.

Советники метнулись к папке, как голодные к тарелке.

— Пункты, обведенные красными чернилами, мы не обсуждаем, — небрежно добавил Мэй.

— Почтенный… — слегка растерянно влезла герцогиня, положив рыхлую ладонь на папку. — А как же все-таки быть с деньгами?

Мэй покаянно развел руками. Он был само сожаление, вид его был виноватым настолько, словно, он сам вогнал гусыню в долги.

— Здесь мы бессильны, Ваша Светлость. Пресвитерианцы — воины чести, воины Высшего закона. Незыблемость законного права собственности, гарантия возврата вложений — это одни из важнейших принципов нашего Городского кодекса. Нельзя брать деньги и не отдавать их. Даже такому злодею, как герцог Филипп. Мы не признаем его права на Люксембург (и вообще на какие-либо земли, кроме собственно, Бургундии), но деньги… Нет, это бесчестно.

— Но зачем же мне… — багрянец стал пробиваться сквозь толстый слой белил на щеках и шее Елизаветы. Ей все-таки хватило ума не заканчивать фразу «зачем тогда мне нужны вы?», но эмоции ее читались так же легко, как заголовок «Друга Франции».

— Ваша Светлость, неужели вы могли подумать, что мы не поможем вам в этой прискорбной ситуации⁈ — Мэй схватился за сердце. — Дело чести помочь Даме в ее беде. Вы, наверное, знаете, что до полного уничтожения войска герцога Филиппа Пресвитерианцы помогли народу Камбрэ освободиться от гнета нечестивого епископа? Так вот, мы раздали народу 50 тысяч ливров. В закромах епископа мы нашли 50 тысяч ливров! Только монетой!

Гусыня растерянно хлопала глазами.

— Вы предлагаете…

— Именно так. Церковь грабит ведь не только простых прихожан. Она грабит и законных владык своих земель. Грабит вас! Верните себе награбленное — этого с лихвой хватит, чтобы рассчитаться с подлецом Филиипом.

— Но папа! Что скажет Святой Престол!

— Ваша Светлость! Вам наверняка известно, что нас папа отлучил от Церкви почти полгода назад. И что? Мы живы, мы процветаем и продолжаем спасать людей Франции! Потому что нельзя отлучить нас от Бога! Церковные клирики могут говорить что угодно. Они преследуют лишь свои корыстные цели, мы же служим Господу. Как и Орлеанская Дева. Прогоните папистов — и ваша жизнь наладится. Бог на стороне праведных. На вашей стороне!

Гванук слегка поморщился. Полукровка — это, конечно, не Токеток. Тот всегда вещал от самого сердца. А глава разведки расчетливо бил в самое уязвимое место гусыни. Деньги. При этом, в лицо называя ее чуть ли не праведницей.