Улыбки уличных Джоконд - Александр Михайлович Пензенский

обрушился на сцепившихся мужчин, повалил обоих наземь, заломил Радкевичу за спину руку, попытался оторвать его от Филиппова. Но спокойный и рассудительный юноша зарычал, вывернулся через локоть и вцепился зубами в запястье Константина Павловича. Брызнула кровь, но Маршал, будто не почувствовав боли, попытался припечатать свободной рукой скулу Радкевича. Тот уклонился, и удар пришелся куда-то в мягкое, наверное, в Филиппова. Радкевич дернул Константина Павловича за опорную руку, подмял его под себя, сомкнул на шее руки и уперся коленом в грудь. Филиппов навалился со спины, но убийца с какой-то нечеловеческой силой так отмахнулся локтем, что Владимир Гаврилович приложился затылком о кирпичную стену, сполз по ней, оставляя алую дорожку. Константин Павлович ударил навалившегося на него Радкевича в область печени раз, еще, но тот рычал, скалил окровавленные зубы и не ослаблял хватку.

Уже через красные круги в глазах Маршал заметил какое-то движение за спиной нависшего над ним человека, что-то хлюпнуло, и вдруг пальцы на горле разжались, Радкевич обмяк и повалился рядом, а об пол что-то глухо стукнулось. Константин Павлович спихнул с себя тяжелое тело, перевернулся и встал на четвереньки, не в силах сразу подняться. Прямо на него с безразличием познавшего вечность смотрел бронзовый сфинкс. Маршал повернул голову на Радкевича – над ним склонилась Анастасия Карлова.

– Убила, кажись? Ничего, отмолю. За такого в ад не отправят.

Константин Павлович поднялся, помог встать потирающему затылок Филиппову.

– Спасибо за помощь, Петр Ильич, – усмехнулся Владимир Гаврилович Кокореву. – Не бывает у вас в Гатчине таких казусов?

Кокорев так и стоял с протянутой рукой, только глаза, казалось, стали больше стекол подрагивающего на носу пенсне. Филиппов пожал руку, усадил гостя обратно на стул, обернулся на помощника. Константин Павлович свел лежащему Радкевичу локти за спину, замкнул наручники и только после этого его перевернул, пару раз приложил ладонью по щекам. Когда тот захлопал ресницами, Маршал поднял его и усадил на стул. Голова у него болталась из стороны в сторону, будто на хорошо смазанном шарнире, взгляд был мутный, словно подернутый пленкой, как у мертвой курицы. Он оскалился, узнав Константина Павловича, рванулся, но Филиппов удержал его на стуле. Радкевич завыл, принялся раскачиваться из стороны в сторону, перемежая завывания рыкающими выкриками:

– Смерды! Слепцы! Она за всеми придет! За всеми! Никто от ее поцелуя не укроется, никто! Только я, слышите?! Только я! Только я ей верно служил! Только я! Только я!! Только я!!!

Глава 30. До свидания

Константин Павлович с почти невесомой грустью осмотрел опустевшую квартиру, взял за ручку последний дорожный саквояж, вышел на лестницу и закрыл дверь на ключ. Этажом ниже удалялись легкие шаги Зины. Вот и все. Очередная страница летописи под заголовком «Житие несвятого Маршала» перевернута. Прощай, шумный Петербург. Прощайте, ночные бдения в подворотнях и хождения по чужим лестницам, споры с Владимиром Гавриловичем о судьбах страны и ее обитателей. Встречай, тихий Елец, новых жителей.

Возле арки нетерпеливо фыркала под дугой и трясла гривой та самая черная кобыла с заплетенными в косы высветленными прядями. Зина уже сидела в коляске.

– Вы всерьез намеревались уехать, не попрощавшись, голубчик? – Владимир Гаврилович сердито хмурился. Стоящий же за его спиной Свиридов, напротив, открыто улыбался.

– Конечно нет, – откликнулась из экипажа Зина. – Мы как раз перед поездом собирались к вам в участок. Как хорошо, что мы не разминулись.

Александр Павлович протянул ей руку, помог спуститься.

– Очень хорошо, – буркнул Филиппов. – Иначе бы пришлось ехать к вам в Елец и устроить вам там взбучку. При новых соседях.

– Не надо сразу портить нам репутацию, – улыбнулся Маршал. – Пройдемся до угла.

Они не торопясь направились в сторону Большой Конюшенной, коляска медленно тронулась следом.

– Не передумаете?

– Нет, Владимир Гаврилович, все решено. Довольно с меня кровавых улыбок. Хочется мира и покоя. Заведу себе сеттера и буду на уток ходить.

Филиппов понимающе кивнул, обернулся на Свиридова:

– Ну, тогда вот для вас новость на дорожку: Александр Павлович подал рапорт о переводе к нам. Генерал Герасимов, конечно, опечалился, но прошение подписал. Вы как, одобряете его кандидатуру? Справится?

Маршал остановился, протянул руку Свиридову, крепко пожал:

– Удачи, Александр Павлович. Признаться, я за вас рад. Тут у нас государственных преступников нет, зато все, кто есть, и правда злодеи.

Молча дошли до угла, Маршал усадил Зину в коляску, мужчины закурили.

– Не спросите? – Филиппов пристально посмотрел на бывшего уже помощника. Тот мял папиросу, но молчал.

– Вот, – Филиппов достал из портфеля тонкую бумажную папку. – Протоколы допросов. Копии.

Маршал раздавил каблуком окурок, посмотрел на папку, но не взял.

– Отпирается? Сочиняет еще романы и повести?

– Нет. Говорит. Спокойно, уверенно, без истерик. Все признает. И даже гордится. Берите, прочтете по желанию.

Маршал еще раз долго посмотрел на желтую папку, но все же решительно скрестил руки на груди:

– Нет, Владимир Гаврилович. Не хочу. Увольте. С меня достаточно.

– Ну что же. – Филиппов развел руки. – Воля ваша. Давайте прощаться.

Они обнялись с Константином Павловичем, тот еще раз пожал руку Свиридову. Александр Павлович отсалютовал Зине, Филиппов сначала приложился губами к перчатке, но Зина сама свесилась из коляски, обняла его за шею, прижалась мокрой щекой, поцеловала.

– Как обустроимся, мы обязательно напишем. И ждем в гости.

Маршал сел рядом, еще раз махнул бывшим коллегам, и черная кобыла зацокала подкованными ногами в белых «чулках» по булыжнику. Константин Павлович обернулся – Филиппов смотрел вслед экипажу, махал своим черным котелком. Маршал вскочил, тоже стащил шляпу и, пока они не свернули на Невский, так и стоял, глядя на две отдаляющиеся фигуры и прижимая шляпу к груди.

Содержимое желтой папки. Протокол допроса Н. В. Радкевича от 8 сентября 1909 года.

1909 года, сентября 8 дня, в 3 часа утра, судебный следователь С.-Петербургского окружного суда по особо важным делам Е. Г. Фурсенко, в Казанской полицейской части, в присутствии статского советника В. Г. Филиппова допрашивал нижепоименованного в качестве обвиняемого в преступлениях, предусмотренных п. 9 ст. 455, и ст. 457, и ст. 467 Угол. улож., и он показал следующее:

Имя, отчество и фамилия: Николай Владимирович Радкевич.

Возраст во время совершения преступлений: 20 лет.

Место рождения (губерния, уезд, волость, село и деревня) и где записан в метрических книгах о родившихся, если несовершеннолетний: г. Н. Новгород.

Постоянное место жительства: г. С.-Петербург, улица Харьковская, дом N02.

Рождение (законное или незаконное): брачное.

Звание (состояние, сословие, чин и где служил, имеет ли знаки отличия): дворянин.

Народность и племя: русский.

Религия: православная.

Какое имеет образование и вообще знает ли грамоту: не окончил кадетский корпус.

Семейное положение: