Холокост. Черные страницы. Дневники жертв и палачей - Нина Сигал

может выехать какой-нибудь всадник и отругать меня». Когда мы подъехали к очередной развилке, Соня сказала мне, что теперь нужно повернуть налево. Это озадачило меня еще больше. Эта дорога, похоже, была вообще велосипедной дорожкой. Следует ли мне выезжать на асфальтированную дорогу, которая при этом недостаточно широка для автомобиля, или продолжить движение по грунтовой дороге? Или же вообще просто повернуть назад?

Я остановила машину и позвонила хозяйке жилья, которое я нашла по сервису Airbnb, женщине по имени Патриция, которая сообщила мне, что ее может не быть дома, когда мы приедем. На всякий случай она дала мне код от замка, чтобы открыть дом. К счастью, она взяла трубку. «Я думаю, мы, возможно, немного заблудились», – призналась я.

«Где вы?» – последовал естественный вопрос. Я огляделась в поисках ориентиров. Ничего, кроме высоких деревьев слева, высоких деревьев справа, высоких деревьев спереди и сзади. И вдруг среди деревьев я увидела маленькую табличку с надписью: «Вход запрещен». Еще до того, как я попыталась ответить на ее вопрос, она сама сказала: «Погодите-ка, кажется, я вас вижу».

Оказалось, что мы были всего в нескольких метрах от входа на ее территорию. Всматриваясь в чащу, я теперь разглядела женщину с короткими каштановыми волосами, которая стояла перед большими белыми воротами и радостно махала нам рукой. Она распахнула ворота и впустила нас внутрь. Я въехала на посыпанную гравием парковку за большим сараем шиферного цвета рядом с величественным домом-усадьбой «Де Кепель».

Нашим местом проживания на ближайшие три дня должна была стать круглая хижина с соломенной крышей за домом «Де Кепель», в которой была всего одна комнатка. Когда-то ее использовали в качестве «чайного домика». Она была выкрашена в темно-зеленый цвет, на окнах и дверях – ставни, которыми хижина закрывалась, как коробочка.

Внутри наша хижина была обставлена достаточно скромно: две односпальные кровати, маленький деревянный столик, каменная кухонная раковина и настольная газовая горелка. Ванной комнаты не было. Для наших нужд (в частности, для омовений) мы пользовались пристройкой во дворе, к которой привела нас Патриция по грунтовой тропинке под зарослями спутанного кустарника. Эта пристройка представляла собой еще один небольшой сарайчик, оборудованный раковиной, душем и унитазом со смывом. Сарайчик стоял на берегу пруда, в котором росли водяные лилии и было несметное количество квакающих лягушек.

Пейзаж был поистине пасторальным, умиротворяющим. И все же я выдохнула с облегчением, добравшись до нашего укромного уголка для отдыха. На самом деле с того момента, как мы вышли из машины, у меня возникло вполне определенное, жутковатое ощущение, что мы приехали в лес, населенный «ондердуйкерами».

* * *

Я отправилась в эту поездку затем, чтобы увидеть своими глазами места, где жила и работала Элизабет ван Лохейзен и ее группа из Движения сопротивления. Мне также хотелось получить представление об уникальных особенностях этой части национального лесного района Велюве и небольшого городка Эпе, чтобы понять, что позволило многим евреям найти здесь убежище. Мы должны были встретиться с местным историком Виллемом Вельдкампом, чтобы он провел для нас экскурсию по местам деятельности «Триады», упоминаемой в дневнике Элизабет ван Лохейзен.

Говорят, что одним из факторов, из-за которого голландским евреям было трудно спрятаться от нацистов или надежно укрыться от них, были географические особенности Нидерландов: равнинный ландшафт и почти полное отсутствие больших лесов. Историк Рауль Хилберг в книге «Уничтожение европейских евреев» начал свой раздел о Голландии с утверждения, что «успешность» их уничтожения здесь была отчасти обусловлена «особой географией страны».

«Нидерланды были ограничены на востоке Третьим рейхом, на юге – оккупированной Бельгией, а на западе и севере – открытым морем, – писал он. – Голландские евреи словно оказались в естественной ловушке»{190}.

По словам историка Питера Ромейна{191}, только примерно от 1800 до 2700 человек сумели бежать из страны во время войны – через море в Великобританию или по суше в неоккупированные страны, например в Испанию или Швейцарию. Боб Мор в своей книге 1997 года «Жертвы и выжившие» писал, что география и топография, «несомненно, затрудняли поиск укрытий и делали практически каждое укрывавшееся сообщество относительно доступным»{192}.

В 2004 году два голландских молодых ученых, Марникс Круз и Питер Тэммс, попытались в этом разобраться. Действительно ли были такие места, где выжить было легче, а в других районах, наоборот, опасность быть обнаруженными была выше? Притом что только около четверти всего еврейского населения пережило войну, существовало много региональных различий, и показатели выживаемости варьировались в зависимости от региона{193}.

Например, самые высокие показатели выживаемости были в южных провинциях, таких как прибрежная провинция Зеландия (56 процентов) и две самые южные провинции Лимбург (49 процентов) и Северный Брабант (48 процентов), расположенных недалеко от бельгийской границы. На севере дела обстояли хуже: в провинции Дренте, где находился лагерь Вестерборк, выжило всего 20 процентов еврейского населения, а в соседней провинции Гронинген – 22 процента. Однако близость к Вестерборку не являлась решающим фактором, потому что показатели выживаемости были крайне неравномерными в соседних провинциях, а иногда они были выше в отдаленных провинциях.

Изучение этих данных заставило Марникса Круза и Питера Тэммса задуматься, насколько корректно был сформулирован сам вопрос. Они внесли изменения в формулировку и вместо того, чтобы пытаться дать ответ на вопрос: «Почему так мало евреев выжило в Нидерландах?» – они предложили такой вариант: «Какие факторы повлияли на шансы на выживание?»{194}

В результате они пришли к выводу, что главным фактором, определявшим выживание «ондердуйкера», выступала, как они выразились, «свирепая охота на евреев», причем играла роль не только алчность местных охотников за евреями, но и успешность их действий{195}.

Город Эпе и близлежащий город Тонгерен, где Элизабет ван Лохейзен укрывала большую часть «гостей», находятся в провинции Гелдерланд, в которой в 1941 году около 6600 человек официально были зарегистрированы как евреи. К концу войны около 2500 из них все еще были живы, что составляет 38 процентов от общей численности еврейской общины. Это примерно на 15 процентов превышало средний показатель по стране. В дополнение к тем, кто жил здесь до войны, этот регион привлек гораздо больше евреев, бежавших из крупных городов, которые также смогли здесь выжить, скрываясь от нацистского режима.

С чисто географической точки зрения этот район казался относительно хорошим местом для укрытия. Около половины территории (порядка 2000 квадратных миль) занимают леса; кроме того, именно здесь расположены самые возвышенные районы страны. В то время как большая часть голландских низменностей находится ниже уровня моря (на отметках –5 или –10 футов[220]), в провинции Гелдерланд есть холмистые районы, которые расположены более чем на 350 футов[221] выше уровня моря.

С другой стороны, провинция Гелдерланд граничит с Германией, и в некоторых районах среди населения преобладали прогерманские настроения, поскольку многие местные жители имели немецкое происхождение, деловые связи или друзей по ту сторону границы. Во время войны провинция была переполнена немцами, поскольку здесь были расположены их тренировочные лагеря. Несколько местных отелей, в том числе один находившийся по соседству с улицей Лариксхоф, являлись популярным местом отдыха для членов НСД.

Тем не менее лесной район Велюве принял тысячи «ондердуйкеров», которые прятались «в маленьких чердачных помещениях, под стропилами, за книжными шкафами, в стогах сена, в курятниках или просто в хижинах в лесу, – писал местный историк Аарт Виссер. – Многие рисковали своей жизнью, чтобы оказать им помощь». Помимо «Триады», Аарт Виссер насчитал в регионе более десятка других групп Движения сопротивления, которые прятали евреев, например в санатории, в часовне и в целом поселении землянок в лесу между Нанспитом и Вирхаутеном. Это поселение называли «Лагерь Pas-op!» (Лагерь «Осторожно!») или «Скрытый город» (“Het Verscholen Dorp”){196}.

* * *

«У нас общие интересы и тесные личные связи», – гласил один из комментариев рядом со статьей в «Нью-Йорк Таймс», которую я опубликовала о дневниках в архиве Института исследований войны, Холокоста и геноцида в апреле 2020 года. Элизабет ван Лохейзен и ее семья, как объяснил в своем комментарии читатель, «сыграли важную роль в спасении жизней каждого из моих родителей, а также ближайших родственников моей матери». Этот комментарий был