Кочевники поневоле - Майкл Гелприн

– Безвыходных положений не бывает, друг мой, – усмехнулся Ловкач. – Выход всегда есть, его только нужно найти. Давайте, впрочем, не будем обсуждать этот вариант, а пока что… А вот и наш друг Джон, – не закончил фразы Ловкач. – Рад вас видеть, Джон, присаживайтесь.

Джон Доу быстрым шагом приблизился, в пяти ярдах остановился.

– Что случилось, друг мой? – забеспокоился Ловкач. – На вас, с позволения сказать, лица нет.

Доу уставился на него невидящим взглядом.

– Я только что получил известия из апреля, – срывающимся голосом начал он, – мы… мы…

– Успокойтесь, – властно велел Ловкач. – Что «мы»?

– Мы проиграли войну. Армия разбита и большей частью уничтожена, на обоих фронтах. Уцелевшие спасаются бегством. У зимников оказалось неизвестное нам оружие. Мои эмиссары сообщают, что армия была разгромлена чуть ли не в считаные минуты. Теперь, – голос Доу сорвался на визг, – нам конец, понимаете?!

Ловкач почувствовал, будто его с маху приложили по груди оглоблей. С минуту он просидел молча, судорожно хватая губами воздух.

– Вы, кажется, говорили, что безвыходных ситуаций не бывает? – первым пришёл в себя Бухгалтер. – Боюсь, что вы были не правы. Довольно очевидно, что торговец умудрился поставить им оружие. Теперь нам действительно конец.

Отчаянным волевым усилием Ловкач поборол панику. Поднялся, унял дрожь в руках.

– Мне необходимо подумать, господа, – нарочито спокойным голосом сказал он. – Я приглашу вас, едва приду к каким-либо выводам.

Первые пару часов Ловкач приходил в себя. Назойливая, навязчивая мысль, что необходимо срочно спасаться, вытеснила все прочие и не давала размышлять. В конце концов, Ловкачу удалось её подавить – спасаться было некуда.

Остаток дня ушёл на обдумывание ситуации. Вариант нашёлся к полуночи.

Ловкач унял сердцебиение, когда новый план подобно озарению пришёл ему в голову. Заставив себя мыслить трезво и беспристрастно, Ловкач скрупулёзно его обдумал. Вскочил на ноги, действовать надо было безотлагательно.

– Мартин, голубчик, – позвал Ловкач начальника личной охраны. – Вели срочно будить Доу и Самуэльсона, пускай оба спешно идут сюда. Подними людей – всех, до единого, нам предстоят немалые хлопоты.

– Значит, так, друзья мои, – поведал Ловкач, едва явились запыхавшиеся соратники, – ничего ещё, с позволения сказать, не потеряно. Нам понадобятся люди, все, которые есть в наличии.

Ловкач замолчал. Несмотря на критическое, почти безнадёжное положение, он сейчас чувствовал себя чуть ли не королём. Императором, от воли которого зависит существование подданных и всего государства. «Ради этого стоило рисковать, – подумал Ловкач. – Пускай даже власть обойдётся по полной цене – самой жизнью».

– Мы слушаем вас, сэр Энрике, – почтительно напомнил о себе молодой Доу.

– Да, простите, задумался. Итак, мы принимаем ваш план, Джон. Хотя и с некоторыми существенными изменениями.

– «Мой план»? – поднял брови Доу. – В каком смысле?

– Мы останавливаем Великий Круг. Правда, не так, как вы предлагали. По сути, мы с вами предпримем то же самое, что проделали люди зимы, только более эффективно. Сегодня же наши люди отправятся на восток. Мы отзываем апрельские, майские и июньские кочевья, все до единого. Они прерывают Круг и направляются к нам сюда. Сами мы остаёмся на месте, а кочевья осени нас и так догонят.

С минуту Доу и Самуэльсон ошеломлённо смотрели на Ловкача.

– Вы полагаете, – медленно проговорил, наконец, Бухгалтер, – что мы сумеем сдержать зимников? А как же… – он запнулся, – как же армия, сэр Энрике?

– Остатки армии будут здесь быстрее гражданских. Мы опустошим августовские склады и арсеналы, вооружим людей и обеспечим их продовольствием. Таким образом, мы создаём фронт, здесь, в июле. Когда зима докатится досюда, им придётся пойти на соглашение с нами или нас уничтожить. Но уничтожить они не посмеют – они попросту умрут с голоду, если не будет продовольственных поставок от нас. И их слишком мало, чтобы управиться и с зимними, и с летними делами.

– Мне кажется, – Самуэльсон почтительно склонил голову, – ваш план сработает. – Он на секунду замялся и осторожно добавил, будто пробовал фамильярность на вкус: – Он определённо должен сработать, Ловкач.

– Другого всё равно нет, друг мой, – Ловкач снисходительно улыбнулся. – Мы заключим с зимой паритетный договор. Думаю, они согласятся на него, не доводя дело до, с позволения сказать, конфликта. Итак, мы отправляем эмиссаров в весну. Когда кочевья повернут вспять, мы вышлем в зиму парламентёров.

Глава 24

Май. Джерри, Курт, Франсуа

Зависший на полпути между южным горизонтом и зенитом Сол бережно ласкал лучами землю раннего мая. Курт Бауэр, сидя на корточках у костра, жарил на вертеле зайчатину. Рогатых зайцев накануне настрелял Франсуа, он же неделей раньше завалил трирога, так что мяса на заставе было вдоволь.

Заставой две разбитых у вертолёта палатки назвал Курт, хотя охранять им впятером было некого и не от кого. Февральские, январские и декабрьские кочевья вернулись в зиму и теперь с каждым днём отдалялись. Куда подевались кочевья апреля и мая, оставалось неизвестным. Патрик Каллахан полагал, что отправились в лето.

Франсуа, оказалось, дружил с Патриком, так же, как и с его застреленным при атаке месячной давности братом Ричем. Могилу Ричу в паре сотен ярдов от вертолёта Франсуа с Патриком копали вдвоём.

Заяц не успел ещё полностью прожариться, когда от Ремня прибежал взволнованный Франсуа и сообщил, что по дороге по направлению к ним движется конный экипаж.

Подхватив винтовку, Курт кликнул Патрика. Втроём они пересекли незасеянное ячменное поле, преодолели узкий подлесок и выбрались на обочину. Запряжённая четвёркой карета остановилась в двадцати шагах. Из неё выбрались двое и вместе со спрыгнувшим с козел кучером встали на дороге плечом к плечу.

Курт вгляделся, недоверчиво протёр глаза и вгляделся вновь. По центру, зажав по револьверу в каждой руке, стоял и пристально смотрел на него бывший полевой командир боевого октябрьского кочевья Мартин Бреме по прозвищу Железный Мартин.

Курт сбросил с плеча винтовку, положил на землю и медленно двинулся вперёд. Мартин, заткнув револьверы за ремень, шагнул навстречу. Они пожали друг другу руки, и Курт уже сделал непроизвольное движение, собираясь обняться с другом, но в последний момент сдержался и отступил назад. Интуитивно он вдруг осознал, что перед ним если и не враг, то, по крайней мере, ставший чужим человек.

– С какой целью следуете? – вывернулся из-за плеча Курта Патрик Каллахан.

Железный Мартин молча выудил из внутреннего кармана гимнастёрки свёрнутый в трубку лист плотной бумаги.

– Дипломатическая миссия, – вслух зачитал Патрик. – Наделена полномочиями, направляется в зиму с официальными предложениями.

– От кого эти предложения? – почесав в затылке, осведомился Патрик.

– От сэра Энрике, главы клана Гарсия.

– Как, как? – изумился Патрик. – Какого клана?

– Гарсия, – терпеливо повторил Мартин. – В июле произошли некоторые изменения.

– Выходит, ты, – встрял Курт, – на стороне этого Гарсия?

– Я имею честь состоять начальником его личной охраны и членом клана.

Курт присвистнул.

– То есть ты теперь июлит? – спросил он.

– Можно считать и так. Вы намерены нас пропустить?

– Да, разумеется, – Курт отступил в сторону. – Проезжайте.

– Гарсия – это наверняка тот ублюдок, который затеял бойню, – задумчиво глядя вслед удаляющейся карете, произнёс Патрик. – Этот парень твой приятель, Курт?

Курт Бауэр не ответил. Мир изменился, и кого сейчас считать приятелем, а кого неприятелем, он не знал.

– «Достойная» компания, – подытожил Франсуа Мартен. – Мне приходилось знавать одного из них, заносчивого святошу с гнусной рожей. Некий отец Уильям из июня, та ещё сволочь.

– Ничего. – Курт положил руку Франсуа на плечо. – Скоро мы забудем про всё это. На архипелаге ни твоего знакомца, ни моего не будет.

– Если мы до него доберёмся, до архипелага, – проворчал Франсуа. – И если погорелец выживет.

Погорельцем между собой на заставе звали вот уже месяц боровшегося со смертью Джерри Каллахана. Он то впадал в забытье, то выныривал из него, и тогда в полубреду принимался горячечно проклинать некоего Ловкача.

Джерри Каллахана, до неузнаваемости обгоревшего, выходила Бланка. Вот уже месяц она не отлучалась от его постели, кормила и поила с ложки и меняла на нём бинты. Она же не позволила расстрелять бывшего главу клана Каллаханов, когда выяснилось, кто он.

Глядя на осунувшуюся, истончавшую, поблекшую Бланку, Курт не мог поверить, что эта та самая гордая красавица из раннего сентября, в которую он был влюблён когда-то. И хотя прошло с тех пор всего-то полтора года, ему казалось, что между тем сентябрём и сегодняшним маем лежит чуть ли не вечность.