(не)свобода - Сергей Владимирович Лебеденко

и мое председательство будущее зависит от того, соглашусь ли я на твоих условиях судить директора театра или нет?

Константиныч ничего не сказал, но взгляд его был выразительнее некуда.

Снаружи донеслись звуки метлы – дворник вышел подметать двор. Ветки бились в стекло на холодном ветру. На столе Константиныча остались две чашки: одна пустая и другая с остывшим кофе. И без единой капли виски.

Любимыми Сашиными играми были стратегии и муравейник. В каком-то смысле муравейник тоже был стратегией: он уже выращивал вторую колонию краснобрюхих малышей с тонкими усиками и подвижными лапками и всё ждал, когда наконец вылупится вторая королева. Жаль, конечно, что его муравьям воевать не с кем. Но в магазине сказали, что стравливать две колонии нежелательно. Может произойти большой беспорядок. Саша колонию противников выращивать не стал, зато с удовольствием наблюдал, как муравьи осваивают новое жизненное пространство в аквариуме, где до недавнего времени плавали папины рыбки гуппи. Но за ними нужен был особый уход, а папа был очень занят, так что рыбки сдохли. Сашу рыбки не очень интересовали, поэтому ему было их не жалко. Зато его муравьиная империя могла вырасти до размеров шкафа.

Но муравьев с собой не возьмешь, так что он играл в «колду» и расстреливал противников в черной форме, которая чем-то напоминала чуваков из суда, которые вели папу на суд и потом увозили в тюрьму. Саша был уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что чуваки в черном просто делают свою работу, но всё же ему хотелось как следует треснуть одному из них, чтобы он отстал от папы. Сашу сдержало только то, что маме бы такой ход событий не понравился. Дело было только в этом – честно-честно.

Из кабинета своего начальника мама вышла печальная и какая-то задумчивая.

– Ты проиграла, мам? – поднял голову Саша.

Мама отрицательно помотала головой. Волосы у нее были собраны в хвост, как когда она собиралась на работу, а не как обычно – распущенные.

– Но и не выиграла, – сказала она.

Саша удивился.

– То есть, ничья? Как мадридский «Реал» с «Барсой»?

Мама усмехнулась, но тоже как-то грустно.

– Да, солнце. Как «Реал» с «Барсой».

– И даже не как тот чувак без квартиры?

– Да. Наверно, у нас дела лучше, чем у него.

Саша задумался.

– Но… Кто же тогда «Барса», если мы «Реал»?

О том, чтобы быть «Барсой», не могло быть и речи: Месси его бесил.

Мама на это ничего не ответила. Только вдруг подошла к нему и сжала его плечо. Она никогда так не делала, и Саша удивился.

– Маму попросили… сделать кое-что. – Голос у нее дрожал, и Саша на всякий случай не задавал вопросов, чтобы мама не расстраивалась еще больше.

– Что-то… секретное?

Мама улыбнулась.

– Да, наверно, можно и так сказать.

– Но это поможет папе?

– Иначе бы я не согласилась.

«А еще это поможет маме не остаться на улице», – подумала Марина. Но вслух говорить, конечно, не стала.

Саше стало норм. Всё будет как он привык. На пути домой он залипнет в стрелялку, а потом отрубится и почти не заметит, как окажется уже на заднем сиденье маминой машины, а за окном будут мелькать рыжие огоньки Москвы.

Марина тем временем, пока услужливый пристав водил их по коридорам Мосгорсуда, уже освещенного коридорными лампами, открыла контакты и набрала сообщение кое-кому из прошлого, с кем она не общалась уже довольно давно: просто не было потребности. Наверно, не стоит контактировать с коллегами, с которыми переспал, а потом бросил, но Дима был случаем особым: коллега еще до того, как у Марины появились коллеги; любовник еще до того, как сокурсницы завели служебные романы. «В голове моей светловолосой…»

Дима оставался последней инстанцией перед Безнадегой, сразу после Константиныча. Марина всегда чувствовала себя в этом общении неловко, словно человек, который приезжал в свою старую квартиру и находил там использованный презерватив. Успокаивало то, что Дима, кажется, чувствовал то же самое, хотя нет-нет, да и делал попытки флиртовать. Марина была и не против: по крайней мере, Дима был веселым, в отличие от практичного и при этом мечтательного Егора, чувство юмора у которого было на уровне того самого парня в любой компании, которому всё время приходится объяснять шутки. Но Дима был просто хорошим приключением, из которого Марина вернулась в – ну, да, «Серебристую гавань».

И всё же, видно, некоторые приключения просто обречены повториться.

Дима ответил ей быстро – минут через десять. Она и не успела как следует подумать, в какой день с ним лучше встретиться.

А я всё ждал, когда эта штука наконец тебя зацепит))

Речь о Егоре, Дим. Не смешно. И о будущем.

Ну раз о будущем, тогда безусловно) культуру только жалко

Дим, а меня тебе не жалко? И Сашу, раз уж на то пошло.

)) Не злись. где и когда тебе удобно пересечься?

Что в Диме нравилось ей больше всего, так это – прямолинейность.

Даже если она выражалась в неловких подкатах по старой памяти.

У всех ведь есть свои недостатки.

Давно это было. Хозяйка еще не успела въехать в свои королевские покои в Мосгорсуде, а сам суд только-только получил у журналистов обидное прозвище «Мосгорштамп» и не успел еще его оправдать. В только что отстроенном «Мариотте» на Тверской нашли труп женщины. Точнее, трупом она стала не сразу: даже после пяти колотых ударов ножом она пыталась выбраться в коридор и позвать на помощь. Но это они потом выяснили, уже получив справку патологоанатома; пока же молоденькому следователю Марине Лиловой хотелось зайти в люксовый туалет номера и от всей души проблеваться: ее, конечно, предупреждали, что время трудное и по работе будет попадаться всякое, но к таким видам она морально готова не была. Проблема, однако, заключалась в том, что в туалете остались кровавые пятна (возможно, убийца хотел смыть кровь с рук и слишком торопился, так что изрядно наследил), и опера его перекрыли и наотрез отказывались пускать туда кого угодно, особенно девчонку, которая толком и пороха не нюхала, а ее уже тошнит.

– Ну ты возьми себя в руки, ёба, – не то матернулся, не то обратился к ней начальник опергруппы, которого слегка шатало и от которого несло перегаром, но, как и большинство русских мужиков за полтинник, он умел этим состоянием виртуозно управлять. – У тебя такого говна пирога каждый день по три выезда