Шамабад должен гореть! - Артём Март

оружия, не сразу заметил небольшую, блестящую металлом плашку, приклепанную к ствольной коробке.

Плашка была немного неправильной, изогнутой формы и крепилась перед переводчиком огня.

На маленькой пластинке металла я прочел надпись, выгравированную красивым, стройным шрифтом: «Отличному пограничнику победителю в соцсоревновании. Конструктор М. Калашников».

Глава 23

— Дай посмотреть, а? Ну дай! — Шел за мной Стас Алейников, когда я нес автомат в оружейную комнату.

Почти сразу после боевого расчета, который, к слову, прошел сегодня на тридцать минут раньше, нас повели сдавать старое и принимать новое оружие.

Застава вооружилась новенькими АК-74. Радости на лицах молодых бойцов не было предела.

Они внимательно осматривали автоматы по дороге к оружейной комнате, взвешивали их в руках, выискивали незначительные мелочи, которыми хвастали друг перед другом, доказывая, что их новый Калашников гораздо лучше, чем у соседа, а то и у всей заставы.

— Ну дай глянуть, чего ты, Саша?

Я вздохнул, остановился. Сунул автомат Стасу. Тот тут же взял его в руки. Протянул:

— Зеле-е-е-ный.

— Зеленый, — с улыбкой ответил я.

Парни набежали, окружили меня плотным кружком.

— Отличному пограничнику победителю в соцсоревновании. Конструктор М. Калашников, — прочитал Стас надпись на наградной плашке моего автомата.

— Вот повезло же, — пробурчал Малюга, выглядывающий из-за плеча длинного как палка Алейникова, — сам Калашников ему поставил автограф.

— Какой Калашников? Это по кальке сделано! — Заявил несколько завистливым тоном Синицын.

— Ну и что, что по кальке? — Спросил Малюга, — а по кальке с чего?

— Да бог его знает с чего! — Упирался Синицын.

— Известно с чего! Со слов самого Михаила Тимофеича! Это ж он придумал так написать!

— А может, и не он! Тебе почем знать?

— Так тут написано: «М. Калашников»! Для слепых, таких, как ты! — Кивнул на мой автомат Малюга.

— Саша, а можно мне подержать? — Скромно спросил Вася Уткин.

Я взял автомат из рук Стаса, передал ему.

Вася осмотрел оружие. Глянул на свой автомат, который зажал под мышкой.

— Интересно, а как и мне такой заработать? — Мечтательно спросил он.

— Заработаешь еще, — я хлопнул его по плечу.

— Да Калашникову не до того, чтобы памятные надписи какие-то выдумывать! — Продолжал настаивать Синицын. — Он делом занят, в отличие от тебя!

— А награждать отличившихся бойцов, это что не дело⁈ — Припирался с ним Малюга, пока мы шли к оружейке.

— А сколько их у нас в Союзе⁈ Отличившихся-то? И офицеры, и солдаты! И еще бог знает кто! А значит, плашек надо много! Разных! И ты че думаешь, Калашников сам выдумывает все эти памятные надписи⁈ У него точно какой-нибудь заместитель для этого дела есть!

— Калашников автомат придумал! — Не отступал Малюга и потряс своей семьдесят четверкой. — он вон какой работоспособный! Че, думаешь, у него нету времени памятную надпись придумать⁈

— Калька!

— Сам ты калька!

Я снисходительно покачал головой. Улыбнулся их совсем детскому спору.

— А знаешь, чего Синицын завелся? — Тихо спросил у меня Стас, когда мы были в оружейной комнате и подошли к пирамиде.

— Понятия не имею, — я снял старый автомат, а потом поместил новый на его место.

— Потому что у него, у единственного на заставе была памятная надпись. Он ей гордился, сил нет никаких. Одно время, как бражки Тимощуковской напьется, так всем ей хвастается: «Посмотри, мол, какой я молодец». А иной раз, даже в наряде, всем его чуть не в морду пихал! Предлагал посмотреть!

— Вот! — Снял Синицын трепетно, словно сокровище, взял свой старый автомат и принялся… всем его пихать, — видали! Вот это памятная надпись! Тут даже моя фамилия есть!

Синицын стал возбужденно на всех зыркать и приговаривать:

Прочитать? Прочитать?

— Да уже сто раз читал, — сухо отмахнулся сержант Мартынов и поставил свой автомат на место.

— Вот! Слушайте!

Я заметил на деревянном прикладе его пошарпанного АК-47 широкую, блестящую медную планочку, наполированную чуть не до зеркала.

— Синицыну Д. П. От Комс. Орг. Хохотуйского сельсовета, — гордо провозгласил Дима Синицын.

— Да слышали мы все про твой Хохотуйск, — Вася Уткин тоже отмахнулся.

— У меня именная! Ребята с ячейки перед армией подарили! Шеф мне ее сам разрешил на приклад приладить! — Совершенно не замечая всеобщей иронии, продолжал хвалиться Синицын.

Улыбающийся во все тридцать два Стас подошел к нему, поманил пальчиком. Заинтересовавшийся Синицын приблизился, даже зачем-то подставил ухо.

— А что ты будешь со своей табличечкой-то теперь делать? Автомат-то у тебя уже новый, — хитровато спросил Алейников.

Синицын растерялся.

— Ну… Как что? Сниму со старого автомата. Прикручу на новый.

— Прям на шурупы?

— Прям на шурупы.

— Я те дам на шурупы! — Строго крикнул Черепанов, наблюдавший за солдатами в оружейнке.

Синицын аж вздрогнул.

— Ты че вздумал, Синицын, казённое добро портить⁈

— А на клей? — Вполне серьезно спросил Дима.

— Уши себе на клей посади! Лопоухие свои! Ты че к наряду не готовишься⁈

— Так, ужин же, — удивленно пожал плечами Дима. — У меня наряд только через два часа. Ночной.

— Так иди ужинать! А то щас быстренькой отправлю в конюшню, дерьмо лошадиное чистить!

— Есть, идти ужинать, — угрюмо сказал Дима и пошел на выход.

— И не забудь автомат сдать на склад! — Крикнул ему вслед прапорщик.

Сегодня была знаковая дата. По крайней мере, для меня. Наступило тринадцатое апреля — день, когда на Белой Скале в первый раз обнаружили пастухов, которые, в действительности, и небыли пастухами вовсе.

Тогда душманы начали организовывать на той стороне минометную точку. Потому, сегодня я ждал.

Мы вчетвером: я, Самипалов, Алейников и Сагдиев, рано утром шли в дозор по правому флангу. Сегодня нам доверили один из ближайших к заставе участков. И с него отлично просматривался невысокий холм Белой Скалы.

Сейчас мы спускались с заставы к системе, потом, пройдя сквозь ее ворота, путь нам уже лежал на вверенный участок.

Белую Скалу было видно даже отсюда. Ее обнаженный, каменистый склон резко обрывался в спокойный в этих местях Пяндж.

Предрассветные сумерки медленно расползались под лучами восходящего к все еще серому, но ясному небу солнца. Светило окрасило робкие облака, зависшие над ним и горизонтом в красивый розовый оттенок.

На Границе было тихо. Лишь река