Язычник - Александр Мазин

Волохи встревожились, но виду не подавали. Держались с достоинством. С монахами они встречались не раз. Встречались по-всякому. С иными – разговаривали. Иных – дарили богам. А тех, от кого слишком явно попахивало Кромкой, – сторонились. Этот был – из таких.

…Как раз такой, какой был нужен Добрыне. Воевода купил его у купца-чудина, который, польстившись дешевизной, приобрел монаха у какого-то викинга. Викингу, впрочем, монах достался и вовсе бесплатно. Сам пришел к нему во двор. Да там и остался. Трэлем.

К сожалению, в хозяйстве монах оказался бесполезен. Только и знал, что молиться да кликушествовать. Бить его было бесполезно. Убить – жалко. Все же деньги заплачены. Эст совсем уж собрался отпустить никчемное приобретение, но тут монаха случайно увидел Добрыня.

…Монах вещал, новгородцы удивлялись. А князь… Князь улыбался. Все видели эту улыбку, только не понимали – к чему она.

Ясно стало, когда Владимир шагнул вперед и взял монаха за шкирку и приподнял. Это было нелегко, потому что монах, хоть и порядком отощал, но ростом был повыше князя.

Теперь удивился монах. И заткнулся. От неожиданности. Он ведь считал, что именно князь желает, чтобы он обратил язычников. Так ему сказал воевода. И еще потому, что князь взял его ловко: передавил воротом рясы худое горло.

– Смотрите, люди новгородские, – не особо напрягая глотку, но все равно погромче монаха, произнес Владимир. – Вот он, глашатай бога, которому служит киевский князь Ярополк, убивший собственного брата!

Это было чистое вранье, потому что Ярополк принял крещение по византийскому обряду, а монах был – из папистов. Однако мало кто из новгородцев разбирался в таких тонкостях.

– Вот чего хочет Ярополк! Хочет, чтобы вы отринули своих богов, богов своих пращуров! – Голос Владимира постепенно набирал силу. Время от времени он встряхивал монаха – как тряпичную куклу. Монах натужно сипел и сучил руками-ногами. – Хотите вы этого, люди новгородские?

Вече заворчало. Новгородцы понемногу догадывались, к чему ведет князь.

– Наши боги! Наши предки! Наша вера! – Голос Владимира гремел, как медное било. Волохи оживились, подошли ближе к краю, встали за спиной Владимира – как живая стена. Так и было задумано. Для того их и позвали. Чтобы народ видел тех, кто говорит с богами. От имени богов. Своих богов. Пусть своенравных, пусть жестоких – иногда, но зато – родных.

– Не дам! – в полный голос воскликнул Владимир, на миг покрыв ропот народа. – Не позволю никому, даже собственному брату! И не брат мне он, поднявший руку на собственную кровь! Преступивший законы рода! Клянусь Перуном, я остановлю зло! Клянусь всеми нашими богами: Сварогом и Родом, Волохом и Яруном! Всеми богами племен и всех языков! Я не дам отнять у вас веру пращуров!

Тут к князю подоспела пара гридней, подцепила монаха за капюшон древками копий, подняла повыше, как было заранее уговорено.

– Глядите на него! – закричал князь, показывая на дрыгающегося в воздухе монаха. – На кого он похож?

– Это на что он намекает? – нахмурился стоявший в первом ряду гридней Хривла. – Уж не на Одина ли?

– Дурень! – фыркнул Лунд (теперь уже – сотник Лунд). – Ну да, Один тоже одноглаз и тоже висел на древе. Но никогда Один не был похож на скоморошью куклу!

– Хотите стать такими? – кричал Владимир. – Хотите?

– Не-ет! – взревела толпа.

– Смерть отступнику от веры пращуров!

– Смерть!!! – выдохнуло вече.

– Смерть предавшему свою кровь!

– Смерть!!!

– Бросайте, – обычным голосом скомандовал Владимир гридням, и пауком растопырившийся монах полетел в толпу.

Разорвали его вмиг. Жрец Сварога одобрительно хмыкнул. Жрец Волоха недовольно поджал губы.

Народ, впрочем, на них не глядел. Сегодня гласом богов были не они, а Владимир. Это он принес жертву. Это он сказал Слово.

– Ай да князь! – крикнул в ухо (чтобы перекричать рев толпы) воеводе Добрыне воевода Сигурд. – Теперь Новгород у нас кулаке!

– Что Новгород! – закричал в ответ Добрыня. – Теперь за нас – все наши боги! И все, кто им верен! Считай – пол-Киева за нас! – И присоединил свой могучий голос к общему реву: – За веру пращуров!!!

Глава 5

Стольный град Полоцк

Лодьи и струги киевского каравана вышли к Полоцку вскоре после рассвета.

Их уже ждали. Старшина каравана загодя отправил гонца в город. Мол, идут к вам торговые гости из самого Киева. Встречайте.

Купцов приняли торговые люди. Славку же встречал сам воевода полоцкий Устах.

Старый батин друг по-отечески обнял Славку. Отметил и стать, и крепость плеч, и то, что пояс на Славке золоченый, гриднев.

– Молодец, Богуслав Серегеич! Хоробр! Истинный варяг! Даже и без усов видать!

Славка смущенно потупился. Усов у него точно не было. Так, пушок белесый.

За спиной Устаха ухмылялись полоцкие отроки: румяные, здоровенные. Тоже – варяги и тоже – без усов. Однако поясов золоченых на них пока что не было. Не выслужили.

На других причалах суетились торговые люди, но от того, к которому пристала лодья Славки, полоцкие купцы держались поодаль. Ждали, пока воевода закончит дела и отъедет.

Старшина каравана кивнул холопу: тот подхватил сумы княжьего гридня и поволок на берег. Другой холоп осторожно свел по сходням Славкиного коня, боевого хузарского жеребца. Разбойника Славка оставил в Киеве. Решил: ни к чему здесь, в лесном краю, второй конь.

Хузарский жеребец тоже хорош. Белый, в яблоках, четырехлетка. Йонах его самолично выбирал. Княжий конь. И спускался по сходням по-княжьи, солидно: холопу внимания уделял не больше, чем лягушке. А вот холоп жеребца заметно побаивался.

Третий холоп снес на причал седло и упряжь.

Славка привычно и быстро взнуздал коня, сунул ему сморщенное прошлогоднее яблоко.

– Бронь надень, – сказал Устах.

– Бронь? – оживился Славка. – Биться с кем будем?

– Не сегодня, – разочаровал парня Устах. – Надевай да поехали. Роговолт ждет.

Полоцкий княжий терем стоял на холме внутри кремля, за крепкой стеной в два человеческих роста. Врата его, из крепкого дуба, сшитого железными полосами, выходили на улицу, прямую и такую широкую, что две телеги разъедутся без труда. Да еще по краям, вдоль богатых домов – тротуары из круглых крепких, подогнанных одна к одной деревянных плашек.

Для любого, понимающего в воинском деле, эта улица, удобная как для поезда, так и для штурма, была ясным знаком: не боится князь полоцкий того, что ворогам удастся захватить Полоцк и подступить к этим воротам.

Впрочем, слева и справа от ворот нависали башенки, из которых было бы очень удобно осыпать стрелами широкое пространство перед входом.