Язычник - Александр Мазин

– Должно быть, и впрямь сильней твой Бог нашего, варяжского. Двое сыновей у тебя, и все живы.

Славную жизнь прожил князь-воевода. Сызмала – в битвах. Славу мечом стяжал. Правил в Киеве как князь. Страны и племена брал на копье. Богат Свенельд и землями, и златом… Только доверить некому. Внуки малы еще… Не удержат.

– Помнишь, боярин, как десятником у меня служил? – спрашивает князь-воевода.

– Помню, – отвечает Сергей.

Давно это было. Вечность прошла. С тех пор всякое между ними случалось. Однако врагами они не были никогда.

– Знаешь, боярин, думал я: умрет убийца – и легче мне станет, – хриплый голос Свенельда дрожит, как и его руки. – А вот не стало.

Сергей молчит. Сам терял. Знает: бывают случаи, когда месть не утешит. Жаль ему Свенельда. И Люта жаль.

– Просьба у меня к тебе, – говорит князь-воевода.

Сергей молчит. Ждет продолжения.

– Нечем мне тебя одарить за просьбу мою, – говорит Свенельд. – Злата тебе не предлагаю. Злата у тебя своего хватает. Всё у тебя есть. Но в память о тех днях, когда был ты моим десятником и я тебя защищал как своего… Когда умру я, воевода… Защити внуков моих. Времена грядут страшные. Не оставь кровь мою. Не дай роду моему угаснуть.

Должен бы Сергей сказать: да ладно тебе, Свенельд! Рано тебе умирать!

Но не такой у них разговор, чтобы за словами правду прятать.

– Добро, – говорит Сергей князь-воеводе. – Что смогу, то сделаю. Оберегу твою кровь.

Вздыхает князь-воевода. Лицо его немного светлеет, и даже плечи малость расправляются.

– Коли так, то давай скрепим договор наш, – говорит Свенельд. – Сын твой старший – не женат еще. Возьми за него внучку мою старшую Доброславу. Крести ее, коли хочешь, я не против. В приданое ей Улич дам.

Сергей медлит. Щедрое приданое.

Улич – сердце Свенельдового княжества. Вотчина Люта.

– Благодарю, князь-воевода, – наконец говорит Сергей. – Однако ответить пока не смогу. Кого женой брать – это мой сын сам решать будет. Надеюсь, не откажется от чести. Однако что бы он ни решил, я от своего слова не откажусь.

Обряженное и омытое тело Олега Святославовича лежало на длинном столе в горнице Детинца. Над лицом мертвеца потрудился ромей-бальзамировщик, так что погибший выглядел как живой. И очень похожий на старшего брата.

Многим из тех, что видел мертвеца, показалось, что в гробу лежит не младший, а старший брат.

Ярополк долго стоял над телом в молчании. Потом повернулся в Свенельду и произнес негромко: «Твое желание исполнилось, воевода. Твой сын отмщен. Ты рад?»

Свенельд ничего не ответил.

Вечером князь-воевода покинул Киев.

После отбытия Свенельда старшим среди княжьих бояр-советников стал Блуд.

Глава 3

Добрая весть для новгородского князя

Весть о смерти Люта Владимиру принес новгородский тысяцкий Удата.

Никогда Удата не был другом Владимиру. Однако вече постановило, что вестником должен стать именно он. И именно потому, что – не друг. Чтоб видел князь: не только его сторонники, но весь Новгород желает его дружбы.

В свейском городке новгородец чувствовал себя неуютно. Оно и понятно: купец из Хольмгарда-Новгорода для них – что кабанчик для волчьей стаи. А этот сам прибежал, да вдобавок – без охраны. Две дюжины воев-новгородцев – не в счет. Десяток хирдманнов управится с ними быстрее, чем петушок прокукарекает. А в поселке не десяток воев, а более полутысячи матерых викингов. Четыре драккара ярла Дагмара Ингульфсона отдыхают у берега.

Узрев, однако, рядом со свейскими драккарами лодьи и снекки русов, Удата чуток успокоился. Отлегло от сердца: не соврали доносчики – здесь Владимир.

– Я – к нашему князю! – сразу объявил Удата.

Помогло. Волки не стали драть кабанчика, а вполне вежливо проводили к длинному дому, который гостеприимный ярл отдал гостю и его дружине.

Владимир принял старшину ласково. Усадил за стол, велел налить гостю сладкого меду. Помнил, что Удата предпочитает его кислому пиву.

Старшина был тронут.

– А что вуй[16]твой Добрыня? – спросил старшина. – Здрав ли?

– Здоров, – ответил Владимир. – Отъехал на время. Дела. А что новгородцы ваши? Шумят?

– Не без того…

Еще некоторое время поговорили о незначимом, потом Удата перешел к делу:

– За тобой приехал, – сказал он. – Челом бьет тебе старшина новгородская: возвращайся, княже!

Владимир сумел скрыть радость. Сделал вид, что раздумывает.

– А как же Киев? – спросил он. – Как же Ярополк?

Иль не прислал еще нового наместника? – Последнее слово Владимир выделил презрительной интонацией.

– Аж двух прислал. Только мы их обратно погоним! – решительно заявил Удата. – Тебя хочет Новгород, князь. Другого не надобно. А Ярополк противиться не станет. Мы ему сами оброк выплатим, сколько назначил. И тебе тоже сполна заплатим, как уговорено. Только ты, княже, возвращайся.

– Сполна – это значит за прошлый год тоже? – уточнил Владимир.

– За всё, – вздохнул Удата. – Новгород решил.

Это было даже лучше, чем ожидал Владимир. И намного лучше, чем предполагал Добрыня. Знать, крепко прижал новгородцев Роговолт. А от наместника проку – никакого. Киев с Полоцком, считай, в одну дуду гудят.

«Так-то, горлопаны, – злорадно подумал Владимир. – Орать да на вече дубинками размахивать – это вам не воевать!»

Но на лице князя эти мысли никак не отразились.

– Большие деньги, – сказал он с сочувствием. – Не жаль отдавать-то?

– Жаль, – признал Удата. – Многие на вече против того кричали, да куда денешься? Киев далеко, а Роговолт Полоцкий опять нам обиды чинит. Дороги обсел, с купцов наших деньги дерет. На волоках тож… А от тех дружинников, что при наместнике состоят, толку нет. Они только по бабьим подолам шарить горазды…

Тут Удата осекся, вспомнив, что сам князь насчет подолов тоже не промах.

– Продолжай, – Владимир сделал вид, что не заметил смущения новгородца.

– Оборони, княже! – пылко воскликнул Удата и, вставши, поклонился в пояс.

– Роговолт, говоришь? – будто раздумывая, проговорил Владимир. – Хочешь, чтоб я князя полоцкого поучил?

– Поучи, батюшка! – слезно попросил Удата. – Он ведь и тебе обиду учинил, не забыл, чай?

Владимир помрачнел. Не любил напоминаний о том, как отказала ему Рогнедка.

– По своим обидам я сам взыщу, – отрезал он. – Но прав ты: Роговолта мне поучить – любо. Да только как с Киевом быть? И с теми дружинниками Ярополковыми, что в моем Детинце сидят. А ну как они моему приходу воспротивятся?