Эм + Эш. Книга 1 - Елена Алексеевна Шолохова

было слушать их размеренную беседу, когда у меня внутри всё переворачивалось. Я уже собиралась было послушать плеер, как вдруг мама сказала:

— Всё-таки ты поговори с Зотовой. Ладно она тебе доложила про этот дурацкий поцелуй, но где уверенность, что она не начнёт трепать об этом на каждом углу?

— Об этом и так все знают.

— Все да не все. И она, кстати, сама тоже ничего не знала. Мне Мочалова говорила, что Тамара Николаевна к ней приставала с расспросами, что случилось на дискотеке, кто там ссорился и всё такое. Получается, выспросила и к тебе побежала докладывать.

— И хорошо, что побежала. А то я бы так ничего и не узнал. Мочалова эта… Она сама должна была мне сообщить!

— Это другой вопрос, но с Зотовой ты всё-таки поговори. Чем меньше она будет распространяться, тем скорее эта история забудется.

— А ты бы лучше с дочерью поговорила. Если б она не осрамила себя и нас, то вообще ничего бы этого не было. А с этим паршивцем Шаламовым я в понедельник разберусь. Он у меня в два счёта из школы вылетит.

— Саша, но ты тоже давай не кипятись. Никто его за поцелуй из школы не выгонит. А отец у него шишка, между прочим, Анна Васильевна говорила. Там такие связи… Так что будешь на него давить, как бы нам это не аукнулось.

Противно! Как это противно! А самая мерзкая — эта чёртова историчка Зотова. Я всегда её не любила и не уважала, как учителя, но даже не представляла, насколько она отвратна, как человек. Вынюхивать, выспрашивать, чтобы потом стукануть. Фу.

За Шаламова я особо не беспокоилась. Что отец ему сделает? Беседу проведёт? Шаламов не из таких, кого можно убить словом. И вообще, за себя постоять он сумеет. А уж в крайнем случае его семья поддержит, раз тем более они такие блатные. Вон мама как одной фразой остудила отцовский пыл и жажду мести.

Утром они ушли на работу, а я осталась дома. Ещё вечером накануне слышала, как отец сказал маме:

— Скажи ей, что завтра она никуда не пойдёт. Возьмёшь для неё задания, учителям скажешь, что заболела.

— Она и не выздоравливала, — с сарказмом заметила мама. — Я на той неделе уже говорила про её болезнь.

— Ну значит, ещё не выздоровела, — раздражённо ответил он.

В этой четверти у меня, по-моему, пропусков больше, чем за все годы учёбы вместе взятые. А я всё думала, как, интересно, отец выкручивается, что я так долго не хожу? Как объясняет моё отсутствие? А он маму подсылает.

Мне, между прочим, хотелось в школу, даже очень. Последние дни так меня перетряхнули, что разговоры и сплетни за спиной стали казаться такой мелочью, на которую и внимания обращать не стоит. Хоть, конечно, все эти смешки, шепотки, косые взгляды и неприятны. Но, главное, что есть в школе — это жизнь, а тут я сижу весь день одна в четырёх стенах. Ненавистных стенах. И Шаламов, Эш… мне так хочется его увидеть, аж больно в груди, просто невыносимо…

* * *

Во вторник меня снова не отпустили, а мне уже выть хотелось с тоски. Никогда ещё собственный дом так остро не казался тюрьмой, одиночной камерой, карцером. Интересно, замечают ли родители, что я почти ничего не ем?

Задания, что дала мне мама, я сделала сразу же с утра, а потом завалилась на диван с книгой. Чтение всегда мне помогало уйти от реальности. Взяла «Замок Броуди» Кронина. Эту книгу мне мама не советовала, я сама выбрала наугад. Буквально с первых глав в душе у меня зашевелилось смутное, неприятное чувство. А потом осознала: этот ненормальный шляпник Джеймс Броуди и мой отец — просто один типаж. Не в точности, конечно. Есть различия: тот, например, со всеми был несносен, а мой всё же блюдёт внешние приличия, а перед значимыми людьми и вовсе соловьём заливается. Однако дома такой же тиран, и здесь всё узнаваемо, прямо как с нас писали: только отличные отметки, учёба до посинения, никаких мальчиков, романов и ненужного общения. Буквально те же мотивы, те же слова и то же «наказание», если что не так. Безумно жаль было его дочерей, и себя тоже. И хотя они и Мэри, и Несси — всего лишь вымышленные персонажи, мне казалось, будто мы вместе, связаны общим несчастьем. Глупо, конечно. Дочитать я не успела. Может, оно и к лучшему — всё время не покидало ощущение, а от главы к главе наоборот крепло, что вот-вот разразится беда. Такие книги не могут заканчиваться на оптимистичной ноте. Обе дочери Броуди — типичные, взращённые отцом, жертвы. А жертва — это даже не диагноз. Диагноз можно снять, вылечившись. Жертва — это судьба. Понятно, какая.

Нет уж, больше я точно никогда не дам отцу себя бить и помыкать собой не позволю. Не хочу быть жертвой!

Я так вжилась в образ, что стала представлять, как отвечу отцу, если вдруг что, но мой внутренний диалог прерывал звонок телефона. Уже второй за утро. Примерно час назад звонил отец — проверял, дома ли я и чем занимаюсь. Прямо он, конечно, этого не сказал, но и так понятно. И вот снова — я что, по его мысли, отчиталась и побежала гулять?

— Да, — раздражённо ответила я.

— Привет.

Это был его голос! Голос Шаламова! Я разволновалась так, что чуть не выронила трубку.

— Что делаешь?

— Дома сижу. Книжку читаю.

— Одна?

— Конечно.

А с кем же?

— Скучаешь?

— Ну… так…

Да я на стены уже готова лезть!

— Ну ладно, пока! — и повесил трубку. И это всё? Весь разговор? Я даже сообразить ничего не успела. Стояла и растерянно сжимала трубку, как будто в ней ещё остались отзвуки его голоса. Почему он позвонил? И откуда позвонил? Времени — двенадцать часов. Он ещё в школе, на уроках должен быть. И всё же как хорошо, как приятно, что он позвонил! Только что я читала «Замок Броуди», оплакивая собственную жизнь, а теперь стою и улыбаюсь до ушей. Меня аж распирает от счастья.