Эм + Эш. Книга 1 - Елена Алексеевна Шолохова

вниз, раскрытая где-то на середине. Я так никогда не делаю: не ломаю переплёт и вообще берегу книги — суровая папина школа. Ну и ладно, это хотя бы значит, что Эш читает и не какой-нибудь там «Playboy», а настоящие книги. Я посмотрела обложку — Говард Лавкрафт «Зов Ктулху». Первый раз слышу.

Слева от стола, в углу у окна высился до самого потолка стеллаж, на верхней полке которого красовался великолепный фрегат, деревянный, с парусами. Жаль, что так высоко — не разглядеть деталей. А следующие три занимали книги. Я пробежалась глазами по корешкам — Филип К. Дик, Хайнлайн, Воннегут, Стокер, Матесон, Кунц, Кинг… Из всех его книг я читала только Беляева. Может, попросить у него что-нибудь почитать? Просто интересно, какие у него вкусы. Полкой ниже была выставлена целая коллекция машинок. Посчитала — девятнадцать уменьшенных копий легковых автомобилей. Ещё ниже стоял двухкассетный магнитофон, рядом — наушники и целая коробка с кассетами. В музыке у нас, видно, тоже вкусы не совпадали. Названия групп, которые он слушал, мне даже ни о чём не говорили, ну кроме «Scorpions», «Кино» и «Наутилус». В самом низу хранились журналы и какой-то хлам.

С другой стороны стола к стене крепились эспандер и перекладина, под ним — макивара, там, же на полу лежали гантели, а под тахтой я высмотрела штангу. Серьёзный подход! То-то у него такое тело.

Эш вернулся с большой плоской тарелкой, а в ней — четыре бутерброда. Не такие, как делает мама — полупрозрачные ломтики ржаного хлеба с тоненьким пластиком сыра или ветчины, а хозяйские, основательные. Белый хлеб в два пальца толщиной, масло, несколько щедрых кружков копчёной колбасы, сверху сыр, а под ним ещё угадывался маринованный огурец.

— Мать уехала на курорт, так что придётся довольствоваться сухпаем.

— А папа твой где? — спросила я. На самом деле этот вопрос меня уже изрядно беспокоил. Я всё ждала, что вот-вот вернётся его отец и застанет такую картину. Не хотелось бы ещё и при нём краснеть.

— Очевидно, в загуле, — невесело усмехнулся Эш.

Угощенье он поставил на журнальный столик перед тахтой и пошёл за чаем.

— Тебе сколько ложек сахара? — донеслось из кухни.

— Две.

Ели мы прямо на тахте, сидя по-турецки.

— Накрошим, — предупредила я.

— Пропылесошу, — улыбнулся он, не сводя с меня глаз. Сейчас они у него были синие и тёплые, и взгляд как будто ласкающий. Потом он отнёс посуду на кухню, а вернувшись в комнату, довольный, растянулся на тахте. Я хотела было подняться, но он уловил моё движение, сграбастал меня и уложил рядом. Одну руку он закинул себе под голову, а второй обнимал меня за плечи. Я не стала противиться. На самом деле мне и не хотелось уходить, а лежать вот так, рядом с ним, в его объятьях было так хорошо и так спокойно, что я начала погружаться в сладкую дрёму.

— За что он так? — спросил вдруг Эш.

— Что? Кто? — не сразу сообразила я в полусне.

— Твой отец.

— Просто наказал. — Именно сейчас мне не хотелось говорить, что всё это случилось из-за того поцелуя на дискотеке. Не хотелось, чтобы ему стало неприятно или неудобно. — Такое случается.

— Не знаю, — слегка покачал головой Эш. — Мой отец тоже, конечно, меня наказывал, но никогда не бил. Хотя, поверь, поводы у него были куда серьёзнее, чем у твоего.

— Тебе повезло, — вздохнула я.

— И часто он…?

— Да нет. Как сегодня — давно такого не было. Слушай, ты только не рассказывай об этом никому.

Он пожал плечами.

— Я и не собирался, — помолчав с минуту, он снова заговорил: — У тебя в джинсах зубная щётка… я не шарился, просто увидел… Ты что, конкретно из дома ушла?

— Не знаю. Но сегодня я точно не собиралась возвращаться.

— А где думала переночевать?

— Честно говоря, я об этом не думала. Но… у меня тётя в Химках живёт…

— Оставайся у меня, — просто сказал он.

— Но у тебя в любой момент может вернуться папа.

— Не факт. А даже если и вернётся, ничего он не скажет. Тут вообще проблемы нет.

— Не знаю… мне и самой как-то неловко.

— Да теперь-то чего стесняться? — искренне удивился он, а я тут же вспыхнула, поняв, о чём он. Он повернулся на бок и, приподняв на локте голову, посмотрел на меня очень внимательно и с сочувствием, что ли.

— Больно было? Сильно?

— Терпимо.

— Это только в первый раз. Потом будет не больно.

— Ты откуда знаешь? — внутри шевельнулось вдруг неприятное чувство, очень уж похожее на ревность.

— Это все знают, — улыбнулся он.

— Не все. Я же не знаю.

— Хорошо, все, кто этим интересуется.

Пока я подбирала слова, он склонился над моим лицом совсем низко, буквально в десятке сантиметров, так, что тёплое дыхание щекотало кожу. Меня снова кинуло в жар, и сердце тотчас начало набирать обороты. Превозмогая волнение, я вымолвила:

— Вот, значит, чем ты интересуешься…

Он склонился ещё ниже, и мне пришлось закрыть глаза.

— Я тобой интересуюсь, — прошептал он мне в губы. Затем протянул руку, наощупь нашёл бра и выключил свет. Я ждала, что он вот-вот поцелует меня, но он дразнил, наверное. И это мгновение тянулось, по ощущениям, несколько бесконечных секунд, пока я наконец не почувствовала, как его губы коснулись моих, сначала мягко и нежно, но затем он будто снова начал распаляться. Его поцелуй становился всё жарче и требовательнее, а потом внезапно оборвался. Шаламов откинулся на спину и лежал так с закрытыми глазами, тяжело дыша. Если б не это его шумное дыхание и часто вздымающаяся грудь, я бы решила, что он спит. Но спустя несколько минут он как будто вспомнил обо мне, снова обнял за плечи и притянул поближе, пристроив мою голову себе на плечо. Мы больше не разговаривали и не целовались, хотя губы мои ещё долго горели и саднили. Может, ещё и из-за ранки.

Он вскоре уснул, а я полночи слушала его дыхание и любовалась профилем. И задремала