Сердце рыцаря - Джиллиан Брэдшоу

Он плюхнулся за стол, с тяжелой сосредоточенностью взял кружку и налил в нее еще вина из кувшина.

Элин молча сверлила его взглядом. Накануне она отправила в Таленсак одного из сопровождавших ее слуг, чтобы в поместье знали, когда она должна приехать. И вот каким стал результат этого сообщения! Они с Аленом действительно решили, что им нужно найти для поместья нового управляющего, но она не собиралась увольнять Кенмаркока так быстро. Она собиралась сначала найти ему новое место. Ей не хотелось жить с ним в одном доме, но она надеялась расстаться без такой враждебности.

– Я купил повозку, – сообщил ей Кенмаркок, делая глоток вина. – Мы уезжаем завтра.

Он выпил еще.

– Тебе не обязательно уезжать так сразу, – неловко сказала Элин. – Я буду рада найти тебе сначала другое место.

– Я не стану жить с вами под одной крышей! – объявил он. Его глаза, красные от выпивки, смотрели на нее с глубочайшим презрением. – Из-за вас маштьерн ушел. Лучший рыцарь Бретани и самый добрый господин. Вы поссорились с ним и его прогнали.

– Ты не имеешь права так со мной разговаривать!– крикнула Элин. Она с ужасом почувствовала, что глаза ее наполняются слезами, а горло перехватывает спазм. – Я купил повозку, – сообщил ей Кенмаркок, делая глоток вина. – Мы уезжаем завтра.

Он выпил еще.

– Тебе не обязательно уезжать так сразу, – неловко сказала Элин. – Я буду рада найти тебе сначала другое место.

– Я не стану жить с вами под одной крышей! – объявил он. Его глаза, красные от выпивки, смотрели на нее с глубо чайшим презрением. – Из-за вас маштьерн ушел. Лучший рыцарь Бретани и самый добрый господин. Вы поссорились с ним и его прогнали.

– Ты не имеешь права так со мной разговаривать!– крикнула Элин. Она с ужасом почувствовала, что глаза ее наполняются слезами, а горло перехватывает спазм. – Я была его женой! И я его не прогоняла: я умоляла его не уходить!

– Знаю я, что вы сделали, – отозвался Кенмаркок придушенным шепотом, глядя на нее с такой злобной многозначительностью, что она невольно попятилась.– Вы умоляли чтобы он сказал вам, где пропадает, когда уходит на охоту а он так сильно вас любил, что сказал. А потом вы обходились с ним так, словно он – мразь. Мне все равно, что это была за тайна! Пусть даже он охотился с людьми из холмов или навещал госпожу источника! Бездушное создание из полых холмов было бы для него лучшей женой, чем вы!

– Ты не смеешь говорить мне такое! – заверещала Элин.

Наверху заскрипела открывающаяся дверь, и управитель герцога, Гральон, появился на лестнице в штанах и рубашке озадаченно глядя вниз.

– Я смею говорить все, что хочу! – взревел Кенмаркок – Я двадцать четыре года жил и трудился в Таленсаке! Лучшие годы моей жизни! Но я тут не останусь. Теперь – не останусь. – Он заплакал. – Я не останусь смотреть, как этот хвастливый менестрель займет место Тиарнана!

Элин беспомощно топнула ногой.

– Прекрати!– крикнула она.– Прекрати так со мной разговаривать, иначе я велю тебя за это наказать!

Кенмаркок гневно повернул к ней лицо, красное от выпивки и мокрое от слез.

– Шлюха! – с горечью воскликнул он. – Ты была недостойна даже сапоги ему чистить!

Элин зарыдала и дала ему пощечину. Он заморгал от удара, резко выдохнул, но не пошевелился. За дверью раздались шаги, и она с облегчением поняла, что ее сопровождающие наконец закончили обихаживать лошадей.

– Хватайте Кенмаркока и посадите его в колодки! – завопила она, как только слуги вошли.

Трое слуг, сопровождавших ее ко двору и обратно, потрясенно воззрились на Кенмаркока. Тут вниз поспешно спустился управитель герцога.

– Леди Элин! – воскликнул он. – Я не знал, что вы вернулись.

– Кенмаркок пьян! – прорыдала она, поворачиваясь к нему. – Я велела ему перестать меня обзывать, а он не слушается. Он назвал меня шлюхой. Посадите его в колодки!

Гральон открыл было рот – но тут же снова его закрыл. Он кивнул слугам. Они не двигались с места, глядя на Кенмаркока, который отвечал им взглядом, полным пьяного возмущения.

– Он обращался с вашей госпожой с большим неуважением, – сказал им Гральон. – Я это слышал. Посадите его в колодки.

– Не стану я сажать в колодки Кенмаркока! – воскликнул один из слуг.

Он повернулся и ушел за дверь. Остальные двое растерянно переглядывались.

– Пусть сажает меня в колодки! – воскликнул Кенмаркок, с трудом поднимаясь на ноги. – Пусть вся деревня увидит меня в колодках! Это покажет им, чего ожидать теперь, когда маштьерна нет! Мне-то не страшно – я завтра уеду. Это вам, остальным, теперь надо тревожиться.

Один из слуг подхватил его под руку, чтобы не дать упасть, и Кенмаркок заковылял к двери. Второй нервно посмотрел на герцогского управителя, а потом осторожно прошел кодному из сундуков и взял охапку одеял. Захватив кувшин и чашку Кенмаркока, он пошел следом.

Элин стояла в центре полутемного зала и недоуменно плакала. Она всегда считала себя доброй и мягкой – и вот теперь отправила не просто слугу, а управителя в колодки в разгар зимы. Гральон сочувственно посмотрел на нее.

– Вам следует отдохнуть, госпожа, – сказал он ей. – Не обращайте внимания на его слова: он пьян.

– Да, – согласилась Элин и, не переставая плакать, поднялась наверх, к себе в спальню.

Двое слуг, Донал и Йен Руз, очень бережно посадили Кенмаркока в колодки, закутали в два одеяла и уселись рядом с ним, чтобы помочь ему допить вино. Большая часть деревни уже спала, но спустя какое-то время появились Юстин Браз и Ринан, закончившие собственные возлияния в пивной на реннской дороге. Они радостно взревели при виде занятых колодок и ринулись к ним, предвкушая возможность поглумиться над кем-то из своих местных врагов. Однако, подойдя ближе и увидев, кто в них сидит, они замолчали. Кенмаркок бессчетное количество раз сажал Юстина в колодки, да и Ринана нередко, однако падение управляющего вызвало не ликование, а потрясение. Юстин радовался своей роли худшего мужчины в деревне, постоянного нарушителя порядка и угрозы всем добропорядочным женщинам. Но если сам порядок оказывается скован по рукам и ногам в холодную зимнюю ночь, то что станет с Юстином?

– Что тут случилось? – встревоженно спросил он. Ему ответил Донал:

– Он назвал госпожу шлюхой.

Ярость Кенмаркока уже успела остыть. Он использовал ее остатки для того, чтобы повторить, что Элин действительно шлюха, но тут же начал оплакивать свой скорый отъезд из Таленсака.

– Двадцать четыре года! – печально повторил он. – Двадцать четыре года, о Боже! И все мои дети родились в этом доме. Чтобы вот так из него уехать!

Юстин пришел в ужас. Он назвал Кенмаркока дядюшкой и стал умолять остаться.