Том 3. Жизнь в смерти - Николай Петрович Храпов

Глава 8. Судьба Наташи Кабаевой

«…се, раба Господня; да будет мне по слову Твоему»

Лк. 1:38.

Могучим грозным шквалом волна арестов 1937 года обрушилась на Ташкентскую, едва сформировавшуюся, общину христиан и увлекла в пучину страданий вначале отцов, а вслед за ними и сыновей. Стойкость, верность и нелицемерная христианская любовь юных друзей была подвержена самому суровому испытанию. И, слава Богу, многие из них оказались в этих скорбях верными, преданными Богу, прежде всего, а также чуткими, сострадательными и братолюбивыми друг ко другу.

Ковтун отец и сын, Комаров Женя, Тихий Миша с отцом, Лысенко отец и сын Юрий, оба брата Недостаевы: Давид и Яша — все оказались на далекой чужбине и, оторванные от родных и любимых друзей, утешались только редкими письмами. Разлука, до нестерпимой боли, раздирала души друзей, и оставшиеся на воле проявляли подлинное мужество, отвагу и бесстрашие, чтобы, оказывая сочувствие, утешать дорогих узников, с христианским постоянством, письмами и посылками.

В числе таковых оказалась и шестнадцатилетняя девушка Наташа Кабаева. Горячистой Божьей любовью, она через письма и открытки зажигала сердца страдальцев непоколебимым упованием на Господа. Господь же, со Своей стороны, наделял ее в этом служении ревностью, неутомимой энергией и здоровьем. Близкими сотрудниками ее были: Лида — жена Комарова, а также, любезные и достопочтенные, папа с мамой — Гавриил Федорович и Екатерина Тимофеевна.

До глубокой ночи, при тусклом освещении, при вдохновении старенькой мамы, Наташа часто просиживала за письмами. Из всех переписок, наиболее регулярной установилась у нее связь с Недостаевым Яшей. Еще на воле, до заключения, Яша наблюдал, как в ее, еще почти детском, сердечке формировалась и созревала чистая, бескорыстная любовь к Богу и к своим друзьям. Первой она бежала навстречу людскому горю и последней оставляла душу после того, как ей было оказано должное участие.

Теперь же, когда самые дорогие и любимые друзья оказались в страданиях, ее любовь мужала и крепла, как говорят, не по дням, а по часам.

Одного она не могла заметить, где и на каком году разлуки (через переписку с Яшей) у них открылась личная любовь. Он признался, что полюбил ее еще с первой встречи, но не открывал это из-за молодости Наташи. Теперь же объявил ей о своей любви и желании соединить в будущем их жизни воедино, и вместе служить Богу; просил терпеливо ожидать его возвращения. Наташа скромно согласилась, встретив в этом желанную взаимность.

Доверившись Господу, в дальнейшем, считая себя связанными обещаниями, они взаимно утешали и ободряли друг друга.

Однажды Яша сообщил, что им разрешены свидания с родными. Наташа известила об этом родителей и, со своей стороны, изъявила готовность и искреннее желание посетить своего брата и друга, чтобы послужить ему любовью, если бы даже пришлось перенести из-за этого лишения.

Старички долго думали об этом, но, наконец, Екатерина Тимофеевна сказала дочери:

— Наташа, послушай, что я тебе скажу. Прежде всего, тебе просто неприлично, как девушке, это делать, а потом, вот что еще, милая моя: если уж упование на Господа его не ободряет, то ты не вольешь ему бодрости и силы собой. Придет время, может, тебе придется ехать и еще дальше, но женой, спутницей, тогда — это будет великой честью для тебя. А сейчас, при известных обстоятельствах, может оказаться бесчестием. Пусть терпит; а мы, усиленной молитвой, поможем ему больше, чем жертвой.

Наташа в смирении приняла все это от родителей, выслушав их, и стала ожидать, хотя ожидание длилось уже седьмой год.

* * *

В доме Комаровых происходили необычайные волнения. Однажды вечером, прямо с работы, забежала к Кабаевым, с письмом от Жени, Лида и прочитала из него, что он сейчас работает по своей специальности, окружен замечательными людьми, обстановка, по сравнению с ужасным Бутыгичагом, неузнаваемо изменилась, и начальство выслало в Москву ходатайство с Колымы, о разрешении ее выезда туда. Теперь Женя сообщает ей, на ее усмотрение. В выезде Жени сюда, к семье, ему категорически отказано. Он пишет, чтобы она выслала свое решение, так как, в случае ее приезда, Женя мог бы заранее хлопотать там о комнате.

— Вот, я пришла к вам за советом, что мне делать? — закончила она.

— Ой, Лида, ты вопрос задаешь какой! Его решать придется только тебе, — ответила ей Екатерина Тимофеевна. — Скажу я тебе только, что женой, рано или поздно, оказывается почти каждая девушка, а другом является не каждая жена. Любой сестре-христианке до замужества один шаг, а чтобы стать верным другом, нужна жизнь кипучая, жизнь в смерти, которая подошла к тебе теперь вплотную, а у Жени она — на дне могилы. Конечно, нам всем очень тяжело, смерть «черным вороном» вьется над каждым из нас, мы все находимся сейчас, как бы на кладбище, но не все — в самой могиле, как наши дорогие друзья.

Чтобы смерть победить, Христос сошел в могилу и победил ее бессмертием. Чтобы победить ее, нам всем нужно быть облеченными в бессмертие, т. е. быть облеченными Христом.

Вот, до могилы ты была хорошей спутницей или женой, а чтобы стать другом, нужно спуститься к нему, в его могилу, а там — вместе жить и умереть. И это не порыв, моя дорогая, не романтический подвиг, это, именно, и есть жизнь — жизнь в смерти. Поэтому, Лида, решайся сама и, правильнее сказать, не на свидание с мужем, а, если нужно, и умереть там. Судя по его письмам, там так же, как и на фронте — царство смерти. Там, сама себя узнаешь, кто ты ему: просто жена или жена-спутница, сестра и друг. А теперь, вот уж, слово за тобой.

— Поеду, Екатерина Тимофеевна, а там посмотрим на месте, — ответила Лида.

— Нет, голубушка, смотри здесь, а не там. А если хочешь, то скажу: смотреть надо было, когда ты решалась на бракосочетание, тогда надо было решаться на жизнь и смерть сразу, потому что христианский брак — это сочетание обоих супругов в жизни и смерти, на все ваши земные дни. В брачный день — начало вашего сочетания, а конец его — в вечности. Там, твое имя будет уже не жена, а сонаследница благодатной жизни, и место твое не рядом, под руку с мужем, как здесь на земле, а в его венце жизни, если только сама, вместо всего этого, не окажешься его терновым венцом здесь, на земле.

— Мама, — вмешалась Наташа в разговор, — а почему ты