Том 3. Жизнь в смерти - Николай Петрович Храпов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скорее, что по образу человека, созданы все ранее оговоренные органы животных. И почему появление видов должно идти от низшего к человеку? Разве среда, если уж ее признать способной к творческим актам, не может взять от человека соответствующие органы и создать виды способные жить в ней?
— Николай Сергеевич, вы простите меня, — начал Павел, — коль уж вы назвались человеком верующим и некогда читавшим Библию, то осмелюсь поправить вас: вы делаете одну очень грубую ошибку, отчего и блуждаете в ваших теориях. Не человек собрал в себе все образы животных, и не сам он свой образ, в отдельных органах, передал животному миру — это заблуждение — как то, так и другое. Но «сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему; и да владычествуют они над рыбами морскими и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле. И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» (Быт.1:26–27).
Когда Бог все это творил, или пусть, как-то это оказалось сотворенным, мы с вами не видели и видеть не могли, будучи отдаленными от этого акта многими тысячелетиями. Но вот к тому, что человек владычествует над всем животным миром, мы к Библии должны приложить наше «Аминь». А для осуществления этого владычества должны быть как у человека так и в животном мире одни и те же органы с соответствующими изменениями, т. е. глаза, уши, рот и т. д.
Я не отрицаю, что какие-то преобразования, если их можно назвать эволюционными, имеют место в истории земли. Например, человек оброс львиными волосами, как Навуходоносор — царь Халдейский, вооружился когтями, как у стервятника и питался травой. Или же наоборот: ослица отважилась на то, чтобы обличить пророка Валаама, но и то и другое было от Того, Кто сотворил и осла, и человека от самого начала, какими они и были, т. е. от Бога.
И я уверяю вас, что если бы вы полностью доверялись Библии, то никогда и ни в чем не блуждали бы.
— Да, Павел Петрович, это здорово, вы просто одним мазком поправили ту величественную картину мироздания, какую я пытался в своем представлении намалевать превратно. Действительно, как по-детски просто, в Библии все это великое, — ответил начальник.
— Ой, да что вы, что вы! — отговорился Владыкин, — не я мазком поправил картину мироздания. Я вам лишь напомнил о Библии, которая ставит в жизни все на место, когда мы доверяем ей.
Восторженный начальник, поднявшись рано утром, расстался с Владыкиным, чтобы ехать дальше в расположение другого отряда. Вчерашняя беседа произвела большое оживление и в душе Павла. Случай с телеграммой Кате привел его в такое отчаянное настроение, к такому постыжению, обнаружил в нем такое безволие, что он потерял всякую надежду на примирение с Богом. Но беседа с начальником вызвала в нем и недоумение, и надежду на восстановление.
Откуда в нем вдруг пробился такой источник в защиту библейской истины? Значит Бог еще не оставил его? В то время, когда он посчитал, что связь с Богом у него совершенно потеряна, в нем вдруг поднялась та же ревность по Богу, как и в те годы, когда он парил на высоте. Павел вспомнил гимн, который часто пел ему отец:
Было время: я ликуя,
Шел на Божий дела.
Говорил я: «Все могу я,
Предо мной падет скала!»
Как он теперь соответствовал его состоянию!
Возвратившись, с большим вниманием он прочитал письмо, привезенное ему от домашних и от друга Жени.
Оставшись наедине, он долго размышлял о случившемся и был потрясен несчастным случаем, происшедшим с Женей, видя в этом вмешательство Божье. Под влиянием прочитанного, он вышел на ту же горку, где сидел вчера. Было бодрое, сияющее утро воскресного дня. Благоухала распускающаяся хвоя лиственницы. В памяти воскресали праздничные воскресные собрания… потом праздник жатвы и дед Никанор… откуда-то донеслись, в воспоминании, слова прощального гимна с гостями и дедом Никанором: «…мы встретимся у ног Христа, у ног Христа».
Сердце судорожно сжалось при вопросе: «А встретишься ли ты с ним, у ног Христа?»
Павел не мог больше держаться — упал на колени под куст головой и, голосом пробуждающегося раба, возопил к Богу:
— Господи! Доколе, я буду изнывать в таком унижении? Спаси и вытащи меня из моей топи уныния — ведь я погибаю, а враг души моей глумится надо мной. Подними и поставь вновь перед лицом Своим. Доколе я буду сетовать, как сетовали некогда евреи у берега Чермного моря? Вложи в руку мою, потерянный жезл упования на Тебя, чтобы я, простерши его, мог уверенно идти вперед по дну моей бездны… (Исх.14:9-22).
Долго лежал Павел, прильнувши к земле, изливая свою душу перед Богом.
Женя, после описания своей катастрофы, писал о том же другу своему: «…довольно, Павел, нам лежать на нашей истрепанной подстилке, как расслабленный у Овечьих ворот, и ждать возмущения воды (Иоан.5:2–9). Пора нам, услышав зов Спасителя, довериться и встать, если мы, действительно, хотим быть здоровыми».
Встав после молитвы, Павел почувствовал в душе большое облегчение. Затем, изучая свое состояние, сделал вывод: «Да, я тот же расслабленный, но, услышав голос Иисуса, боюсь решиться встать, а вдруг, да не поднимусь? Если бы Спаситель и руку Свою еще подал, я был бы смелее, — но, походив между кустами, добавил к своим мыслям, — если бы тот расслабленный поступил так, то он огорчил бы этим Иисуса, да так и умер бы на своей подстилке, не получив исцеления. Вот я радуюсь, чувствуя Иисуса рядом, но чего-то не хватает…»
Не желая расставаться с этим пробуждением, Павел решил запеть любимые свои гимны: «Как тропинкою лесною», «Не тоскуй ты, душа дорогая», «Страшно бушует житейское море», «Отраду небесную для сердец», но закончил словами любимого отцовского гимна:
…Безутешный и унылый,
Я упал на берегу…
Беден я, во мне нет силы,
Ничего я не могу!
Но меня достигло слово:
«Я к тебе так близок был
С силой к помощи готовой,
Но
