Лучше не бывает - Айрис Мердок

— Нет, не пойму, — сказала Кейт. Она наклонилась вперед, и их колени соприкоснулись. — Не понимаю, что значит «чувственное впечатление». Лучше уж я сама прочту. Иначе я буду без конца думать, о чем оно. Дай мне его.

— Нет.

Кейт чуть отстранилась и засмеялась.

— Неужели ты думаешь, можно победить женское любопытство?

— Я прошу тебя стать выше женского любопытства.

— Дорогой мой, какие мы сегодня правильные! Джон, образумься! Я умираю от желания узнать, что там такое. Это не повредит моей любви. Я люблю тебя, осел!

— Я расскажу тебе, о чем оно. Я просто не хочу, чтобы ты прикасалась к этой мерзости.

— Я не такая уж слабая! — сказала Кейт. Она выхватила письмо и встала, потом отошла с ним за садовую скамейку.

Дьюкейн мрачно смотрел на нее, а потом наклонился и закрыл лицо руками. Он замер в этой позе, выражавшей отчаянье и отстраненность.

Кейт вдруг очень заволновалась. Она колебалась, держа письмо в руках, но ее любопытство оказалось сильнее. Она открыла его.

Внутри было два вложения. На первом было написано:

Дорогая мадам,

«Зная ваши нежные чувства к мистеру Джону Дьюкейну, предполагаю, вам будет интересно познакомиться со следующим письмом.

Внутри лежал еще конверт, адресованный Дьюкейну, Кейт вытащила письмо:

Мой самый, самый дорогой, мой Джон, это мое обычное ежедневное послание к тебе, оно о том, что ты и так хорошо знаешь, что я люблю тебя до самозабвения. Ты был так бесконечно мил со мной вчера после того, как я так ужасно вела себя, и ты знаешь, как я невыразимо благодарна тебе за то, что ты остался. Я лежала потом на кровати целый час и плакала — от благодарности. Не подчиняемся ли мы целиком велениям любви? Я не могу и дня прожить без того, чтобы не уверить тебя в моих чувствах. Конечно, у нас есть будущее. Твоя, твоя, твоя

Кейт посмотрела на дату. Она была потрясена, как будто ее ударили в живот со всего размаху чем-то тяжелым. Она схватилась за спинку скамейки, сделала движение, будто хочет сесть, но потом отошла и села на траву, закрыв лицо руками.

— Ну? — спросил Дьюкейн спустя некоторое время.

Кейт ответила слабым голосом.

— Теперь я понимаю, что ты имел в виду под «чувственным впечатлением».

— Прости, — сказал Дьюкейн. Он казался спокойным теперь, разве только очень усталым. — Мне особенно нечего больше сказать. Ты была уверена, что оно не может повредить нашим отношениям, и могу только надеяться, что так оно и есть.

— Но ты сказал, что это относится к прошлому…

— И это верно. У меня нет сейчас романа с этой девушкой, хотя, по письму судя, можно подумать, что он еще существует. Я перестал быть ее любовником два года назад, но имел глупость продолжать видеться с ней.

Кейт сказала несвоим голосом:

— Но, разумеется, ты можешь видеться с кем хочешь. Ты знаешь, что я тебя ничем не связываю. И как бы я могла? Я только немного удивлена, что ты вроде как… ввел меня в заблуждение…

— Лгал тебе. Да. — Дьюкейн встал. Он сказал:

— Думаю, мне лучше сейчас уйти. Ты должна переварить это, Кейт, если сможешь. Я вел себя неверно и в каком-то смысле обманывал тебя. Я имею в виду, что утверждал, будто я ни с кем не связан, а это письмо говорит о том, что это не так. Я виноват.

— Ты не вернешься сейчас в Лондон?

— Нет, не думаю.

— О, Джон, что же происходит?

— Ничего, пожалуй.

— Можешь ты, наконец, объясниться?

— Я устал от объяснений, Кейт. Я устал от себя самого.

Он быстро ушел, пройдя через отверстие в изгороди.

Стоя на коленях, Кейт медленно собирала рассыпанные письма и складывала их обратно в испанскую корзинку. Слезы текли с ее залитых солнцем щек на сено. Птица в лесу неуверенно и гулко крикнула: ку-ку, ку-ку.

31

— Сегодня будет представление, — объявил Пирс всем, кто слышал его.

Воскресный обед закончился. Дьюкейн, Мэри и Тео сидели за столом, куря сигареты. Кейт и Октавиен, тихо о чем-то говоря, сели на софу. Пола и близнецы ушли на лужайку, где близнецы сейчас играли в Бобровый городок. Барбара сидела у окна, читая «Сельскую жизнь». Пирс в балетной позе стоял у кухонной двери.

— Что за представление? — спросила Мэри.

— Страшное и ужасное.

Барбара не отрывалась от чтения.

— Ты уже сделал нечто страшное и ужасное, — сказал Дьюкейн. — Думаю, ты доволен началом своей преступной карьеры.

— Страшное — для тебя или для кого-то еще? — спросил Тео заинтересованно.

— Подождите, и все увидите.

— О, как ты надоедлив, — сказала Барбара. Она отшвырнула журнал и выбежала на переднюю лужайку. Через минуту она уже смеялась вместе с близнецами.

Пирс сел у окна и сделал вид, что читает «Сельскую жизнь». Он покраснел и, казалось, он сейчас расплачется. Трое за столом быстро заговорили о чем-то. Через минуту Мэри встала и что-то тихо сказала Пирсу, так что никто не слышал, и он покачал головой. Она вышла в кухню. Дьюкейн отложил сигарету и последовал за ней. Ему было невыносимо тяжело в совместном присутствии Кейт и Октавиена.

— Могу я вам помочь, Мэри? Вы ведь не собираетесь мыть посуду?

— Нет, Кейзи помоет. Она сейчас пошла в огород посмотреть, нет ли артишоков к ужину. В этом году все быстро созревает. Я собираюсь отнести немного малины Вилли.

— Можно я с вами?

— Да, конечно.

Она не хочет, чтобы я шел с ней, подумал он. Что ж, я только дойду до коттеджа. Куда мне деваться?

Темный бархатный запах малины повис над кухонным столом. Мэри накрыла корзину белой салфеткой, они вышли через заднюю дверь и пошли по каменистой дорожке почти по границе травы. Было очень жарко. Большие оранжевые и мохнатые пчелы трудолюбиво шумели над цветками львиного зева. Стайка щеглов, искавшая семена у подножия кирпичной стены, вспорхнула, ища убежища в широких светлых листьях катальпы.

— Только посмотрите, сколько сорняков! Видно, садовник в отпуске. Нужно мне самой прополоть. Кейзи это ненавидит.

— Я прополю.

— Не говорите глупостей, Джон. Вы здесь на отдыхе. Кейт упадет в обморок, если увидит вас за прополкой. А вам не жарко в этой рубахе?

— Нет, мне нравятся потные ванны.

— Я бы хотела, чтобы вы поговорили с Пирсом.

— Вы имеете в виду?..

— Скажите ему, чтобы он прикусил язык. Он только раздражает Барбару и всех нас. Я знаю, это трудно, но он должен понять, как обстоит дело, и смириться. Я уговариваю его уехать и погостить немного у Пембер-Смитов. У них даже есть яхта!

— Если вы не можете уговорить, мне это вряд ли удастся.

— Я не авторитет для него, а вы — авторитет. Вы должны строго поговорить с ним. С тех пор как вы ударили его, он стал обожать вас! Я вам говорила, что так будет.

— Ладно, я попробую.

— Слава Богу. И хорошо бы с Полой вы тоже поговорили. Она чем-то ужасно потрясена, и она не хочет мне рассказать, в чем дело, хотя я настойчиво расспрашивала ее, а вам она расскажет. Она вас ужасно любит, и у нее вы тоже пользуетесь авторитетом, да и у всех нас. Попробуйте поговорить с ней серьезно, в чем же все-таки дело.

— Я ее очень люблю, — сказал Дьюкейн. — Думаю, что я…

— Хорошо. И не принимайте отказа. Вы великолепны, Джон. Я на вас абсолютно полагаюсь. Не знаю, что бы мы делали без вас.

О, Господи, — прошептал Дьюкейн.

Письмо Джессики произвело неожиданный эффект — оно по-новому сплотило Кейт и Октавиена, по-новому, по крайней мере, для Дьюкейна. Он никогда не ревновал ее физически к Октавиену, а сейчас начал. Он не сомневался, что она рассказала о его неверности и что они обсуждали это. Конечно, Октавиен отмолчался. Он расхаживал по дому, загадочно улыбаясь, и еще больше напоминал толстого золотого Будду. Кейт избегала оставаться с Дьюкейном наедине. У него было впечатление, что она запуталась в своих чувствах. Возможно, она бы обрадовалась его попытке, отчаянной попытке объяснить, объясниться, закутать паутиной слов и эмоций эту несчастную новость. Но Дьюкейн не мог ни решиться уехать в Лондон, ни поговорить с Кейт. Он чувствовал, что не должен объясняться с ней, но не понимал почему. Он знал, что его нежелание объясняться сейчас, как и неспособность объясниться сразу, делало эту историю с письмом более серьезной и мрачной, чем она была на самом деле.

Но ведь она действительно была угнетающей и серьезной? Он старался преуменьшить значение своей связи с Джессикой, тщательно обуздывая свои чувства, но в то же время позволяя Джессике жить в мире своих фантастических желаний. Легко теперь считать это неправильным. Почувствовав в письме Джессики сильное чувство собственницы, Кейт была близка к истине. И если у Кейт создалось впечатление, что он и Джессика все еще любовники, фактически любовники, это не было целиком неверным впечатлением.