Лучше не бывает - Айрис Мердок

Дьюкейн вернулся в спальню, закрыл дверь и запер ее. Минуту он постоял, ничего не ощущая. Затем он осторожно опустился на пол и, закрыв глаза, прижался к нему лицом.

30

— Разве это не забавно узнать — кукушка в Африке не кукует! — сказал Эдвард.

— Генриетта, ты выпустила жабу из ванной? — спросила Мэри.

— Я хотела приручить ее, — сказала Генриетта, — люди могут приручить жабу.

— Ты выпустила ее из ванны?

— Да, она снова в саду.

— Кукушкам трудно сидеть на земле, — сказал Эдвард. — У них две лапы направлены вперед, а две назад. Я вчера видел одну, как раз после того, как мы видели тарелку…

— Не разбрасывай вещи, Эдвард. Если ты так ценишь «Охоту на ос», то почему ты положил на нее мармелад?

— Слушай, она поет теперь иначе, — сказал Эдвард. — Кукушка в июне меняет мелодию. Слушай.

Далекое, гулкое «ку-ку, ку-ку» проникло в открытое окно кухни.

— Я бы хотела, чтобы пошел дождь, — сказала Генриетта.

— Идите погуляйте, — сказала Мэри, — и возьмите Минго с собой. Он крутится у меня под ногами.

Близнецы вышли. Генриетта толкала брата впереди себя. А сзади плелся Минго, слабо помахивавший хвостом в сторону любого, кто обратит на него внимание. Монроз опять занял, свернувшись клубком, комфортабельное место в корзинке и наблюдал за их выходом, явно засыпая. Кот не был приверженцем раннего подъема.

— Кажется, мы тоже крутимся у тебя под ногами, — сказала Кейт. — Вставай, Джон, пойдем в сад, хорошо? Какое райское утро. Господи, как хорошо возвращаться домой!

Кейт подняла свою испанскую корзинку и через неприбранный холл направилась на лужайку перед домом. Теплый утренний воздух обнял ее, плотный и экзотический в сравнении с прохладой, царившей в доме, полный запахов и испарений, пробужденных уже давно поднявшимся солнцем, хотя с точки зрения людей еще было раннее утро в лесистых холмах и спокойном море.

— Ты слышал сегодня кукованье старой кукушки в четыре часа утра? — спросила Кейт. — Надеюсь, она не разбудила тебя.

— Я сам проснулся.

— Уже прошел самый долгий день, ведь правда? А середина лета будто все длится и длится.

— Безумие середины лета.

— Что?

— Ничего. Это сумасшедшее время года.

— Сумасшедшее и прекрасное. Надеюсь, мы тебя не разбудили своим приездом. Октавиен страшно шумел.

— Нет.

Дьюкейн приехал в Трескомб вечером, а позже Кейт и Октавиен вернулись из Танжера. Сегодня была пятница, и Октавиен уже должен был срочно уехать в Лондон на важное совещание.

— Бедный Октавиен, ему пришлось поторопиться. Он едва успел поздороваться с тобой.

— Хм.

— Джон, с тобой все в порядке? Ты кажешься угнетенным. Барби сказала, что думает, ты заболел или что-то в этом роде. Ничего плохого не случилось за время моего отсутствия?

— Нет, ничего.

— Ничего, теперь я вернулась и пригляжу за тобой, и ты снова станешь толстеньким и веселым.

— Как Октавиен.

— Джон, Джон, ты какой-то сварливый сегодня! Ты даже не спросил меня о Танжере. Все равно я тебе расскажу как-нибудь. О, какая чудесная погода! Я так люблю такие утра в Англии, когда стоит жара. Знаешь, чего мне не хватало в Африке — росы. Думаю, роса бывает и в Африке. Надо спросить у близнецов. Но все там такое пыльное. Чувствуешь, как роса обрызгивает ноги? Она такая прохладная. Но ты не чувствуешь, на тебе носки. Как ты можешь носить теплые шерстяные носки в такую погоду! Почему ты не надел сандалии? Октавиен в Африке все время ходил в сандалиях, от этого он казался моложе. Давай присядем здесь.

Она села, расправив свою юбку в красно-белую полоску. Джон чуть не сел на юбку и неловко отодвинул ее край в последний момент.

Лужайка заканчивалась зарослями спиреи, по кустам которой сейчас были рассыпаны огоньки клубнично-розовых соцветий. Отверстие в изгороди вело к скошенному лугу, сразу за которым начинался лес, а над ним было видно море, разлившееся по горизонту голубым и серебряным сиянием. Шумно жужжали пчелы. В пестрой зелени леса мелькали поющие птицы. Дьюкейн чихнул.

— Будь здоров! Надеюсь, это не из-за сена. Этот чудесный запах навевает столько воспоминаний! О, Джон, как я рада, что вернулась домой. Да и всякий любит возвращаться, правда? Я чувствую себя усталой, но это — приятная усталость. Солнце утомляет, тебе не кажется? Посмотри, как я загорела. А Октавиен стал просто цвета кофе с ног до головы. Да, с ног до головы! Он носил там всю последнюю неделю феску и выглядел совсем как старший евнух в «Похищении из сераля». О, Джон, у меня для тебя смешной подарок — очаровательная марокканская шляпа ручной работы, я хотела принести ее вниз.

— Как мило с твоей стороны.

— Я пока еще не успела ни с кем толком поговорить… Я надеюсь, здесь все в порядке? Ничего не случилось, да? Мне кажется, все немного нервные…

— Кто, например, показался тебе немного нервным?

— Ты, например.

— Не мы нервные, а просто ты расслабилась. Виноградные листья у тебя в волосах. Ты вся еще там — на Средиземном море. Среди олив и виноградников…

— Да, да. Но здесь тоже было солнечно.

— В моей конторе на Уайт-холле это не очень заметно.

— Джон, не ребячься. Я думаю, тебе нужен отпуск. Я поговорю с Октавиеном об этом. Смотри-ка, кукушка. А за ней — другая.

Две похожие на соколов птицы выпорхнули из леса, а потом вернулись обратно, растворившись в густой зелени, пронизанной солнцем. Ку-ку, ку-ку.

— Сумасшедшие птицы, — сказала Кейт. — Они помешаны на сексе. Весь день гоняются друг за другом, и никаких обязательств. Как ты думаешь, они ночи тоже проводят вместе?

— Птицы спариваются днем, — ответил Дьюкейн. — Ночью они успокаиваются. В противоположность людям.

— Обожаю, когда ты разговариваешь таким педантичным тоном. И все-таки вы все здесь такие нервные. В чем дело? Я всех обойду и со всеми поговорю. Все кажутся несчастными. Я не могу этого допустить! Даже Мэри сегодня утром резко разговаривала с близнецами, так не похоже на нее. И у Полы какие-то странные глаза. Она совсем не обрадовалась, когда я передала ей письмо из Адена. И Барби в каком-то антиобщественном настроении и не хочет общаться ни с кем, кроме пони, а Пирс — просто невыносим. Мэри рассказала мне удивительные вещи — о похищении Монроза.

— Пирс вел себя ужасно, — сказал Дьюкейн, — но сейчас исправился. — Он отшвырнул ботинком приставшее к подошве сено и чихнул опять.

— Ты говоришь, как школьный учитель. Я не собираюсь делать выговор Пирсу. Я думаю, что ты и Мэри и так уже сделали это. Мне кажется, Барби ведет себя плохо по отношению к нему. А еще и Тео. Я никогда не видела его таким угрюмым. Утром, когда мы поздоровались, он посмотрел на меня как на пустое место… Смотри, а вот и он, идет по тропинке. Спорим, что он сделает вид, что не замечает нас.

Проход в дальнем конце изгороди вел в садик при кухне, а дальше дорога шла вдоль боярышниковых кустов к лесу. Это была самая прямая дорога к морю. Тео шел по ней очень медленно, очень неуверенно.

— Тео! — закричал Дьюкейн. Его голос прозвучал властно и сердито.

Тео остановился и медленно повернулся к ним лицом. У него было отстраненное лицо, как у тех, кто, идя на эшафот, вдруг оборачивается, услышав свое имя в толпе.

— Тео! — закричала Кейт.

Тео посмотрел на них. Затем он слегка поднял руку, неловко покачав ею, будто она была парализована выше локтя. Рука его сделала вялый жест, который можно было истолковать как приветствие или как пожелание — идите вы к черту. Он продолжил свой медленный путь к морю.

— Бедный Тео, — сказала Кейт. — Я думаю, он расстроен из-за Мэри и Вилли.

— Ты считаешь, он думает, что теряет Вилли? Возможно. Я подозреваю, что единственный человек, с кем Тео поддерживает истинное общение, — это Вилли.

— Бог знает о чем они говорят между собою! Я так рада за Мэри и Вилли, это так правильно. Это, может быть, не брак по страсти, но они оба не очень страстные люди. Мне кажется, они оба мудры. И Мэри так мила.

— Она больше чем мила, — сказал Дьюкейн. — Вилли — счастливчик.

— Да. Он счастливчик, и я пойду и скажу ему это перед обедом. Это я хорошо придумала — свести их вместе. И это удержит их обоих здесь.

— Ты думаешь? — спросил Дьюкейн. — Я бы не удивился, если они оба уедут.

— О нет, нет, нет. Что мы будем делать без Мэри? Кроме того, никто не должен уезжать. Вы все мои дорогие… дети.

— Рабы.

— Какой ты вредный сегодня! Теперь нам остается только найти подходящего мужа для Полы. Он должен быть, конечно, ужасно интеллектуальным. Мы построим еще один домик. Мэри и Вилли будут жить в коттедже. Октавиен уже подумывал о постройке бунгало — туда подальше, в сторону кладбища, из дома его будет не видно. Но я бы хотела, чтобы мы все вместе жили под одной крышей. Ты знаешь, я раньше так боялась, что ты влюбишься в Полу. Она гораздо умнее меня. Я так нервничала!