В погоне за ведьмой (СИ) - Лебедева Ольга

Хуже всего было то, что Абелия, действуя неосознанно, переключила свой гнев на драконов, и беднягам сильно досталось.

Наконец наступил тот переломный момент, которого ждал герцог. Щиты Абелии треснули и осыпались на дощатый помост пеплом. Тьма в последний раз всколыхнулась и растаяла в небе. Мартель в последний момент успел подхватить на руки тело невесты. Абелия на ощупь была холоднее снега и такая же белая, будто крови в ней почти не осталось. Как не осталось и рыжих задорных кудряшек, что вечно топорщились во все стороны, как их не стягивай лентой. Длинные гладкие волосы, цвета ночи, обрамляющие лицо девушки, придавали ему строгости и изысканности, но делали Абелию абсолютно чужой, незнакомой. Герцог многое бы отдал, чтобы вернуть ту прежнюю ведьмочку, что сводила его с ума своими проказами, но готов был радоваться уже тому, что она выжила во всей этой круговерти. С остальным они справятся постепенно. Не могла его девочка сдаться, исчезнуть. Она где-то там, заперта внутри этого изменившегося тела, надо лишь до нее достучаться, и тогда все будет, как прежде.

Мартель прижал свою драгоценную ношу к груди и коснулся губами черноволосой макушки.

— Ты только потерпи, милая, я тебя вытащу, — прошептал он неслышно.

Теперь, когда угроза его жизни в лице Филиппа исчезла, Мартель мог позаботиться о невесте. А для этого ему нужно было вернуться в свой замок. Здесь, в Вельеже по — прежнему небезопасно. Люди растеряны и напуганы происходящим, наверняка ожидают расправы за свои действия и потому могут решиться на отчаянные меры. Придется как-то приводить горожан в чувство, возможно, воздействовать на их подсознание, чтобы предотвратить беспорядки, но это потом. Сейчас, главное, унести отсюда Абелию и не забыть прихватить с собой все ее беспокойное семейство.

Леди Матильда снова оказалась на высоте. В том смысле, что самостоятельно забралась на помост, ведя за руку дочь, когда драконы, поглотив тьму, удалились. Малышку Либби, к слову, они унесли с собой. Но это и к лучшему. Мартель не знал, чем помочь дракошке в ее состоянии. Оставалось надеяться, что драконы знают, как лечить отравление тьмой.

— Позволь нам тебе помочь, — услышал герцог знакомый голос.

Родольф Кордонье оказался неожиданно близко, хотя только что находился на том балконе, откуда по-прежнему на встревоженный город взирал пустым взглядом Филипп Делсарте. Как и десяток его приверженцев, угодивших под заклятие некромантки.

— Избавьте меня от него, и мы в расчете, — ответил Мартель, указывая на императора. Он не желал марать руки об эту падаль.

— Согласно решению совета, тебе придется занять его место, — как бы между прочим заявил старый маг, и герцог сбился с шага, едва не уронив свою драгоценную ношу.

Решения совета должны были неукоснительно выполняться, и Мартель это знал. Интересы магического сообщества прежде всего, и никого не волнует, готов ли ты становиться во главе целой империи, когда и с герцогством то порой не знаешь, что делать.

— Я не справлюсь, — предпринял Мартель попытку отказаться от навязанной ему роли.

— Мы поможем и поддержим тебя, ты же знаешь, — тихо ответил старик. — Ты единственный, кто достоин стоять во главе империи. Совет так решил.

Герцог сделал еще один шаг, а потом развернулся.

— В таком случае, предлагаю начать помогать мне прямо сейчас, — заявил он, указывая на изменившуюся Абелию. — Как видите, будущая императрица не вполне здорова и ко времени коронации вам предстоит привести ее в форму.

Родольф Кардонье понимающе улыбнулся. Он и сам симпатизировал этой девочке, так что в его согласии можно было не сомневаться.

— Пожалуйте во дворец, Ваше Величество, — сказал маг, открывая портал в столичную резиденцию императора.

Мартель хмыкнул и предложил тому идти первым. Не будь у него на руках Абелии, он, быть может, и рискнул бы шагнуть в это змеиное гнездо, опережая других, но сейчас у него были заняты руки, а маги не слишком перенапряглись за прошедшие дни. Во всяком случае, разогнать недовольных сменой власти у них сил хватит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})* * *

Прошло три недели с тех пор, как у императорского дворца появился новый хозяин. Смена власти произошла на удивление тихо и мирно. Напрасно Мартель опасался бунта придворных. Среди тех, кто привык жить в роскоши, не заботясь о хлебе насущном, не нашлось ни одного безумца, готового пожертвовать теплым местечком, ради достижения призрачных целей. Ни для кого из высокородных не являлось секретом, что власть Филиппа опиралась на силу магов, заключивших с ним сделку. И коли уж император оказался настолько глуп, что рассорился со своими союзниками, то туда ему и дорога. Свято место, как говорится, пусто не бывает.

Сперва, конечно же, все всполошились. О герцоге Вельежском ходили разные слухи. С одной стороны, все помнили о его героическом прошлом, что характеризовало его как опытного военачальника, но с другой, его герцогство в короткие сроки из отсталой дыры превратилось в процветающий край и это означало, что и хозяйственником лорд Навье оказался не хуже. И вот это уже настораживало. А ну как новый император начнет вникать в дела всей империи и захочет навести в них порядок?

Однако, первое время все шло по-старому. Новый правитель ни во что не вмешивался, не менял существующие порядки, не издавал новых законов, не стремился покончить с взяточниками и казнокрадами. И все успокоились, решив, что можно не волноваться и продолжать жить, как раньше.

Мартель очень бы удивился, узнав, какое прозвище дали ему в народе. Людская молва назвала его Тихим. А все потому, что император вел себя тихо, шумных праздников не устраивал, на три недели закрылся в своих покоях и не принимал никого, кроме магов. Даже коронация прошла как-то скромно, почти незаметно.

Волноваться народ начал после того, как по столице поползли слухи о темной ведьме, что подчинила себе их правителя и потому он ведет себя странно. Мол, сидит эта злыдня в его покоях, а все маги ходят у нее, как по струнке. И прислуживают ей такие же ведьмы, потому и нет доступа в императорскую опочивальню честным служанкам.

Как водится, слухи стали множиться, обрастать подробностями, порой столь ужасными, что у слабых сдавали нервы. Но, разумеется, ничего ужасного в покоях императора не происходило. Напротив, Абелии с каждым днем становилось все лучше. Мартель боялся верить глазам и потому постоянно требовал от окружающих подтверждения тому, что он видит. А видел он, как в черных волосах его нареченной с каждым днем появляется все больше медных прядей. Самые непослушные из них даже пытаются виться кольцами. И рунная вязь под кожей Абелии будто бы побледнела. Не исчезла совсем, но стала едва заметной. Если не знать, что она там, то и не догадаешься, что Тьма поставила на ней свои печати.

Маги не обманули доверие друга. Приложили все силы, чтобы свести клеймо темной с его солнечной девочки. Еще бы увидеть ее глаза, но страшно разочароваться, обнаружив, что они по-прежнему остаются чернее ночи.

— Не пора ли ее будить, коллеги? — обратился Жоэль Леклер к столпившимся у постели Абелии магам. — Определенно, магический сон пошел нашей подопечной на пользу, но не стоит с этим усердствовать, чтобы не было хуже. Не думаю, что девочка все еще представляет для нас угрозу. Вы только взгляните на ее волосы, они же почти вернули свой цвет.

— И все же опасность еще велика, — не согласился с товарищем лорд Алеман. — Дадим ей и себе время. Пусть хотя бы половина печатей исчезнет, тогда можно будет рискнуть с ее пробуждением.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— От печатей и так почти ничего не осталось, — возразил Арно Бовиль. — Вряд ли эти жалкие тени способны затмить ее разум, как это было в Вельеже.

Спор этот вспыхивал между магами с завидной регулярностью. Всю прошедшую неделю то один, то другой чародей выступал с предложением разбудить ведьму. С каждым днем таких оптимистов становилось все больше, но противники неоправданного риска все равно оставались пока в большинстве. Переломный момент наступил на двадцать первый день пребывания Абелии в магической коме. Голоса магов разделились поровну, причем Мартель выступал против. Он, как никто другой переживал за душевное здоровье своей невесты и хотел, чтобы к моменту ее пробуждения от темных печатей и следа не осталось.