Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман

«Сознание лирического героя антиномично: сам коней погоняет и сам просит: ‘Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!”»!53.

Однако если предположить, что вся описанная здесь ситуация: герой, сидящий в санях и погоняющий коней, — это метафора жизненного пути поэта, а кони являются олицетворением его судьбы, — то отпадет необходимость в вопросах типа: «Почему надо было сесть в эти сани?». К тому же тождество «лошади (кони) = судьба» следует из песни «Штормит весь вечер, и пока…» (1973): «Ах, гривы белые судьбы!», — где лошадиная грива напрямую приравнивается к судьбе.

При анализе «Коней привередливых» имеет смысл говорить о взаимодействии двух сюжетов — внешнего и внутреннего, то есть подтекста: «Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю / Я коней своих нагайкою стегаю — погоняю, — / Что-то воздуху мне мало, ветер пью, туман глотаю, / Чую с гибельным восторгом: Пропадаю! Пропадаю! / Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее! / Вы тугую не слушайте плеть! / Но что-то кони мне попались привередливые — / И дожить не успел, мне допеть не успеть. / Я коней напою, / Я куплет допою — / Хоть немного еще постою на краю! / Сгину я — меня пушинкой ураган сметет с ладони, /Ив санях меня галопом повлекут по снегу утром, — / Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони! / Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту! <.. > Мы успели — в гости к богу не бывает опозданий, / Что ж там ангелы поют такими злыми голосами? / Или это колокольчик весь зашелся от рыданий, / Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани?» (АР-8-12).

Для начала отметим, что первая строка — «Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю» — представляет собой квинтэссенцию жизни поэта. В том же 1972 году похожий образ встретится в «Канатоходце»: «Он по жизни шагал над помостом — / По канату, по канату, / Натянутому, как нерв!»; а через два года — в «Грустной песне о Ванечке»: «Зря ты, Ванечка, бредешь / Вдоль оврага».

Кроме того, к образам обрыва и оврага примыкают образы кручи и бездны в других произведениях, также объединенных образом лирического героя (хотя и выступающего в разных масках): «Я лег на сгибе бытия, / На полдороги к бездне» («История болезни», 1976), «Ты, — кричит, — стоишь над бездной» («Две судьбы», 1977), «Снова я над самой кручей — / Подо мной песок зыбучий / да обманчивый, / Всё ползло и клокотало, / Место гиблое шептало: / “Жизнь заканчивай!”» (там же; черновик /5; 462/), «А раньше я думала, стоя над кручею: / “Ах, как бы мне сделаться тучей летучею!”» («Вторая песенка Алисы», 1973), «На кручах таких, на какие никто не проник, / Жило-поживало веселое горное, горное эхо» («Расстрел горного эха», 1974), «Дразню над пропастью Нечистого: / “Поддай нам жару, Асмодей!”, / А мне судьба кричит неистово: / “Бери левей!”» (из зонгов к несостоявшемуся спектаклю Леся Танюка по пьесе Брехта «Махагония», 1980), «В какую пропасть напоследок прокричу?» («В младенчестве нас матери пугачи…», 1977), «Мне указала в пропасть рука с командой “Пли”» («Тот, который не стрелял», 1972; АР-3-127). Другой вариант: «Вот руку опустили, и я услышал “Пли”» (АР-3-129). То есть кто-то дал отмашку, и взвод произвел выстрел. Сравним в «Письме с Канатчиковой дачи», где точно так же действует главврач: «Подал знак платочком — значит, / Будут дергать наугад» (АР-8-45). А «дерганье наугад» — это и есть фирменный почерк советской власти: «Вылетали из ружей жаканы, / Без разбору разя, наугад» («Охота на кабанов»), «Кто-то злой и умелый, / Веселясь, наугад / Мечет острые стрелы / В воспаленный закат» («Оплавляются свечи…»), «Мечут дробью стволы, как икрой» («В стае диких гусей был второй…»). Кроме того, в «Том, который не стрелял» лирического героя расстреляли возле пропасти, а в «Письме с Канатчиковой дачи» пациенты сетуют: «Нам осталось уколоться / И упасть на дно колодца, / И там пропасть, на дне колодца, / Как в Бермудах, — навсегда».

Теперь обратимся к «Коням привередливым» и попытаемся разобраться с «противоречивостью» песни на примере строки: «Я коней напою, я куплет допою».

Если рассматривать ее в контексте внешнего сюжета, то будет непонятно, зачем герой собирается напоить коней, ведь они его после этого еще быстрее повезут к смерти. Да и вообще: как он может напоить коней, если все время их бешено погоняет?!

Но если коней воспринимать как олицетворение судьбы, то можно понять, что герой хочет «напоить» свою судьбу, как «Песню о Судьбе» (1976): «Я как-то влил стакан вина для храбрости в Фортуну, / С тех пор — ни дня без стакана. Еще ворчит она…». А перед этим герой говорит, что он стал «по возможности подкармливать Фортуну — / Она, когда насытится, всегда подолгу спит». И в эти минуты герой становится свободным.

Аналогичный мотив встречается в «Двух судьбах»: «И упали две старухи / У бутыли медовухи <.. > Греб до умопомраченья, / Правил против ли теченья, / на стремнину ли, — / А Нелегкая с Кривою / От досады, с перепою / там и сгинули»1-54.

154 Пррчем еесл в ««онях ппрвеееедлвых» ллирчеекии гфрй закклинет свою суддбу: ««уоляю ввс вскачь не лететь!», — то в «Двух судьбах» он уже проклинает ее: «Чтоб вы сдохли, вышивая, / Две судьбы мои — Кривая / да Нелегкая!».

Судя по всему, такая же ситуация описывается и в «Конях привередливых»: герой хочет напоить своих коней, чтобы они его не так мчали к гибели, и благодаря этому надеется «.допеть куплет» и задержаться «на краю»…

И здесь имеет смысл более тщательно сопоставить «Коней привередливых» с «Песней о Судьбе».

Если кони привередничают, то судьба ворчит («Еще ворчит она.

Кони лирическому герою «не дают додышать и допеть» /3; 380/, а Судьба схватила его за горло, поэтому: «Не надо за шею — / Я петь не смогу.»; и в обоих случаях герой кричит: «Или я кричу коням…» = «Кричу на бегу…».

Коней он хочет напоить и благодаря этому допеть куплет, а в Судьбу он «как-то влил стакан вина», после чего Судьба уже «ни дня без стакана», и герой вновь становится свободным: «Тогда я гуляю…».

Коней герой «нагайкою стегает», а про грусть-тоску, ставшую его судьбой в песне «Грусть моя, тоска моя», он скажет: «Поутру не пикнет — как бичами ни бичуй, / Ночью — бац! — со мной на боковую»