Цербер - Николай Полунин

Зиновий Самуэлевич нажал кнопку.

Глава 49

Никуда они не пошли. Вечер был испорчен сразу и бесповоротно.

Павел хорошо постарался, в квартире можно было почти свободно ходить и нашлось, на чем сидеть. Под предлогом еще одной чашечки кофе Михаил усадил его и блистающую Елену Евгеньевну рядышком. И проговорил четыре часа.

Он рассказал им о своих последних годах все... почти все. Он не убеждал и не пугал. Он просто перечислял, вспоминая, предыдущие факты, предоставляя делать выводы им самим.

Ему было необходимо, чтобы они поверили ему. Особенно Лена, ведь для Бати какая-то часть уже не была новостью. Поверили под нажимом голых фактов, как после им придется верить его голым словам. Факт незыблем, логика непостоянна.

Ему были нужны эти двое, потому что он резонно сомневался, сможет ли полагаться на двух других. Что их будет еще двое, он уже знал. Ты знаешь, сказали ему. Это было верно.

Солнце прошло свой путь над городом, нырнуло за крыши, ночь улеглась и сгустилась, а он все говорил. Кончив, зажег свет - лампу, прилаженную Павлом, - несмотря на отсутствие штор, которые были сорваны.

- А почему, Миша? Я хочу сказать, почему все-таки я должна тебе верить? Посмотри на меня и ответь. Почему?

- Вы двое - самые близкие мне в этом Мире, - сказал он, впервые употребив вслух слово "мир" с большой буквы. - Паша - давно, хоть и потерялись мы на какое-то время. Ты, моя хорошая, - совсем недавно. Так уж получилось. Мне будет очень горько без вас, - сказал он чистую правду. - Я хочу, чтобы вы остались со мной.

Он смотрел им прямо в глаза крайними своими головами. Третья, чуть выше двух других, была, как всегда, настороже.

Черные антрацитовые глаза Павла, Паши, Бати, друга, командира, замечательного мужика с судьбой, изломанной, как само его тело.

Требовательные Еленины глаза. Чуть раскосые и милые, милые...

- Чтобы вы остались живы, - солгал он.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Вначале существовал лишь вечный, безграничный, темный Хаос. В нем заключался источник жизни. Все возникло из безграничного Хаоса...

Из Хаоса возникли Миры.

Миров бесконечное множество, все они обитаемы, нет безжизненных Миров.

Законы каждого из Миров свои, они действуют только внутри этого Мира. Одно и то же явление может считаться собственной противоположностью в двух соседних Мирах, и это правильно, потому что каждый Мир должен жить по своим законам, иначе вновь придет время Хаоса.

Обитатели Миров могут догадываться о существовании друг друга, равно как и о самом множестве Миров. Они могут строить свои предположения, выдвигать гипотезы и создавать целые философские системы, сообразуясь с собственными логикой, разумом или верой, хотя и за этими понятиями в каждом из Миров может стоять свое.

Но они никогда не будут знать точно.

Глава 1

- Полшестого, мальчики, - совсем по-домашнему сказала Елена Евгеньевна и повела плечами. - Засиделись мы.

В процессе уборки Павел разгреб груду испорченных книг и опрокинутой мебели, повернул разбитым экраном к стене телевизор, сложил в угол останки музыкального центра, кассеты, диски. Скатал порезанный и протравленный во многих местах ковер. На испорченные кресла и диван накинул простыни, выбрав из кучи самые незаляпанные краской. Вымел битое стекло, остатки коллекции минералов, которая была в витрине, и коллекции бабочек, которая была на стенах.

Все это и многое другое теперь занимало угол с рулоном ковра. При определенном усилии воображения можно было заставить себя думать, что квартиру просто небрежно подготовили к ремонту.

Елена Евгеньевна странно выглядела в этой обстановке. Столешницу они с Павлом положили на два табурета из кухни и накрыли еще одной простыней. Кое-какой стол, сбегав в круглосуточный, Михаил все же организовал, а содержимое холодильника Павел, по его словам, собирал по всей кухне вперемешку с битыми бутылками.

- Хорошо позабыли кокнуть унитаз, - сказал Павел, - а то бы посидели мы, попили б коньячок, кофейком-чайком побаловались, а потом...

Он снова ушел на кухню. Елена Евгеньевна потянула из пачки сигарету, но так и не зажгла. Эта ночь опустошила ее. Посильнее, чем любой разгул страстей. Михаил взял ее руку в свои большие прохладные ладони.

- Как тебе новая реальность? Свыкаешься?

- Реальность не меняется, Мишенька. Это только мы принимаем наши новые знания о ней за изменения самой реальности. Так мне один умный человек сказал.

- Я, кажется, даже могу догадаться кто.

- Поцелуй меня, пока Павла нет, - попросила она, Он обнял, и вновь закружилась голова, только далеко-далеко.

- Твой деликатный друг насыпает сахар с кончика иглы, чтобы подольше не появляться. - Она прижалась к его плечу. - Ты совсем не представляешь, что это такое - ОНА? Откуда?

- Нет, - сказал он, подумав, что, в сущности, так оно и есть.

- Ты прав, Мишенька, мы другие... другие - сказала она, и Михаил услышал в ее голосе новое выражение, которое, однако, уже было ему знакомо.

- Я поверила вам с Павлом еще до...

Она показала на бурые пятна на простыне-скатерти.

В один из моментов своего рассказа Михаил попросил Павла повторить для нее демонстрацию, которую тот устроил ему близ костра на ночном берегу.

"Жирно будет всякий раз перстами-то бросаться, - заворчал тот, приняв один из своих многочисленных образов. - Так ты, Братка, потребуешь, чтоб я себе еще чего-нибудь оттяпал, пока ты за выпивкой и закуской уметешься. Оставляешь меня, понятно дело, с дамой, вот и во избежание... Так у меня отрастает быстро, не успеешь за дверь шмыгануть..."

Приговаривая, уже открыл самое маленькое лезвие перочинного ножичка, который потерялся в квартире еще год назад, а теперь, спасибо погрому, нашелся.

"Глядите сюда, барышня, да не бледнейте особо. Ножичек нарочно открыл самый маленький, мог бы и топорик кухонный притащить. Внимательно смотрите, глазки не закатывайте, специально делаю, чтоб вы, значит, весь процесс до тонкостев..."

"Не боюсь я вида крови", - отмахнулась Елена Евгеньевна (тогда)-вторая, еще ничем не убежденная, испуганная, готовая спорить.

Лезвие мелькнуло, мякоть ладони разъехалась "ртом", с него быстро-быстро закапало на скатерть. Елена Евгеньевна все-таки охнула.

А Павел специально держал руку раной к ним, давая рассмотреть все подробности. Салфеткой, как тампоном, он промокал кровь по краям пореза, чтоб не мешала видеть. Михаил и сам пригнулся ниже.

Обильное кровотечение продолжалось не более десяти секунд. Павел обмахнул рану салфеткой. Развороченное до сухожилий мясо как бы шевелилось, набухало, одновременно подсыхая, темнея, принимало вид чуть заветренного. Блеснули и пропали капельки желтоватой сукровицы. И вдруг - это было похоже на мгновенную кристаллизацию в перенасыщенном растворе - вместо разреза глянцевеет шрам. Еще один, поверх других.