Цербер - Николай Полунин

Он придет, он услышал. Сильный, сильный...

вспышка - цветы - дорога - зеленый газон - вспышка

- Сильнее! Сильнее!.. Миша, любимый...

Она то широко открывала обезумевшие глаза, то вжимала затылок в подушку. Внезапно выдернув ее из-под головы, одним сильным движением она подняла и себя, и тяжело бьющего в нее Михаила, подсунула подушку под поясницу.

Зверь в ней разрывал внутренности, расшатывал позвоночник...

Сколько это длилось, о, сколько же это длилось!

Она закричала.

...Пришла в себя от осторожных прикосновений ласкающих губ, языка к животу. Внутри стихало. Ослаблялась струна.

Она больше ни с кем не захочет. Она не сможет больше ни с кем, кроме Михаила. Выходит, Андрей и тут был прав? Насчет Бусыгина? Она тихонько засмеялась. Умница Андрей, все-то предусмотрел.

- Боишься щекотки, - сказал Михаил, отрываясь от своего занятия.

- Ты представить себе не можешь, какие глупости лезут в голову влюбленной женщине. - Голос у нее чуть охрип. От крика, наверное. Она села на покрывале.

- Еще немного, и ты раздавила бы мне голову.

- Не дразни меня, милый. Вдруг мне еще захочется, что будешь делать?

- Невысокого же ты обо мне мнения.

Она взяла его лицо в ладони, нежно поцеловала.

- Я обожаю тебя, Мишенька.

- Такие слова - и таким морозным тоном. Снежнокоролевским.

- Что поделаешь, видно, мне все больше мужики попадались, которых в строгости держать надо было.

- Мужик - он тоже разный бывает, - сказал Михаил.

- А с другими мне было неинтересно. Или так - кое-как...

- Я польщен. Послушай, у меня впечатление, что упал я с одной женщиной осквернять это супружеское ложе, а встал с другой.

- Привыкай. И ты еще не встал. Она прошла в гостиную, вернулась в его рубашке, а ему кинула мужской халат.

- Это из папиных вещей, ты не думай.

- Стоит ли вообще думать. Я разучусь, обещаю. Михаил потянул ее обратно. Елена-первая чуть было не упала в его зовущие нетерпеливые руки, не приникла;" припухшими губами к твердому телу - обцеловать от пальцев ног до глаз... но Елена-вторая быстренько загнала ее на место.

Она ловко вывернулась из рубашки.

- Не сию минуту, ладно? Я на тебя посмотреть хочу, мой хороший. Дай мне немного передохнуть. Вернешь рубашку или мне ходить голой?

Он молча перекатился на край, встал, накинул и запахнул халат.

- Шампанского, да? - сказала Елена Евгеньевна.

- Из холодильника?

- Из морозильника! Я сейчас. - Она легко поцеловала его, ушла и вернулась. - Открой.

В ней вдруг появилась странная раздвоенность. Не обычные ее игры в "первую-вторую", которые все-таки не совсем были играми, а как будто было что-то - и нет. Отняли или само пропало.

Грандиозное... и печальное.

Пока она ходила в комнату за вещами и потом за шампанским, Михаил пытался успокоиться и сосредоточиться. Он почти не помнил, что отвечал сейчас.

Его утихающие ласки, когда она, всхлипывая, лежала в полубеспамятстве, были вызваны благодарностью и нежностью, а не желанием. Вряд ли бы он сейчас что-нибудь смог.

"Визия". Опять о ней. Значит осталось совсем мало времени

Шампанское было по-настоящему охлажденным и очень хорошим.

- Если мы сейчас простудимся и умрем, я жалеть не буду, - весело сказала Елена Евгеньевна.

Михаил сразу отстранил свой бокал, словно обжегшись о ледяное вино.

- Какие у тебя планы на сегодня?

- Только ты, милый. Я готова быть с тобой вечность. На ближайшие двадцать четыре часа вполне можешь рассчитывать.

- Вечность - хорошее слово, - сказал Михаил.

- Я сказала не так? Почему ты спросил про сегодня? Ты хочешь уйти? Прямо сейчас?

- Нет. То есть да. Вместе с тобой.

Он сходил собрал свою одежду. Всего-то два шага, а когда вернулся, Елена была уже не в его рубашке, а в чем-то голубоватом, прозрачно-ворсистом. Она смотрела, как он одевается.

-Я... обидела тебя, да? Тебе было плохо со мной. Поэтому ты уходишь.

Он тотчас захватил ее в кольцо своих рук. Поцеловал в мокрые глаза.

- Что ты. Разве я сказал, что я ухожу? Я сказал, что мы уходим, ты и я. Хочу тебя кое-куда пригласить, понимаешь? Снимемся с якоря, пока день?

Елена Евгеньевна, как только он обнял, вцепилась ему в плечи и не отпускала. Какая там первая-вторая"! Ей показалось, что он сейчас уйдет навсегда.

- Ты правду говоришь?

- А ты как думаешь?

Он опять поцеловал ее. Не дав поцелую разгореться, оторвался.

- Не так уж я хорош, чтобы из-за меня плакать.

- Скажи еще что-нибудь. Что-нибудь хорошее.

- Я скажу, - пообещал он. - Я скажу столько раз, что тебе придется затыкать уши. Ну, теперь меня можно отпустить? Я не дальше кухни. Мне обещали кофе...

- Конечно. Сейчас.

- Э, нет, позволь мне. А ты одевайся. Насколько я знаю женщин, этот процесс займет не менее часа. Не беспокойся, я все найду сам.

Он вышел, а Елена Евгеньевна вытерла глаза, посмотрела на окружающие привычные вещи, ставшие новыми. Вздохнула и неожиданно для себя счастливо засмеялась.

Мысли Михаила неслись беспорядочно.

"Да, это именно тот ракурс, а треклятый светофор был правее. Странное пятно... Надо спросить ее про песню, но какая разница, на даче рядом с аэродромом я уже побывал... Только "наезда" мне и не хватало, тезка-Мишка верно сказал, братвы почерк, причем неотесанной... Что было сейчас? "Визии" и так не всегда четко запоминаются, а тут - в самый момент. Почище, чем муж из командировки. Как только не упал... - Михаил не удержался, хмыкнул. - Теперь мне думай, не думай, а только надеяться, что Батю чем-то осенит, я, похоже, выдохся..."

- Подходяще?

Она замерла, чтобы Михаил мог оценить ее, опершись на один из пяти выгнутых стульчиков вокруг светлого стола.

И сама она была вся светлая.

Очень светлое платье из необычной ткани со светло-зеленым на светло-сером с отливом и выработкой. Такая же пелеринка. Резные браслеты слоновой кости на обнаженных смуглых руках. К браслетам - кулон, сразу видно, очень старинный.

Шагнула, чуть сместившись - разрез до бедра. В кулон вставлен крупный черный камень.

И свободная россыпь черных колец по плечам. Михаил очень серьезно поднял кулон, сдвинул в сторону. Утонул губами в душистых полукружьях встрепенувшихся грудей.

- Честное слово, - сказал, возвращая кулон на место, - впервые вижу брюнетку, которой так идет светлое.

Елена Евгеньевна царственно изогнула бровь, улыбнувшись уголком рта. Обе ее родинки-мушки послушно подпрыгнули.

- Такой королеве необходимо соответствовать, а я... Придется ко мне снова заехать, что-то там должно было остаться. Кстати, Пашу могли бы прихватить с собой, он из глубинки, ему полезно развеяться. - Михаил надеялся, что это прозвучало достаточно естественно.