Цербер - Николай Полунин

"Надо же, будто всю жизнь теперь поставили раком. "Чероки" накрылся, жаль, но шеф заплатит. Сам еле живой ушел, но ушел ведь. А вот что еще два жмура на мне, пусть и недоказанных... Все равно, не климатит мне этот оборот".

Мишка втайне вел свой счет и даже наметил, дальше какого момента не пойдет ни при каких обстоятельствах. Он никогда ни к кому не примыкал, всегда был сам по себе. Ни разу не засыпался. Это было трудно. С появлением в его жизни шефа Михаила многое стало гораздо легче и проще, хотя и загадочней. Главное, приблизился заветный порог, задуманный капитал, обеспечив который, можно было вязать раз и навсегда.

И вот на тебе!

Теперь Мишка не знал, что и думать. На кого же он работает? Ведь это даже не иностранной разведкой пахнет, как они с покойником Петькой подчас рассуждали, не зовя пока в разговор молодого Алика. Понятны сделались шефа Михаила вопросы с подначкой: а чего это вы никогда не поинтересуетесь, что к чему почему?

Пришельцами из космоса это пахнет, вот чем. Или колдовством, тоже подарок не большой. У кого еще такой Паша Геракл в закадычных друзьях будет ходить?

Видел, Мишка видел, как он тем в лодке шеи переламывал. Двумя пальцами. Щелк - и нету. Курице голову трудней оторвать. Не занимался в это время ни с кем Мишка, не топил неизвестного гражданина. Тот сам готов был - виском в угол шверта, об него же и Мишка себе спину рассадил. Острый.

Павла с того водяного мотоцикла будто по воздуху метров десять пронесло. Его в прыжке еще встретили, не промазали, а ему хоть что. Приземлился - и пошло дело. Последний уж и башку набок, и язык наружу, а автомат все стрелял, видно, спуск зажало. На полике в лодке горсть свинца осталась. Сами они вышли, что ли?

От воспоминаний Мишка даже протрезвел. Он вообще больше прикидывался пьяным. На одном посту ГАИ "Ауди" с четырьмя мужчинами в салоне попытались притормозить. Ушедшие было вперед "Жигули" мигом среагировали.

Тот парень не задний ход дал даже, а рявкнув движком, взвизгнув резиной, развернулся, подскочил и что-то такое менту поганому вдвинул в рыло, что он от тех корочек отскочил, как от гранаты. Потом взбежал по лесенке в "аквариум" и тем козлам тоже дал просраться.

Если до этого поста "Жигули" и следующая за ним "Ауди" шли в общем потоке, особо не вылезая, то теперь поперли. Спидометр часто убегал за 150. Мишка такую езду любил.

Было у него, по молодым годам еще, когда понт выше дела стоял, затаенное. Идешь по участку, допустим, с ограничением. Топишь газ. Он тебе: "стоп", а ты раз - и стоп. А на стекле волына. Прямо так, на виду. Он от твоего стоп уши развесил, но к тебе. Увидал, чего лежит, зубы вперед: "Чье?" Ты ему: "Мое!" Он: "Разрешение? Документы?" А ты ему разрешение - на! Документы - на! И засохни, мусор...

За своими размышлениями тезка-Мишка пропустил Московскую кольцевую дорогу.

Один Михаил ни о чем не думал. Он был далеко.

Под плакучими ивами

вода, вода, вода.

За снегами, за зимами

луга, луга, луга.

Над ночной тишиной

месяц лег золотой.

Месяц...

Проехав по проспекту, где, к разочарованию тезки-Мишки, на светофорах останавливались, как все, они свернули в улицы района, где жил Михаил. Прижались к бровке, чуть не доехав до самого дома.

- К подъезду уж мы не будем, - вновь чуть виновато сказал Жук, подойдя к ним от синих "Жигулей".

- Вот хорошо-то! - завелся Павел. - А то вечно: набегут! цветы, понимаешь! Пресса! Надоело.

- Михаил Александрович, если что не так, извините. Мы старались. Всего доброго.

- Постойте, - сказал Михаил, видя, что Жук собирается садиться в машину. Вы говорили, меня будут ждать. Кто, где? Что мне делать дальше, брать в расчет ваше существование или прожили-забыли? - Он решил схитрить. - Если мне еще понадобится ваша помощь?

Если ко мне вопросы все же возникнут, на кого мне ссылаться, как найти вас?

- Нас не надо искать, Михаил Александрович, да и мы вас искать не станем. Просто, наверное, в нужный момент окажемся рядом. Если у нас будут соответствующие инструкции. - Жук нешироко развел руками и слегка, по-своему, улыбнулся. - Сами понимаете.

- Нам, Миша, самое время сдаваться идти, - сказал Павел, кладя ему руку на плечо. - Не горячись, все разрешится в свое время.

Жук благодарно кивнул ухмыляющейся бороде Павла.

- Вот именно, в свое время. Может быть, даже раньше, чем вы думаете. Нам пора. Всего хорошего.

С явным облегчением нырнул на сиденье рядом с блондином, и "Ауди" сорвалась с места.

- Дипломат, мать его...

- Скользкий, - подтвердил тезка-Мишка.

- Ты-то чего остался? Сказал бы, они тебя до дома подкинули.

- Так они ради меня и расстарались.

- Ну, я сказал бы.

Тезка-Мишка неопределенно повел бровями.

- А. - Михаил понял. - Ну, сейчас, только дождемся, пока домработница ключи подвезет. Мои-то в озере. Вместе с яхтой.

- Яхта непотопляемая, - сказал Павел. - Забыл? У нее под бортами поплавки в корпусе.

Они прошли вдоль дома к парадному Михаила. Едва не столкнулись с мужчиной в серых брюках и дырчатой тенниске возле самых дверей. Тот стоял столбом, с изумлением, как показалось Михаилу, уставясь на дымящийся у ног окурок.

- Тушить сигаретки надо! - громко сообщил ему на ухо тезка-Мишка, развеселившийся в предчувствии денег. - В урну бросать, не сорить на улице! Пошел! - прошипел Михаил, пропихивая тезку-Мишку перед собой. - Извините, сказал он мужчине.

Лифт стоял на первом этаже. Из-за Бати им втроем было в нем тесно.

- А ведь у меня кот в квартире третий день голодный. И домработнице не сказал. Ты чего, Паша, такой?

- Домработница, - молвил Павел в пространство. - Квартирный кот. На лифте покататься. Асфальт потрогать, консерву попробовать. Я папуас, Братка. Я приехал со своих Соломоновых островов.

- Тьфу ты, я серьезно...

Мужчина, которого чуть не задел у парадного Михаил, был Зиновий Самуэлевич.

Глава 43

Сегодня он опять приехал к этому дому, когда закончил торговать газетами.

Неодолимое чувство, что влекло сюда, заставило Зиновия Самуэлевича дважды пройтись вдоль дома, всех пяти его подъездов. Чтобы не слишком привлекать к себе внимание, он принял вид человека просто прогуливающегося. Или поджидающего кого-то.

Ужасно хотелось поджечь что-нибудь. Маленькую бумажку, клочок. Ведь никто же не узнает. Он может встать совсем в сторонке, подальше. Так как Зиновий Самуэлевич никогда не тренировал свой дар, он мог быть уверенным лишь метров за шесть-семь - как в том случае с конкурентом в метро. Дома-то он зажигал плиту вообще с одного метра и ближе.

Желание становилось нестерпимым.

Как назло, ни клочка мусора. При этом доме, наверное, дворником работал старательный человек. В другое время Зиновий Самуэлевич не преминул бы одобрить такой факт, но сейчас он предпочел, чтобы дворник оказался понерадивей.