Смерть президента - Виктор Пронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как?! — заорал Пыёлдин. — Как вы смогли прийти, если даже мышь не может просочиться сюда! Крыса не может проникнуть в этот Дом? А вы?!
— Ох, Каша, — вздохнула Лиля, и в ее голосе прозвучала горделивость. — Мы ведь и в самом деле, как крысы… По норам, по трубам, по стенным пустотам… Канализация, вентиляция — это все наши дороги, наши пути.
— А на фига вы пришли? Нас штурмовать собираются, газами травить, какими-то лучами выжигать…
— Ну как же, Каша, — Лиля обиженно заморгала. — Ты же оказался в беде… помочь надо… А потом… По телевидению сообщили, что вам сюда пищу доставляют… Мы подумали, что и нам кое-что перепадет… Опять же, крыша над головой.
— Кто тебе глаз подбил? — ничего другого Пыёлдин спросить не догадался.
— Хулиганы, — бесхитростно ответила Лиля. — Этот вот халат хотели отнять… А у меня под халатом и нет ничего, — она улыбнулась, — поэтому я и сопротивлялась. А тут Брынза подоспел… Отбились. Ты не думай, это не он, это хулиганы меня обидели…
Пыёлдин посмотрел на Брынзу и по тому, какой краской залилась его испитая физиономия, понял, что не все гладко в отношениях давних влюбленных, что и у них бывают сложности.
— Вы что же, с тех пор и бродите?
— Нет, Каша… — Лиля опять посмотрела на него с обезоруживающей доверчивостью. — Мы педагогический закончили, работали в школе, в станице Мартанской… А когда начались рыночные перемены, школу закрыли… А жилье у нас… Оно как бы служебное было, школе принадлежало… Нас оттуда выгнали. И мы пошли…
— И до сих пор идете?
— Нет, Каша, мы уже пришли.
— Ладно, располагайтесь, — Пыёлдин неопределенно махнул рукой. — Мне надо идти… Сейчас президент будет звонить.
— Боб-Шмоб? — спросил Брынза.
— Он.
— А чего ему надо?
— Не знаю… Привязался, как банный лист! Потолковать, говорит, надо.
— Ты, Каша, спуску ему не давай… Мы с тобой.
— Это здорово! Спасибо, ребята!
— Нас много, Каша, всех не одолеет.
— Как много? — обернулся Пыёлдин, уже собравшись уходить. — Вас же двое?
— Нет, Каша, больше… Мы группой пришли. Семнадцать человек… На подходе ребята… По трубам оно того… Медленно получается.
— Семнадцать человек?! — ужаснулся Пыёлдин.
— Да, Каша… Но это только первая группа…
— Будут еще? — похолодело у Пыёлдина внутри.
— Слух по земле прошел, Каша… Потянулся к тебе народ… Хорошие ребята обещали подойти…
— Вас же перестреляют! Дом окружен, на улицах танки, в воздухе вертолеты, какие-то лучевые пушки устанавливают в скверах!
— Авось! — Брынза небрежно махнул рукой. — Мы же добрались, и ничего с нами не случилось… А помнишь, как хорошо тогда жилось в накопителе… — Брынза растроганно положил голову на плечо Пыёлдину. — Хлоркой, правда, воняло, они какой-то заразы боялись, все хлоркой протравили… А жилось хорошо… И ты весь такой молодой, загорелый… А глаза! Как сверкали твои глаза, Каша! Но, знаешь, что потрясало больше всего? Хочешь, скажу?
— Скажи!
— Твой смех. О, как ты смеялся. Каша! Громко, заразительно, слезы катились из твоих глаз, как жемчужины! Мы любовались тобой, Каша.
— Мы и сейчас тобой любуемся, — добавила Лиля.
— Не надо! Сейчас мною любуется одна Анжелика. И никто больше. А я любуюсь ею. И никем больше. И не позволю, чтобы ею еще кто-то любовался. Кроме планеты Земля.
— И правильно, Каша! Не надо нами любоваться. Мы недостойны. Мы стали плохими, погаными. Да, Лиля?
— Хуже некуда!
— Но мы воспрянем. Каша! Обещаю. Вставлю зубы, куплю новую фуфайку… О! — Брынза прервал сам себя. — В одном пустующем доме на чердаке у меня припрятан целый чемодан вещей, почти новых. Мы приоденемся с Лилей, и тебе не будет так совестно общаться с нами, вот увидишь, Каша.
— Мне и сейчас не совестно общаться с вами. Но меня ждет президент. Надо мужику немного внимания уделить.
— Удели, Каша, удели… А то уж очень он обидчивый, самовлюбленный, спасу нет.
— Ладно… Обживайтесь.
— Если ты не возражаешь, мы спустимся на этаж ниже… Когда ребята подойдут по трубам, там будет удобнее… Здесь другая публика.
— Как хотите!
— И еще, Каша… Поесть бы, а?
— Анжелика, — Пыёлдин повернулся к красавице, — дай команду.
— Уже, — ответила красавица.
— И это, Каша… Нам бы с Лилей по глоточку, а? За твое здоровье, за твою девочку, за успех нашего общего дела, за победу над силами зла, а, Каша?
— Уже, — Анжелика улыбнулась, как может улыбнуться только первая красавица мира, когда ее любят и балуют, когда она тоже может любить и баловать.
— Каша, — Брынза приблизился к Пыёлдину и, воровато оглянувшись по сторонам, прошептал в самое ухо: — Ты надейся на нас, Каша. Понял? Ты на нас надейся. Мы не подведем.
— Хорошо, хорошо! — Пыёлдин сделал попытку освободиться, но Брынза продолжал удерживать его за рукав.
— Каша… Я не шучу, я знаю, что говорю, — Брынза сверлил Пыёлдина глазами, не решаясь произнести главное. — Мы с Лилей все обдумали, пока ползли по трубам. Из Дома живыми не уйдем. Ты понял?
— Понял, Брынза, все понял.
— Нет, Каша, не понял. И потому повторяю еще раз… Живыми отсюда не уйдем. Это твердо. Здесь может произойти все, что угодно… Сам говорил — и газами могут выкуривать, и взорвать, и лучами выжигать… Мы не дрогнем, Каша. Мы с Лилей пришли к последнему рубежу. Дальше никуда не пойдем. Нет сил.
— Кончились, — тихо отозвалась Лиля.
— Оружие в руки возьмешь? — спросил Пыёлдин.
— Я возьму все, что дашь. Автомат, пулемет, огнемет… Я готов противотанковую мину привязать себе на грудь. Понял?
— Зачем?!
— С этой миной я сделаюсь страшным оружием. Это будет ходячая мина, Каша, это будет соображающая мина. Я не очень сообразительный сделался в последнее время, но для мины много ума не надо.
— Ну, ты даешь, Брынза!
— Каша, — Лиля робко подергала Пыёлдина за рукав. — Каша, считай, что у тебя две ходячие мины… У тебя две мины, Каша. Моя будет даже пострашнее, потому что от такой задрыги, как я, никто подобного не ожидает.
— Надеюсь, до этого не дойдет, — пробормотал подавленный такой самоотверженностью Пыёлдин.
— Дойдет, — Брынза смотрел на Пыёлдина не мигая, и его воспаленные глаза с желтыми белками и красными прожилками излучали силу и уверенность. — Дойдет, Каша. Тебя не выпустят отсюда живым. А мы сами живыми не уйдем.
— Зачем же вы пришли?
— За тем и пришли. Ребята подойдут, ты их не прогоняй, ладно? В Доме много этажей, и все они пустуют… Мы еще сгодимся, помяни мое слово.
— Да на фига вы мне сгодитесь?
— Не говори так, Каша. Не надо так говорить.
— Ладно, замнем. А теперь скажи… Сколько их подойдет, что-то ты темнишь, Брынза!
— Знаешь, Каша, мне кажется, что они все время будут подходить… Нас ведь много развелось в последние годы. Видимо-невидимо.
— Кого это вас?
— Бездомных, безработных, бомжей, наркоманов, алкоголиков… Отовсюду нас выперли, Каша, нас выперли отовсюду. С квартир, с работы, с улиц выметают, с площадей, с вокзалов гонят…
— Сами виноваты! — жестковато произнес Пыёлдин.
— Конечно, — легко согласился Брынза. — Ты прав, Каша, ой, как ты прав! Мы и в самом деле сами виноваты. Упаси боже, чтобы мы винили кого-нибудь, кроме себя… Упаси боже! Мы плохие, Каша… Мы пьем водку, деремся, обижаем ближних. — Брынза коснулся локтем Лили, не то прося прощения, не то намекая, что именно ее он имеет в виду. — Мы не приносим пользы обществу, стране, родине… Не приносим. — Брынза сокрушенно вздохнул. — Но, Каша… Мы ведь и не хотим слишком много… Мы ничего не хотим. Дайте только дожить. Нам немного осталось. Если откровенно, нам почти ничего и не осталось.
— Да ладно тебе! — растрогался Пыёлдин.
— Каша, я знаю, что говорю… Нам немного осталось. Может быть, даже несколько дней… И потом, Каша, среди нас не сплошь подонки, пропойцы, воры и проходимцы… Учителя, врачи, инженеры всякие, ветераны войны и труда, ударники коммунистического труда… В прошлом, конечно. А уж они-то на похлебку предсмертную заработали, на глоточек вина, на подстилку в углу… Но они молчат, Каша, ты заметил? Мы все молчим. Не слышно нашего голоса ни по радио, ни по телевидению, с газетных страниц не доносится ни звука, ни стона, ни всхлипа… Нас как бы и нет. Наверно, нас и в самом деле нет… Мы просто тень от прошлой жизни. Только тень, Каша, только грустное воспоминание о былом. Да и оно вот-вот исчезнет…
— Все понял, — перебил его Пыёлдин. — Осознал. Проникся. Опечалился. А теперь — пока. Как я ни велик, но с Бобом-Шмобом не часто приходится разговаривать. Президенты, они крутоватый народец, капризный и довольно самолюбивый… Пока! Раздайся море! С горячим бандитским приветом!
Пыёлдин потряс кулаком в воздухе и неповторимой своей походкой, полуприсев, двинулся к кабинету Цернцица. За ним, едва касаясь ногами ковра, паря над ним, пошла Анжелика. И пока не скрылась за дверью, головы и заложников, и террористов с одинаковой скоростью поворачивались вслед за ней, и в глазах у каждого была безнадежность, полная безнадежность. Все вдруг осознавали ясно и твердо, что, когда мимо, мимо проходит такая женщина, жизнь можно считать неудавшейся, сломанной, а то и просто бессмысленной. И должно было пройти не менее часа, двух, прежде чем к людям возвращалась здравость мышления, а в глазах появлялся какой-то слабый, зарождающийся интерес к жизни.