След пираньи - Александр Бушков

– Вряд ли, – подумав, сказал Мазур. – Напади на него кто-то со стороны, обязательно унес бы деньги. Я не специалист, но сделано на совесть, с большим тщанием… Это, скорее всего, и есть дизайнер, он же печатник. Может, хозяин решил, что пора вовремя остановиться. И уволил работничка. А сам уже сюда не вернулся… Скорее всего, так и было. И при Советской власти эти денежки были в обращении, еще несколько лет ходили, так что обязательно забрал бы, останься он жив… В общем, за давностью лет расследование прекращается.

– И никакого золота, – сказала Джен разочарованно. – Везде одни бумажки…

– Я ж говорю – что бы мы с золотом делали? – пожал плечами Мазур. – А в общем, нам повезло. Подвал каменный, сухо, отличной бумаги навалом – разведем огонь прямо тут и одежду подсушим весьма даже качественно…

Глава шестнадцатая

Речной король

Мазур имел все основания гордиться собой.

Пошли пятые сутки «автономного плавания», если считать с того рассвета, когда они покинули избушку со скелетом (так и не побеспокоившим ночью), а в сухопутном экипаже не было ни потерь, ни серьезных травм. Мелкие царапины в счет не шли. Как и легкая депрессия, в которую Джен помаленьку погружалась, столкнувшись с необозримостью здешних просторов, которые следовало прилежно преодолевать на своих двоих. Мазур лишь следил, чтобы эта вполне понятная тоска не переросла в безнадежность, – старался изо всех сил, чередуя кнут и пряник, порой взывая к профессиональной гордости, не позволяющей уронить престиж ФБР в глазах бывшего коммуниста, то бишь его, порой откровенно пугая, что вколет ей, скрутив по рукам и ногам, вовсе уж жуткое снадобье, превратив на недельку в совершеннейшего робота. Ничего даже отдаленно похожего у него в аптечке не имелось, но Джен, накрепко усвоившая, что русские обожают устраивать «промывание мозгов», пугалась чисто автоматически. Правда, особого беспокойства она не доставляла, пряник пока что пришлось применять лишь дважды, а кнут – вообще единожды.

Главное, от погони они оторвались. В первый день еще слышали отдаленное вертолетное зуденье у горизонта, но оно умолкло уже через каких-то полчаса. Определенно, преследователи решили, что беглецы пойдут прямо на юг, к Шантарску, и действовали соответственно. Если еще действовали. Они быстро должны были понять, что в таких условиях беглецов не разыщет и парочка воздушно-десантных дивизий, а значит, Мазур не обольщался, скоро будет выбрана более выигрышная тактика. Кордоны у населенных пунктов, поднятая на ноги агентура, проверки на дорогах – и прочие удовольствия, которые человек с богатым опытом легко способен предвидеть. От чего, впрочем, его задача легче не становится…

Единственное светлое пятно во всей этой истории – полнейшая неосведомленность противника о том, сколько человек уцелело после бомбежки. И кто именно уцелел. Мазур успел как следует, хоть и бегло, осмотреть погибших – добрая половина из них, как ни тягостно об этом думать так отстраненно, с холодной логикой, практически испарилась, угодив в эпицентр. Вакуумная бомба такого типа в некоторых отношениях уступает лишь атомному взрыву, штука страшная… И ситуация работает на Мазура: когда невозможно дать точную ориентировку на розыск, неизбежны накладки и провалы. То, что возле Глаголева оказался стукач, не меняет дела. Мазур прекрасно представлял себя на месте того, кто руководит облавой, представлял, как скрипят мозги и пляшут разнообразнейшие комбинации: женщина и трое мужчин? Двое мужчин? Полдюжины? Здесь бессильна и ЭВМ: количество комбинаций выражается четырехзначной цифрой, если принять за исходную точку, что уцелели пятеро-шестеро диверсантов…

И все равно, в первом же населенном пункте придется нелегко. За глухонемую ее выдать, что ли? Но об этом не преминут посудачить, глухонемая красотка – отличная зацепка, остро пахнущий след… Глупо думать, что ее фотографиями погоня не располагает, а уж снимков Мазура у них столько, что можно стены оклеивать вместо обоев… Он, конечно, не брился, но особо на эту уловку не рассчитывал. Отечественные программы для ЭВМ, используемые народцем определенного пошиба, ничуть не уступают иностранным аналогам: моментально дают полный набор вариантов – подозреваемый с бородой и с усами, с длинными волосами, с короткими, вообще бритый наголо…

– О чем задумалась? – наигранно бодро окликнул он напарницу, шагавшую рядом, как автомат.

– Я и не представляла, насколько лес бывает омерзительным, когда его так много…

– Ну, это ты зря, – сказал Мазур. – Просто привыкла к городской жизни, а? Электроника, кондиционеры…

– Вот именно. Несмотря на Мичиган. Есть же разница меж пикниками и этакими вот странствиями…

– Вспомни отцов-основателей, – сказал Мазур. – Гордая тень «Мэйфлауэра», Джордж Вашингтон с его топориком – вот уж кого ты мне решительно не напоминаешь со своими увертками[15] – герои Аламо… что там еще?

– Побывал бы Вашингтон на моем месте… Посмотрела бы я, что осталось от его хваленой правдивости.

– Бог ты мой, разве я тебя обманывал в чем-то?

– Все равно… – горько вздохнула она. – Хорошо еще, ты меня не заставляешь коров доить…

– Это что, поговорка какая-то?

– Да нет, – сказала Джен. – Это роман Кеннета Скоггса «Джек на планете Канзас». Я не больно-то много читаю, времени нет, но однажды пришлось двое суток маяться бездельем в мотеле, и кто-то забыл книгу… В общем, этот самый Джек случайно оказывается в роли Робинзона на канзасской ферме. Ехал мимо, сломалась машина, отправился за помощью – а фермер повез жену в больницу, в город, началось наводнение, и Джек оказался пленником. Вместе со всей живностью. Ферма убогая, старомодная, в Канзасе таких сколько угодно, я сама видела. Вместо холодильника – ледник, ни телевизора, ни телефона. Еды, правда, хватает – но обыкновенной, которую нужно готовить самому, с нуля, из сырых продуктов, на газовой печке.

– А он что, не умеет?

– Конечно. Он вообще городской человек, единственное, что умеет – взять упаковку чего-нибудь замороженного и всадить в микроволновую печь, а уж она сама подаст сигнал… Электронщик из Большого Яблока[16]. Коров видел только по телевизору. А там, на ферме, их с дюжину. Лошадь, собаки, куры, индейки… Коров надо доить, они ревут, всех надо кормить, а он ничегошеньки не умеет. Даже не представляет, кому что давать. Вот четыреста страниц и описывается, как он учится на ходу. Вода-то спадать не собирается, это надолго… Иногда смешно, иногда – не особенно. Вообще, занятный роман. За неделю из него получился неплохой фермер, а еще через неделю он уже управляется так, словно там и родился.

– Нужда заставит калачи печь… – задумчиво сказал Мазур по-русски. – Хозяин что же, так и не вернулся?

– Там все замотивировано – у хозяина от переживаний за жену случился инфаркт, лежит без сознания, подключенный к медицинским агрегатам, никто и понятия не имеет, что ферма осталась без присмотра: все думают, там племянник, а он еще раньше решил от дяди сбежать без предупреждения… Вот и воспользовался случаем. Словом, когда вода спадает и появляется машина шерифа – решил на всякий случай посмотреть, как там и что, Джек себя уже ощущает сущим суперменом…

– Понятно, – сказал Мазур. – Надеюсь, он после таких приключений не воспылал любовью к фермерской жизни и не бросил Нью-Йорк?

– Нет, конечно. С огромным облегчением возвращается домой.

– Вот это правильно, – сказал Мазур. – Это я и называю жизненной правдой. Насильно мил не будешь. Не полюбишь вдруг коровок и лошадок только оттого, что пришлось в компании с ними пережидать наводнение, наоборот, еще сильнее возненавидишь после всего пережитого. Мне однажды три дня пришлось просидеть в компании верблюдов, и я после этого верблюда видеть не могу…

– Правда, он счастлив оттого, что показал себя настоящим мужиком, не пасующим перед трудностями…

– А, ну это конечно… – сказал Мазур. – Есть чем гордиться. Вот и ты постарайся рук не опускать. Никто тебя не заставляет полюбить эти места пуще жизни – но держаться нужно…

– По-моему, я держусь.

– А кто вчера ночью во сне всхлипывал? Честное слово офицера. И прижимался ко мне, как ребенок к своему плюшевому мишке. Было, мисс Деспард, что уж там…

Это была чистая правда, нынешней ночью все так и обстояло – ночевать под деревьями, пусть и завернувшись в большие куски выдуманной не самыми бестолковыми конструкторами ткани, неплохо державшей тепло, было, в общем, привычно для Мазура, но вряд ли могло устроить заокеанскую гостью, избалованную цивилизацией.

Всхлипывала она довольно жалостно. И Мазур добросовестно попытался задеть ее самолюбие. Однако на сей раз Джен что-то не вспоминала о феминизме – надувшись, смолчала.

– Правда, всхлипывала, – безжалостно сказал Мазур. – Если так и дальше пойдет, во мне самым пышным цветом расцветут тезисы откровенного мужского шовинизма… тс!