След пираньи - Александр Бушков

Пять машин – а дальше, у самого горизонта, видны еще вертушки, крохотные даже в окулярах его неслабого бинокля. Все как на подбор – транспортные. На траву из зависших в полуметре, не более, от земли машин цепочками выскакивают фигуры в камуфляже. Впрочем, не только в камуфляже – среди них там и сям виднеются марсианские силуэты в мешковатых комбинезонах противохимической защиты – куклуксклановские капюшоны, круглые очки, – разворачиваясь в шеренгу с похвальной выучкой, овчарки натягивают поводки, стелясь в азарте над землей длинными прыжками, без труда можно определить офицеров, энергично жестикулирующих, растягивающих длиннющую цепь пошире… Интересно, знают они, в чем дело, или им преподнесли нечто убедительно-весомое? Второе, скорее всего. Но стрелять хуже они от этого не станут, наоборот…

Черт побери, их тут не меньше батальона, а если учесть и тех, что маячат на горизонте крохотными подвижными крупинками, получается вовсе грустно… Хорошо еще, что шеренги нацеливаются на отрезок пути, давно пройденный беглецами. И все равно…

– Ходу, – сказал Мазур, беглым взглядом окинул напарницу, потом посмотрел на часы. Действие «Прилива» кончалось, на проворстве это не скажется, а вот мозги от вялости освободятся…

– Куда?

– В ту сторону, – показал он на отлогий склон. – Как себя чувствуешь, запоздалые переживания не колотят?

Она приостановилась, словно прислушивалась к себе, пожала плечами:

– Нет, в общем-то. Некогда, видимо…

– Ну и прекрасно, – сказал он нетерпеливо. – Бежим!

«Антисобакин» следовало беречь, расходовать по крошке – флакон довольно объемистый, но неизвестно, сколько им еще предстоит болтаться по тайге. Вот и выходит:

пройденный путь смотрится этаким пунктиром – к иным участкам собаки совершенно нечувствительны, а иные смогут унюхать, нельзя же рассчитывать, что чутье отшибет у всех сразу Сможет ли погоня выстроить маршрут беглецов?

Нет, рано. Но как только они определят примерное направление – жди сюрпризов. Вертолет позволил с маху переместиться на полторы сотни верст, но одновременно выдал само существование беглецов, снял все неясности. Теперь они знают: кто-то выжил после бомбежки. Быть может, сгоряча преувеличивают число уцелевших – то-то и подняли парочку батальонов, скоты…

Мазур предусмотрительно срубил две молоденьких елочки, обрубил ветки, так что получилось две палки повыше человеческого роста. Вручил одну Джен:

– Ваше копье, скво…

– Что, драться?

– Ох… – вздохнул он. – Нащупывать дорогу. Никогда не топала по болотам?

– Не приходилось…

– Прежде чем поставить ногу, прощупывай как следует. А то попадется «окошко», ухнешь туда, даже пискнуть «Боже, храни Америку!» не успеешь… Иди за мной, след в след. Провалишься – клади палку поперек.

Он тщательно замаскировал низенькие пеньки и кучку лапника мхом и старой хвоей – чтобы походило издали на муравейник. И оба двинулись в глубь болота.

Довольно скоро пятнистые штаны вымокли по колено. Холодная вода проникала в туго зашнурованные ботинки через верх – правда, вскоре она нагрелась от тела, прохлада стала привычной, не ощущалась уже. Мазур не собирался забираться далеко в болота – можно вляпаться так, что и в самом деле не вынырнешь, хотел всего лишь пройти по кромочке, чтобы оставить меж ними и погоней, если та возьмет след, широкую полосу. Да и опасно держаться на открытом месте – вдруг пошлют вертолеты?

Перед болотом остановится любая собака, даже обученная должным образом туда не полезет, а сунется, все равно не возьмет след с поверхности ржавой воды… Беда в том, что его процессор оперировал цифрами солидными, самой мелкой единицей измерения взяв километр (представавший на крохотном экранчике, пожалуй, десятой долей миллиметра). И там, где граница болота четко светилась красным, в реальной жизни хлюпающая под ногами вода тянулась на десятки и десятки метров за пределы отмеченной территории. Убедившись, что от процессора сейчас толку нет, Мазур спрятал его в карман, застегнул на пуговицу и положился на звериное чутье, на прошлый опыт таежного уроженца.

Болотные прогалины сменялись полосками сухой земли, украшенной лишь редкими березками, корявыми и хилыми, жесткой осокой, блекло-желтыми зарослями травы, название которой Мазур давно забыл. Временами они пересекали гривы – целые острова, широкие, обширные, поросшие то елями, то великанскими кедрами. Тогда можно было и припустить рысцой. Порой в стороне взлетали испуганные рябчики, тяжелые осенние глухари – судя по их реакции, охотники сюда захаживали не так уж редко. Однажды слева вдруг затрещало, словно через кусты пер трактор. Это оказался высоченный лось. Джен так и присела, разинув рот. Мазур без лишних уговоров дал ей легонький подзатыльник, подтолкнул вперед. Автомат он держал под рукой – на гриве можно столкнуться и с медведем, от неожиданности способным разобидеться и полезть в драку. На гривах полно грибов, ягод, кое-где, в кедрачах, земля усыпана шишками. И кормится тут самый разный лесной народ, от бурундука до «хозяина тайги»…

Вновь – широченная полоса болота, голая равнина, утыканная вовсе уж редкими березками. Под ногами хлюпает, вздымаются крупные пузыри, ощущение такое, словно шагаешь по подвесному мостику или бесконечным качелям… Мазур старательно щупал дорогу палкой, поставив ногу в воду, чуть притопывал.

«Окна» – штука и в самом деле коварная…

Далеко позади послышалась автоматная очередь – едва различимая череда тихих, но звонких хлопков. Нервишки шалят? Или на медведя напоролись и шмальнули сгоряча? Джен дернулась ближе к нему.

– Стоять! – бешеным шепотом скомандовал Мазур. – Не торопись, мать твою, иди, как я учил…

И тронулся вперед, щупая палкой, как слепец. Это не трясина, к счастью, дно сухое, корни травы длинные, за годы срослись, образовав огромный ковер, но можно угодить и на прореху… А до дна порой бывает далеко, с головой ухнешь…

– Далеко еще? – задала Джен насквозь идиотский вопрос.

Он не ответил – сам не знал. Шагал, как робот, озабоченно отмечая, что тени становятся все длиннее, что сумерки скоро сгустятся. То и дело оглядывался на Джен – пора бы и устраивать ее на ночлег, а то свалится, захандрит от такого начала пути…

Остановился перед неширокой, метров в двести, полосой ржавой воды, разделявшей две обширных гривы. Заботливо спросил:

– Писать не хочешь?

– Нет, спасибо, – серьезно ответила Джен, подула, отбрасывая со лба прядь мокрых волос. – Пойдем дальше, пока идется?

– Подожди…

Он решительно свернул вправо, подошел к кедру, всмотрелся.

Когда-то, очень давно, на стволе сделали затес – столь широкий и глубокий, что дерево с раной так и не справилось, как ни затягивало нарастающей корой, осталось нечто вроде дупла. И из самой его серединки торчало нечто ядовито-зеленое…

Мазур попробовал пальцем. Больше всего походило на окисленную медь – гвоздь? Ага, похоже. Годочков этому гвоздю должно быть поболе, чем ему самому, – как и кедру. Вот кого здесь не было за последние полсотни лет, так это лесорубов, кедры, как на подбор, матерые, вековые…

Он поднял бинокль, мысленно продолжил прямую линию. На том берегу на стволе стоящего у самой воды кедра метрах в трех от земли виднелось столь же уродливое дупло, стянутая рана, и в центре ее – очередной медный гвоздь.

– Пошли, – сказал он решительно. – Кто-то предусмотрительный оставлял отметочки, охотниками тут и не пахнет – им это ни к чему…

Гвозди некогда были длиннющими – они и сейчас, конечно, такими остались, но ушли в кору по самую шляпку…

В лесу было, как обычно, гораздо темнее, нежели на равнине.

Мазур спешил, шаря взглядом по стволам. Но неведомый путник, озабоченный когда-то тем, чтобы проложить надежную систему указателей, поработал в свое время на совесть – даже теперь без труда можно было рассмотреть целую цепочку зеленых шляпок, забитых метрах в десяти одна от другой. Не исключено, в старые времена болото было поглубже, и путь через него знал лишь загадочный забивалыцик гвоздей – потому и вколачивал их, в общем, на виду…

Мазур не особенно и удивился, когда впереди показалась небольшая избушка. Сумерки сгущались. Он хозяйственно прислонил к дереву обе палки, снял автомат с предохранителя и передал Джен фонарик, предупредив:

– Пока не подойдем вплотную, не включай, в тайге свет далеко видно…

Избушка, похоже, была поставлена в те времена, когда дедушка Мазура гулял по Невскому бравым новоиспеченным гардемарином, ревниво глядя, вовремя ли отдают честь нижние чины вкупе с городовыми… И работал тут не один человек – очень уж могучие бревна пошли некогда в дело. Даже крыша уцелела – плоские толстенные плахи, придавленные парочкой выворотней с обрубленными корнями. Окна напоминают бойницы – в избушке недурно можно отсидеться. Дверь заперта на огромный висячий замок. Обойдя избушку кругом, оценив окна-бойницы, Мазур опустил автомат – внутрь мог забраться разве что кто-то вроде бурундука или белки. Поблизости – яма с прозрачной водой, определенно родничок. В стену вбиты несколько проржавевших больших колец – коновязь?