Гонщик - Б. Б. Истон

в носу защипало, а в горле появился привкус аспирина – остатки дорожки, которую я вдохнула в кузове у Буббы перед тем, как уехать с трека. Я и раньше пробовала кокаин, но никогда перед тем, как сесть за руль. С ним это было гораздо круче. Все запахи, глухое урчание мотора, вибрации, скорость. Мне казалось, что я вот-вот оторвусь от асфальта и взлечу. Я высунула руку в окно, как крыло самолета, врубила стерео на полную и подпевала ему во все горло, мчась сквозь пропитанную дымом ночь.

Когда я приземлилась у дома Харли, я не чувствовала ни лица, ни рук, но мне было плевать. У меня были более насущные потребности.

Хоть я и ехала как минимум километров на пятьдесят больше разрешенного, Харли все равно меня обогнал. Взбежав по ступенькам заднего крыльца, я вошла, не стучась – с Харли меня больше не волновали формальности, – и обнаружила их с Дейвом наклонившимися над бежевой кухонной стойкой, спиной ко мне.

Я уже совсем собралась спросить, что они там делают, когда увидела, что Дейв наклонился и издал долгий фыркающий звук. Потом он поднялся и потер нос.

– Бли-и-ин, как хорошо зашло-то.

Обернувшись ко мне с широкой улыбкой, Харли махнул рукой, приглашая к себе. На лезвии бритвы, зажатой между его средним и указательным пальцами, вспыхнул отблеск света.

– Сюда, женщина. Мы празднуем.

Вытаращив глаза, Дейв уставился на меня.

– Я слышал, ты сегодня задала жару на треке, Би. Иди сюда! – Шагнув ко мне, Дейв обхватил меня руками за шею и чмокнул.

Козел.

Когда я, оттолкнув его, прижалась к Харли, Дейв истерически заржал.

Хихикнув, Харли обхватил меня свободной рукой, разделяя лезвием крошечную кучку белого порошка на две тоненькие дорожки прямо на кухонной стойке. Отложив лезвие, он выхватил у Дейва скрученную трубочкой стодолларовую банкноту и протянул ее мне, с ухмылкой сказав:

– Дамы первыми.

Я, не медля, взяла импровизированную соломинку. Кокс был прикольным – как будто вдыхаешь чистый энтузиазм, – но эффект проходил уже через полчаса, и мне потом всегда хотелось еще. Хорошо, что у меня не было денег. Я понимала, почему люди подсаживались на эту штуку.

Мы с Харли вдыхали наши дорожки, а Дейв шарил по кухонным шкафам, пока не нашел бутылку «Золотой текилы».

– Тра-та-та, – сказал он, держа ее и буквально приплясывая на месте. – Ты думаешь то же, что и я?

Харли взглянул на меня, и в его глазах светилась та же ярко-синяя мания, что и у его брата.

– Да, блин.

Я только переводила взгляд с одной ухмылки на другую.

– Что? Что у вас тут? Скажите. Мы будем пить? Потому что мне тогда нужна рюмка. И чтобы вы не дали мне выпить больше, не знаю, трех, потому что тогда меня стошнит. Хотя я никогда еще не пила текилу. Только Южный Успокоитель. Эта штука страшно жжется. Эй, а зачем вам соль? Стой. А это что – лайм? У вас что – есть в доме фрукт? Ни фига себе!

Я расхохоталась – скорее от неловкости, что болтаю с такой скоростью, – а Дейв с дикой скоростью нарубил лайм. Пока я молилась, чтобы он не оттяпал себе палец, и пыталась заткнуть свой неугомонный рот, Харли подошел ко мне сзади и расстегнул куртку. Сняв ее, он кинул ее на новый кухонный стол и начал целовать мне шею, спускаясь все ниже. Я закинула голову ему на плечо, а он скользнул языком в ямочку над ключицей.

– Ты можешь не пить, если не хочешь, леди. – От рокота его голоса в моей ключице всем остальным частям тела стало завидно. – Тебе надо только стоять тут и сиять красотой.

Когда я открыла рот, чтобы спросить, что он имеет в виду, Харли развернул меня лицом к себе и всунул мне между зубов дольку лайма. И улыбнулся. Блин, он был такой клевый. Я стояла, замерев, как дура, с чертовым куском лайма во рту, и пялилась на него, желая, чтоб вместо лайма у меня во рту была его губа, а он обсыпал мою мокрую, торчащую ключицу солью. Потом, взяв у брата крошечный стаканчик янтарной жидкости, Харли слегка приподнял его, салютуя, а потом нагнулся и слизал соль с моей кожи. Подавляя стон, я прикусила лайм, торчащий у меня в зубах. Мне в рот брызнул кислый сок, Харли опрокинул свой напиток, со стуком поставил рюмку на стол, взглянул на меня диким взглядом, кинулся на меня с оскаленными зубами и впился в лайм у меня в зубах. Жаркие, соленые губы сомкнулись с моими, и сок потек по моему подбородку.

Как только Харли вытащил зубами высосанный лайм у меня изо рта и выплюнул его в раковину, Дейв заменил его на свежий. Я взглянула в его глаза – такие же синие и безумные, как у Харли, только с темными ресницами и бровями, – и у меня захватило дыхание. Дейв наклонился и медленно провел языком по моей ключице.

Я ахнула, каким-то образом умудрившись не выпустить изо рта лайм, и поглядела на Харли. У него были сжаты челюсти, его ноздри раздувались, а глаза сощурились в узкие щелки. Он что, ревнует? Харли? Я встретилась с ним взглядом и повернула голову, давая Дейву лучший доступ к соли на моей коже.

Грудь Харли яростно раздувалась. Он злился. И мне это дико нравилось.

Как бы мое тело ни хотело стать начинкой в сандвиче Харли-Дэвидсон, мое сердце мечтало, чтобы Харли отнял свое. Я не хотела, чтобы меня делили. Нет.

Я хотела, чтобы меня ценили.

Я ухмыльнулась Харли через лайм, пока его брат, уткнувшись мне в шею, слизывал с меня соль.

Едва Дейв, оторвавшись от меня, опрокинул свою рюмку, Харли прорычал: «На хер» и оттащил меня от брата, схватив за плечо. Взяв в другую руку бутылку текилы, Харли выволок меня из кухни.

– Какого хрена? Я только дошел до лучшей части! – со смешком возопил Дейв нам вслед.

Харли даже не ответил. Он ворвался в свою спальню, пинком закрыл за нами дверь и кинул меня на матрас. Я плюхнулась на спину, все еще