Право быть - Вероника Иванова

- Ты мало чего хочешь, это верно. Но прислушивается ли мир к твоим желаниям?

Ни в коем разе. Остается лишь надеяться, что миру или Эне, его глашатай), не придет в голову устраивать кровопролитие по поводу и без.

- Иногда такое своеволие приносит пользу. Как в случае с городом.

- Ах да… И что же в нем было чудесного?

- По требованию случая я провел в Элл-Тэйне некоторое время и стал свидетелем весьма занимательных событий.

- Слушаю.

В мастерстве изображать искренний и неподдельный интерес Ксаррон превосходил всех моих знакомых людей и нелюдей. Особенно когда бывал заинтригован по-настоящему.

- Примерно раз в два-три месяца, точного периода мне не

удалось узнать, на город по реке спускается туман, обладающий весьма странными свойствами. Вдыхая его, люди начинают вести себя совсем иначе, потому что… Начинают думать по-другому.

- Как именно?

Я вспомнил свои ощущения от молочно-белой пелены и невольно поежился.

- В голове всегда много разных мыслей, но какие-то из них яснее, какие-то расплывчатее. Так вот, туман словно запуска-ет свою лапу в сознание, наугад вытягивает одну из мыслей и придает ей силу. Очень много силы. Проще говоря, человек становится почти рабом одного-единственного желания или измерения и стремится его осуществить во чтобы то ни стало.

Тебе об этом рассказали очевидцы? - невинным тоном уточнил кузен.

- Да. Отчасти. Но я бы не поверил или не придал бы значе-ния тем рассказам, если бы…

- С тобой произошло то же самое, верно? - Верно.

- Значит, туман действует не только на людей. Логичный вывод, хотя сомнения и остаются.

- Моя плоть подобна человеческой.

- А сознание?

Сознание. А ведь он прав, фрэллов кузен. Мое сознание имеет существенные отличия от человеческого, взять, к примеру, хотя бы Мантию… Нет, ее брать нельзя, потому что она не чувствовала влияния тумана. Почему?

Мантия плотно соединена с моим сознанием, но при этом не является его частью. Она наблюдает за происходящим в мире, пользуясь исключительно результатами моих ощущений и впечатлений, переплавленных в мысли, явные или неявные. Я же получаю сведения извне напрямую, посредством плоти и почти беззащитен перед враждебным внешним воздействием, пока его признаки не станут доступны Мантии и она не предпримет какие-то действия. Пустота связана со мной только через плоть, а потому не подчиняется моей подруге. Что же получается?

Мое сознание действует отлично от человеческого лишь в том случае, если плоть передает сведения о внешнем мире.

Если же она молчит, или шепчет, или даже говорит вполголоса, Мантия оказывается любопытным, но бесполезным довеском. М-да. А ведь я мог бы стать неуязвимым… Если бы целиком и полностью сосредоточился на осмысливании того, что доступно органам чувств. Если бы превратился в безвольную куклу, верно и преданно служащую интересам Мантии.

Вот как все просто: или действуй на свой страх и риск, или забудь о свободе. Хорошо еще, что у меня появился серебряный зверек, которому тоже небезразлично, живым или мертвым я выйду из очередной передряги.

- Туман действует на любого, чье сознание связано с плотью напрямую, а не через посредника.

- Обнадеживающе звучит! - хмыкнул Ксо.- Если бы я узнал все это не от тебя, не поверил бы, уж слишком невероятно твоя история выглядит.

- Неужели полевой агент ни разу не слышал о тумане и не попадал в него?

- Докладов не было.

Странно. Понимаю, перевалочный пункт скотогонов - невеликая значимость для государства в целом, но для наблюдателя любые события, отличающиеся от привычных, должны быть поводом к немедленному составлению и отправлению доклада. Если только…

Если агент остается верным своему руководству.

- Ты говорил, туман спускается вниз по реке? - Ксаррон вновь обратил свой взгляд к карте.

- Да. С Гнилого озера.

- Откуда?!

В голосе кузена настолько явственно прозвучало недоумение, что я тоже повернулся лицом к стене, чтобы увидеть… Чтобы не увидеть ничего. Истоки Тэйна терялись в местности, неопределенно раскрашенной под цвет то ли леса, то ли гор. Ни малейшего намека на водоем, большой или маленький.

- Там нет никакого озера,- заявил кузен.

- Оно должно быть.

- С чего ты взял? Может быть, местные жители упоминают о нем лишь для красивого словца.

- Горожане не показались мне похожими на любителей приукрашивать действительность.

Тогда как ты объяснишь отсутствие озера на карте? Я могу поручиться, что она не лжет. - Почему?

Ксаррон посмотрел на меня со странной торжественностью в изумруде глаз.

- Та часть Западного Шема - мои владения. Ах вот в чем дело… Плоть кузена, стало быть?

- И потому ты уверен, что там нет озера?

Уверен. Может быть, когда-то давно, еще до войны… Но с тех пор в мире многое изменилось.

Если учесть, что часть драконов погибла, удивляться не приходится. И все же кое-что меня тревожит.

- Ты ведь родился во Вторую Волну?

- В самом ее конце. Незадолго до того, как ты… Незадолго до смерти моего отца.

Догадываюсь. Потому что после той смерти и Разрушителю оставалось жить считаные дни.

- Значит, твой мир создавался из плоти уже поверженных драконов?

Неохотный молчаливый кивок.

Догадываюсь, что гордиться здесь нечем. Правда, когда кто-то появляется на свет, ему некогда оцениватьправа и желания других в продолжение жизни, потому что у новорожденного есть только одно сокровище за душой. Обязанность выжить.

Но я не хочу побольнее уколоть кузена, даже если он считает иначе. Я ищу ответ, сам пока не знаю, на какой именно вопрос.

- И никаких трудностей не было? Ведь*в Купели тогда наверняка царил хаос насильно освобожденных Нитей.

- И откуда только ты все знаешь, даже если не можешь знать? - огрызнулся Ксаррон.

- Я всего лишь предполагаю.

- И при этом не ошибаешься в своих предположениях… - Он подошел к окну и присел на мраморную доску.- Трудности были.

- Расскажи.

- А сам навоображать не можешь?

Если бы мог, не стал бы терзать твою память. Но я не спосо-

бен созидать, как бы ни хотел этому научиться. Только прикоснуться. Представить. Разделить… Разделить?

- Я хочу услышать от тебя.

- Услышать, но не послушаться… - беззвучно прошептали тонкие губы, а глаза полыхнули пламенем, в котором только с большим трудом можно было угадать изумрудный оттенок и которое потащило меня за собой, в тень, в темноту, в прошлое, невозможное и непостижимое…

Все существо крохотной искорки наполнено восторгом. Чистым, сверкающим, ослепительным, но не ослепляющим. Слепнуть нельзя, даже от счастья. Где-то там, в воспоминаниях о пылающем горне, теперь навсегда покинутом, живет уверенность, согретая надеждой. Искорка знает, что предстоит много и упорно трудиться, но так же точно она знает: все достижимо. Не сразу, не вмиг, мелкими-мелкими шажками, осторожно, наугад, а стало быть, непременно на ощупь, невесомо касаясь разноцветных Прядей, тонкой сетью опутавших пространство. Долететь, прижаться, слиться в единое целое, вобрать в себя, одновременно растворяясь, почти исчезая. Вспорхнуть в новый полет, но уже не искоркой, а язычком огня. Ворваться в море взволнованно дрожащих Нитей, протягивая следом ту, самую первую, самую родную. Стежок за стежком, пока неровные и неумелые, но ведь это только начало…