Дом тысячи дверей. Часть 1 - Ари Ясан

— Довольно! — закричал В. — Хватит паясничать, и без того я достаточно долго служил вам поводом для веселья. Что? — ехидно осклабился В., пялясь в потолок. — Довольны? Сладили? Всего у вас навалом, только не хватает таких болванов как я, с которыми вы можете делать все что угодно! Что? Поймали кайф, наблюдая за глупой мушкой которая попала за стекло? А? Каково чувствовать себя богом? Чудесно, не так ли? Захотите — и я сдохну тут, а захотите — так протяну еще немного! Ну так иди сюда, иди сюда, ты, паршивая морда! Что ж ты там спрятался за стенкой, а? Иди сюда, сюда иди! Неужто кишка тонка посмотреть в глаза своей жертве? — В. бил себя кулаком в грудь.

Когда он только начинал свою пламенную речь, то был вполне спокоен, но теперь так завелся, что не мог остановиться. Он все выкрикивал ругательства и вызывал Мистера на бой, но ответом ему была гробовая тишина. Наконец, В. угомонился. И то потому только, что ему пришла в голову мысль о том, что мерзкому старикашке понадобится время, чтобы добраться со своего наблюдательного поста до этой комнаты. Хотя изначально В. не хотел ссориться с Мистером, а наоборот, намеривался смиренно попросить его об освобождении, но теперь он был даже рад тому, что излил душу. Есть все-таки маленькая надежда на то, что эта гневная тирада проняла Мистера и он явится сюда, чтобы разобраться с В. И В. стал ждать.

Тянулись минуты и часы, но В. по-прежнему был один. Никто не пришел. Вспыхнувший было огонек надежды окончательно потух. В. был почти уверен, что Мистер не слышал обличительной речи В. Ничем, ничем, ни слезами, ни словами, В. не сможет изменить своей участи. Все то же, опять то же — бесконечное мучение и больше ничего. Если он и сможет заснуть, то завтра проснется для того только, чтобы опять страдать в угоду этим извращенцам. Для него нет выхода. Никакого. Никогда, никогда он не выйдет из этой комнаты. Никогда. Все кончено. Никогда.

И так повторяя про себя: никогда, никогда, никогда, В. чувствовал, как с каждым словом поднимается в нем ярость, как вскипает неугасимый вулкан, ищет выхода безумный джинн, над которым у В. нет власти. Еще мгновение — и В. взвыл как дикий пес и стал крушить все, что только попадалось ему пОд руку. Первым пострадал деревянный стул. Схватив его за спинку, В. с остервенением колотил им по стене, пока стул не разлетелся в щепки. Каждый удар, треск ломающегося дерева доставлял В. истинное наслаждение. Он кричал и гоготал как полоумный и, разделавшись с одним стулом, принялсЯ за другой. Когда кончились стулья, В. взЯлся за диванные подушки.

Он колотил подушками по дивану, рвал ткань об углы стола, выворачивал нутро подушек, усыпая перьями комнату. Покончив с подушками, В. побежал на кухню, чтобы расправиться с чугунным монстром. Он пнул печку ногой, но она даже не покачнулась, зато В. здорово повредил ногу. От боли В. окончательно обезУмел. Он ухватил печку за трубу и, протащив перед собой печку на манер тарана, он обрушил ее на стЕну. Со стены посыпалась штукатурка и там образовалась внушительная брешь. В. радостно взвыл. Он опять вооружился печкой и нанес еще один удар. Полетели куски кирпича и штукатурка. В. снова разбежался и снова ударил печкой стену. И потом еще…

Все было замечательно, и В., наверно, еще не раз предпрИнял бы подобную атаку, но, к несчастью, силы его иссякли. Он протащил печку только каких-то два шага, и вынужден был бросить ее, потому что не смог больше сдвинуть с места чугунное чудище. Пошатываясь, В. проковылял в комнату, там еще пару раз пнул ногой валявшиеся кругом клочки подушек и обломки стульев, но это было все, на что его хватило.

И снова он рухнул без сил на диван, который к тому времени был усыпан перьями, опилками и обрывками ткани. В. и сам походил на испорченный грубой рукой механизм. «Я сломан и жизнь моя сломана, — подумал он, — потому мне так хочется раздолбать все вокруг». Но эта мысль не принесла ему ни покоя, ни ясности. После столь бурной истерики ему не стало легче. Он затих только потому, что ослаб, но его все еще корежило.

«Вот так и чувствуют себя одержимые дьяволом», — подумал В. И сразу же за этим мелькнула другая мысль: «Нечего валить все на рогатого. Нет уж, милый мой, дьявол здесь не причем, это ты мое золотце, ты сам во всей красе. Все это твое, родное, любимое — эта ярость и это безумство, они всегда с тобой были, с самых малых лет, наверно, с самого рождения. Должно быть, еще в колыбели, ты уже заходился визгом от злости, уже тогда ты неистовствовал из-за мокренькой пеленки. Так и теперь, чуть обмочился — и уже безумствуешь от ярости. Ты — ярость, и ты — безумство. Да ты просто бешеный шизик, моя радость!»

В. мог бы устыдиться своей яростной вспышки, но ему не было стыдно. Ему было страшно. Только сейчас он понял, как глубоко может пасть. Только сейчас он узнал, что способен полностью утратить контроль над собой. Здесь, в этой комнате, запертый в четырех стенах в одиночестве, он узрел настоящее чудовище, и этим чудовищем был он сам.

На какое-то время В. забыл и о Мистере, и о голоде, и о жажде. «Почему, почему я такой? Да, да… я ослаблен и раздражен отсутствием воды и пищи, но разве в этом действительная причина? Посмотрим правде в глаза, эти обстоятельства — всего лишь катализатор. Даже когда я был сыт и доволен, и тогда я мог вскипеть по любому поводу. Да, я прекрасно их помню, эти ужасные уродливые вспышки, мелкие и никчемные. Буря в стакане воды — это про меня. Или слоны из мух — тоже про меня. И все, что сказано про мелочных гневливых самодуров — и это все тоже про меня.

Я понимаю, что в гневе я последний дурак, но почему же я всегда спотыкаюсь на одном и том же месте, почему снова падаю в ту яму, в которой уже сто раз ломал себе ноги? Ведь я знаю, знаю прекрасно, что этот спектакль ничего не изменит. Все, что я сделал, так это еще раз показал, какой я никчемный идиот и больше ничего. Даже я сам на месте Мистера только бы отмахнулся от такого придурка как я. Чего уж там… и это все, на что я оказался способен! Хоть бы речь сочинил поизысканнее или подушки рвал на лоскуты как-нибудь фигурно. И печка эта… вот уж наверняка было забавное зрелище!»

В. вспомнил, как сыпалась штукатурка, и даже слегка покраснел. Вот оно как бывает! Безумный осел! олух! остолоп! В. ругал и проклинал себя и вдруг замер на полуслове. Он соображал медленно, но наконец мысль созрела окончательно. Он хлопнул себя ладонью по лбу. Ха! Остолоп, олух говоришь? Не такой уж ты и дурень! Вот как все сложилось: думал, думал, ничего путного не придумал, но стоило верх взять примитивной агрессивной твоей стороне — и решение найдено! Так просто, но это именно то, что нужно! И как только ему раньше не пришло это в голову! Может быть, В. и не силен во всех этих магических штучках, но в руках-то еще силенка осталась!

В. медленно встал и спокойным четким шагом направился на кухню. Теперь ему на все наплевать. Он не будет больше ждать милости или снисхождения, не будет ждать спасения. Он пойдет и разгромит эту стену в пыль, разберет ее по кирпичику. Вот оно, торжество грубой физической силы! Полная победа материализма!

В. чувствовал себя уверенным и полным сил, как никогда за все дни своего заключения. Он впервые действительно чувствовал себя способным выбраться из этой передряги живым и здоровым. Вдруг его осенила другая занимательная мысль: а почему, собственно говоря, на кухне оказалась эта никчемная чугунная печка ни на что не годная, но при этом тяжеленная? Может быть, это действительно испытание, но только испытание иного рода, чем думал В. вначале. Задание на сообразительность.

Возможно, Джадж сам, своей рукой, сотворил здесь это стенобитное орудие для того только, чтобы В. догадался использовать его по назначению? Но когда В. добрался до кухни, его ожидало новое разочарование, сравнимое с полным крахом. Печка была на месте, и стена тоже, но никакой выбоины в стене не было! В. кинулся к стене. Ничего! Ни трещинки, ни царапинки! Нет даже пыли. Это окончательно доконало В. У него даже не было сил соображать, что случилось: то ли все это ему приснилось, то ли эти стены обладают способностью к регенерации, то ли он действительно сходит с ума. Он знал только одно: стена была целой и невредимой. Он попробовал сдвинуть печку с места и обнаружил, что не может даже пошатнуть ее. Какая-то безумная катавасия приключилась с В., и он больше не мог всего этого выносить.

Что с ним происходит? Пусть вокруг творится что-то странное, но он-то сам почему ополоумел? Только недавно он был зол, как черт, через каких-то несколько минут он стал испытывать стыд и раскаяние, потом настал черед надежды и уверенности, и вот все завершилось отчаянием и безысходностью. Что происходит? Неужели он действительно обезумел? Человек не может так молниеносно и самозабвенно переходить от одного чувства к другому. Это похоже на чудовищный аттракцион, причем никому не дано предугадать, когда тележка, так сказать, покатится под горочку, а когда вдруг поползет вверх.