Блаженство страсти - Патриция Мэтьюз

И он проговорил с твердостью:

– Я считаю, что это отличная мысль, мистер Крогер. Моя семья и я, мы все очень рады принять участие в устроительстве этого бала. И я уверен, что другие деловые люди нашего города также присоединятся к нам и пожертвуют средства на это достойное мероприятие.

За несколько последующих дней состояние Джессики значительно улучшилось, несмотря на жару и духоту.

Она почти ежедневно встречалась с семьей Мендесов и Рамоном, как правило, у них в доме, и эта кубинская семья, эти живые, темпераментные люди пришлись ей по душе.

Во время этих посещений Рамон обычно садился подле нее, и хотя они почти не имели возможности вести какие-либо личные разговоры, они очень много говорили друг с другом взглядами.

Теперь Джессика не слишком беспокоилась из-за провала в памяти и даже начала надеяться, что Рамон в конце концов выберется из скорлупы своей замкнутости и станет с ней более откровенным.

Все планы, касавшиеся устройства нового благотворительного бала, который должен был состояться, конечно же, в отеле «Залив Тампа», были практически приведены в исполнение. Меню, как было решено, станет таким же, какое предполагалось для других балов. Были разосланы приглашения, нанят оркестр, и повсюду в витринах магазинов красовались афиши с трогательной сценкой. Джессика надеялась, что теперь, когда дело сделано, Рамон найдет время, чтобы встретиться с ней в более непринужденной обстановке; и после последнего собрания, на котором они обговаривали заключительные детали, она осмелилась предложить ему это.

– Рамон, – сказала Джессика потихоньку, когда остальные члены семьи не могли их слышать. – Рамон, могу ли я поговорить с вами наедине? Я хочу кое-что подарить вам.

Дело в том, что в своих вещах девушка нашла – к собственному величайшему изумлению – незаконченную вышивку, мужской портсигар. Но она не смогла вспомнить, кому он предназначался. Отцу портсигар не был нужен, потому что отец не курил. Во всяком случае, Джессике показалось, что это прекрасная идея – подарить портсигар Рамону в знак благодарности за его доброту к ней. И она докончила вышивку, аккуратно и с любовью поместив в центре инициалы – «РМ».

В этот день она взяла портсигар с собой, надеясь, что ей как-нибудь удастся вручить его молодому человеку.

Рамон смотрел на нее, и его лицо заливалось темным румянцем. Наконец он сказал:

– Пойдемте в сад.

Джессика охотно согласилась и прошла вслед за ним через кухню в сад. Он был большой, но довольно запущенный: яркие цветы, росшие повсюду в изобилии, боролись за место под солнцем с огородом и фруктовыми деревьями.

Когда они уселись в тенистой, прохладной беседке, Рамон повернулся к девушке. И прежде чем она заговорила, сказал:

– Джессика...

Он совсем недавно начал обращаться к ней по имени. Она тут же откликнулась:

– Да?

– Джессика, мне бы хотелось...

– Да, Рамон? – Сердце ее забилось быстрее.

– Я уезжаю. Я отплываю с войсками генерала Нуньеса. Мы отправляемся на Кей-Вест, а потом на Кубу.

– О нет! – горестно воскликнула девушка.

Рамон кивнул:

– Да. Именно этого я ждал, ради этого работал. Мы все уезжаем. Я, мой брат Эдуардо и Карлос Чавез. Я думал, что вы знаете.

Некоторое время Джессика сидела молча: ее охватило чувство deja vu[13]. Кто-то еще, кто был ей дорог, говорил ей то же самое? Но воспоминание исчезло так же быстро, как появилось.

– Я... я бы не хотела, чтобы вы уезжали, Рамон. Вы мне так нравитесь! – Эти последние слова вырвались у девушки, прежде чем она успела понять, что говорит, и Джессика закрыла ладонями пылающее лицо, охваченная мучительным смущением.

Рамон ласково взял ее за руку.

– Вы мне тоже очень нравитесь, Джессика.

Джессика подняла на него глаза; она была приятно удивлена и смело встретила взгляд Рамона.

– Но, Джессика, я должен сказать кое-что еще. Хотя вы действительно нравитесь мне и даже дороги мне, такая дружба между нами невозможна.

Она внимательно посмотрела на него.

– Но я не понимаю вас.

– Нет, понимаете. – Рамон вздохнул. – Потому что вы – это вы, а я – это я.

– Вы хотите сказать, потому что вы – кубинец, а я – нет?

Молодой человек кивнул:

– Да. Мы слишком разные. Мы живем в слишком разных мирах.

Джессика горько улыбнулась.

– Но мне нравится ваш мир, Рамон. Я люблю вашу семью, они все удивительные люди.

– Да, удивительные. И мне нравится ваша семья, но это к делу не относится. Поверьте мне, я лучше вас знаю, к каким осложнениям может привести подобное несходство между мужчиной и женщиной. Это не имеет отношения к моей поездке на Кубу – это было решено гораздо раньше, а теперь я вижу, что оно и к лучшему.

Чуть не плача, Джессика вырвала у него свои руки.

– Не понимаю, как вы можете все это говорить! – Она отвернулась. – Наверное, мне нужно уйти. Мама ждет меня дома. – Она сделала несколько шагов, но потом вернулась, роясь в своей сумочке; наконец она нашла там портсигар. – Вот, – проговорила она, сунув портсигар Рамону. – Я сделала его для вас, за то, что... вы помогли мне в ту ночь, на пожаре.

Прежде чем пораженный Рамон успел что-либо ответить, Джессика бегом обогнула дом и побежала туда, где на привязи стояла ее лошадь, запряженная в двуколку. Слезы, которые девушка до тех пор сдерживала, полились по лицу. Она ехала домой, направляя лошадь по хорошо знакомым улицам, и воспоминание, которое слегка скользнуло по поверхности ее памяти, теперь терзало ее, и душа девушки была исполнена тревоги и растерянности. Только-только она почувствовала себя лучше, только-только ей показалось, что Рамон наконец начинает испытывать к ней симпатию, – и вдруг оказывается, что он уезжает и что она опять остается одна. Опять?

Джессика почувствовала себя совсем запутавшейся и несчастной; она подстегнула лошадь. Единственное, чего ей сейчас хотелось, – это оказаться в своей комнате, наедине с собой, где ее слез не заметит никто.

Когда Нейл открыл глаза, он в первое мгновение пришел в ужас: ему показалось, что он ослеп, потому что вокруг ничего не было видно. Потом он ощутил тупую боль в груди и в левом плече. Подняв голову, молодой человек увидел неподалеку горящий лагерный костер. Слава Богу, он не ослеп. Просто была ночь.

Молодой человек осторожно исследовал левое плечо, там, где боль была особенно сильной, и обнаружил под рубашкой какую-то выпуклость. Повязка? Разве он ранен? Кажется, так оно и есть. Но где он находится? Выстрелов не слышно, значит, он где-то далеко от поля боя.

В тревоге он попытался подняться с одеяла, на котором лежал, но ему это не удалось. Застонав, он откинулся на спину. Где, черт побери, он находится?